Игры в бисер

5. Моби Дик

Анималисты любят говорить за животных, но вряд ли то, что тем понравилось бы. Вставляя в чужую пасть свои слова, мы ведем диалог с собой, не в силах выйти за пределы человеческой перспективы. А если бы вы-шли, то удивились бы. Пытаясь встать на чужую точку зрения, Лотман писал, что звери живут по вечным правилам, а человек – по произвольным. Поэтому зверю человек должен казаться сумасшедшим – непредсказуемым.

Непреодолимость видовых границ не мешает животным попадать в литературу, где они меняются намного меньше нас. Зверь всегда равен себе, мы – нет.

Именно поэтому я никак не могу дочитать “Моби Дика”. Я нежно люблю Мелвилла за его лирическую утопию о каннибалах (“Тайпи”). Я без конца перечитываю начало его главного шедевра. Следя за рассказчиком Измаилом и его другом-дикарем Квикегом, я исследовал сухопутные окрестности романа в Бедфорде и Нантакете. Но как только доходит до самого Моби Дика, у меня опускаются руки и закрывается книга.

Что значит воплощение зла? Какой такой левиафан, вступивший в войну с нашим племенем? Кто, спрашивается, первый начал? Да и знаете ли вы кита? Плыли с ним рядом? Заглядывали в его глаз? Купались в пущенной им струе?

Нет? Я, положим, тоже. Но мне довелось стоять на палубе экскурсионного суденышка, когда из морской пучины торжественно и медленно, словно мель в отлив, поднялся обросший ракушками черный китовый бок. Увидев его, я был горд, будто сам создал это высшее (самое большое) достижение нашей млекопитающей природы.

Пустить его на сало, чтобы рассеять лампами с китовым маслом сумерки Новой Англии, – больная идея. И в единоборстве Ахава с Моби Диком я целиком на стороне последнего.

Как, впрочем, и в других книгах про охоту. Когда я читаю у Хемингуэя, что герой или автор мечтает убить льва, мне хочется, чтобы лев убил Хемингуэя. Несмотря на то что он был моей первой литературной любовью, простить его уже нельзя. В противостоянии людей и зверей сегодня мы всегда на стороне последних.