Игры в бисер

1. Дисней

Я пропустил диснеевские мультфильмы, потому что в моем детстве нам их не показывали – из коммерческих, а не идеологических соображений. С последним все обстояло благополучно. Дисней, как, впрочем, и весь классический Голливуд, стоял на стороне бедных, обижал богатых и строил бесклассовое общество из зверей и принцев. Но из первых оно получалось лучше, чем из вторых.

Сам Дисней считал свои мультфильмы высоким искусством, достойным музеев. Туда они и попали, и я, с жадностью добирая недоданное в детстве, не могу нарадоваться глубине, драматизму, а иногда и трагичности этих шедевров. В одном из поздних (“Леди и бродяга”, 1955) изображена тюрьма для бездомных собак, откуда их отправляют на эшафот. В этом ужасном месте единственным утешением служит философия Бориса, русской борзой, ссылающейся на Горького. (Видимо, намек на Луку из пьесы “На дне”, самого популярного на Западе опуса советского классика.)

До тех пор, пока экзистенциальные драмы разворачиваются в царстве животных, даже таких необычных, как ушастый слон Дамбо, мы верим происходящему и сопереживаем ему.

С людьми хуже – они возвращают нас в сказку, из которой мы уже выросли. На экране все человеческие персонажи, не исключая принцев, выходят схематическими и очень на нас непохожими. В них обнажается безжизненность куклы или абстракция иероглифа: “палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек”.

Нарисованный человек получается универсальным, а значит, упрощенным – нам же есть, с чем сравнивать, себя мы слишком хорошо знаем. Зато анимализм – хлеб анимации. Звери обладают канонической внешностью, которая оборачивается бесспорным натурализмом.