Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

XXVI. Переписка с Петром адмиралтейца А. П. Протасьева в 1697 и 1698 гг. Воронежские корабли

О ходе работ по кораблестроению и о других, связанных с кораблестроением делах адмиралтеец А. П. Протасьев осведомлял царя, находившегося за границей, обширными письмами то на его имя, то на имя Ф. А. Головина, конечно, для доклада царю. Письма эти содержат как отчеты о сделанном, так и разного рода вопросы, за разрешением которых адмиралтеец считал необходимым к Петру обратиться, и если бы они сохранились полностью, то должны были бы изображать общее состояние дел в Воронеже, движение работ по кораблестроению как казенному, так и кумпанскому, его успехи и неудачи, достигнутые результаты и планы на будущее. К сожалению, из этой переписки за 1697 и 1698 гг. сохранилось всего лишь три письма Протасьева и не уцелело ни одного письма Петра. Все же остановимся на письмах адмиралтейца; может быть, они, хотя и в таком недостаточном числе, помогут нам окинуть кораблестроение за эти годы общим взглядом. Адмиралтеец, поставленный во главе всего дела воронежского кораблестроения, имел возможность со своего высокого поста обозревать кораблестроение в целом и полученные сведения и свои выводы сообщать в письмах.

В мае 1697 г. в письме к Головину адмиралтеец просит не забыть дать ответ относительно каких-то представленных им росписей, спрашивает о размерах пушек для баркалона и для галеры, просит прислать для образца «баштикины» — пушки, заряжающиеся с казны, а касаясь кораблестроения, жалуется — и это, видимо, наболевшая у него забота — на недостаток корабельных мастеров-иноземцев и выказывает боязнь, если постройка запоздает к сроку: «…а всего, государь мой, мне нужнее корабельные мастеры. Франц Тиммерман, на котором, как припомним, лежала обязанность выписки из-за границы и поставки этих мастеров, по сие число мастеров не поставил ни одного человека… если еще долговременно мастеров не поставит, опасен того, чтоб на меня та вина без вины моей не положена была, как не поспеют корабли к указному числу. Пожалуй, государь мой, дай мне в том своего совету, чем мне от того избавиться, а я о сем ей-ей превеликою стеснен печалию и не знаю, чем помочь, как опоздаем мастерами. Пожалуй, государь мой, против сего отпиши ко мне о всем подлинно»[877]. В другом письме в Амстердам к тому же Ф. А. Головину от 16 декабря 1697 г., хотя также продолжают еще звучать жалобы (на этот раз на недостаток работных людей для вывозки леса), но общий тон гораздо бодрее: дело, кажется, налаживается, есть чем порадовать царя. «О лесных припасах и о всем, ей-ей, радение имеем». Многие кумпанства отдали галеры и баркалоны на подряд с условием приготовить эти корабли и спустить их на воду к весне 1698 г., «у многих уже дело близь совершенства приходит». Четыре галеры в кумпанствах совсем готовы, остальные галеры и все барбарские корабли заложены, основаны и обиты. Баркалоны многие заложены и строятся, иные и почти готовы. В восьми кумпанствах: князя Я. Н. Одоевского, князя М. Я. Черкасского, князя П. И. Прозоровского, Ф. П. Салтыкова, князя И. Б. Троекурова, казанского митрополита, вологодского архиепископа и Вознесенского девичьего монастыря — строят голландские мастера под высшим руководством капитана Августа Мeepa голландским размером, но переделывать их на другой образец уже невозможно, так как баркалоны почти готовы, задержка происходит лишь за постройкой вторых палуб. Эта речь о переделке с голландского образца на другой зашла, конечно, потому, что адмиралтейцу стало известно недовольство Петра голландским кораблестроением, обнаружившееся у него к осени 1697 г.[878] Поддакивая царю и подделываясь, очевидно, под его настроение и в угоду ему браня голландскую манеру, Протасьев пишет далее, что он недавно заложил было казенный корабль «голландским размером и ныне, государь, слыша о их такой глупости, что они в размере силы не знают, велел им то судно покинуть до приезду от милости вашей мастеров, и те голландские мастера ныне у меня корм и жалованье емлют даром, а делать им до приезду от милости вашей мастеров у меня стало нечего». Вот почему голландцев обязывали строить суда по указанию венецианцев и датчан, и на этой почве возникали между ними конфликты, которые адмиралтейцу приходилось улаживать «овогда прещением, а овогда и ласканием»[879], и теперь галеры и барбарские корабли делают «по рассуждению и размеру венециан». Голландские мастера строят также в кумпанствах князя Б. А. Голицына, князя М. Г. Ромодановского, князя Я. Ф. Долгорукого и Петра Бутурлина, верфи которым были отведены на Хопре и на Дону; но насколько подвинулась у них работа по постройке баркалонов, о том у него, адмиралтейца, ведомости пока нет; когда получит, тотчас же отпишет. В четырех кумпанствах: Т. Н. Стрешнева, В. П. Шереметева, князя В. Ф. Долгорукого и князя Г. В. Тюфякина — руководит работами датский капитан Симон Петерсен с датскими мастерами; у них уже «при помощи Божьей» обивают верхние палубы, «мало, что не все совершены», кроме конопаченья «и римен, и машт, и стюрен» (слова, появление которых в письме показывает, как в русский язык вместе с появлением кораблей, построенных иноземными мастерами, стала входить иноземная морская терминология). По чертежам и размерам того же датского капитана, как это мы уже видели, делают баркалоны голландские мастера в кумпанствах князя М. А. Черкасского, князя П. И. Хованского, И. В. Бутурлина, князя К. О. Щербатого. «И у тех, государь, баркалонов, — сообщает о ходе работ в этих кумпанствах Протасьев, — уже многая строения построено, и верхние балки положены и обивают планкен». Четыре ших-бомбардира, которые велено строить гостям, делают голландским размером под руководством капитана Августа Меера, а два бомбардира, положенные на кумпанства Троице-Сергиева монастыря, строят венециане. Как видим, к концу 1697 г. адмиралтеец, обозревая воронежское кораблестроение, мог указать уже немалые положительные результаты[880].

