Игры в бисер

2. Кино

Камера любит еду, хотя изображать ее на экране не проще, чем тот же секс. Застольные сцены помогают укрепить связь между реальностью и ее кинематографической версией. Экран с его стремлением к бескомпромиссному реализму лишен условности других зрелищных искусств. Театральные обеды – всегда бутафорские, зато киношная еда – бесспорно, настоящая, подлинная, живая. И это придает кинонатюрморту особый соблазн и специфическую прелесть.

Чтобы зрители сопереживали “целлулоидному” обеду, он должен чем-то отличаться от нашего. Быть убедительным, увлекательным, экстравагантным или уликой. В детективах, кстати, сыщики, как голуби, всегда едят. Это делает их человекообразными и позволяет ненадолго вырваться из клише детектива, ибо еда не только оживляет кадр, но и придает некоторую достоверность самым безумным проделкам сюжета.

Талантливо изображенное застолье часто становится знаменитым, вроде роскошного банкета в “Крестном отце”. Другой пример – куда более скромный, но и более изящный обед в “Золотой лихорадке” Чарли Чаплина, где маленький бродяга компенсирует скудость трапезы (вареные ботинки) застольными манерами.

В советском кинематографе натюрмортами прославились потемкинские пиры в “Кубанских казаках”. Специально пересматривая этот фильм на предмет его гастрономического содержания, я обратил внимание на исключительно вегетарианскую направленность кинематографической “клюквы”. В “Кубанских казаках” гуляющие по ярмарке герои проходят мимо пяти фруктово-овощных лавок. Казаки питаются исключительно растительной пищей: арбузами, виноградом, помидорами, кукурузой и огурцами. Идейное вегетарианство свойственно соцреализму в целом. Коммунисты обещали народу рай, а в Эдеме Адаму полагалась вегетарианская диета: “от всякого древа в саду ты будешь есть”.

Постепенно еда на экране, как это случилось и с живописными натюрмортами, отклеилась от сюжета и превратилась в отдельный жанр. Удобный пример и образец – “Джулия и Джулия” с непревзойденной Мэрил Стрип. Она играет Джулию Чайлд, автора библии поваренных книг “Как овладеть искусством французской кухни”. Подробно отвечая на этот вопрос, фильм ничем больше и не интересуется. Что позволяет его отнести к редчайшей ныне разновидности беззастенчивой идиллии, где, как в тех же “Кубанских казаках”, лучшее сражается с хорошим за бесконфликтную, сытую и вкусную жизнь.

Отсюда уже один шаг к бесконечным кулинарным шоу – от японских кухонных самураев до британских пекарей-любителей. Я люблю смотреть на тех и других, переживая вместе с героями. Первые переносят неудачи стоически, как Тосиро Мифунэ. Вторые – не исключая крепких бородатых мужчин – часто плачут над рухнувшим многоэтажным тортом.