О содержании несохранившихся писем Петра к Протасьеву за эти годы, 1697-й и 1698-й, приходится только догадываться по указаниям, находящимся в письмах адмиралтейца, и по некоторым распоряжениям Петра в его указах. Петр живо следит за ходом кораблестроения как казенного, так и кумпанского, и издалека принимает в нем самое непосредственное участие. Едва двинулась постройка кораблей, положенных на адмиралтейство и на кумпанства по первоначальному расчету, как число их царскими распоряжениями увеличивается: каждая пара кумпанств складываясь должна выстроить еще по одному кораблю[881]; на гостиное кумпанство сверх 14 кораблей накинуто еще 6 кораблей; увеличено на 4 корабля прежнее число судов (6 кораблей и 40 бригантинов), первоначально положенное на адмиралтейство[882], а затем последовало дальнейшее увеличение еще на 6 кораблей и на 20 бригантинов[883]. То царь торопит закладкой судов, предписывая произвести ее непременно к 1 сентября 1697 г. и грозя за промедление жестоким наказанием[884], то, наоборот, убедившись в недостатках голландского кораблестроения, приказывает отложить срок постройки до осени 1698 г., «а ранее и спешить не к чему, лишь бы хорошо делать», так что и Протасьев не решается объявить этот указ об отсрочке по кумпанствам, «если объявить, то всех работников и плотников распустят» и потом собрать будет невозможно[885], разъедутся и иноземные мастера, потому что они подряжались служить до первого срока, а новых мастеров добыть будет затруднительно. Петр указывает далее новые типы кораблей, не предусмотренные ранее и нe входившие в первоначальные расчеты: брандеры, а также буксирующие суда, которые употребляются для проводки других судов через мели (мастенлихтеры); пишет о вооружении и снаряжении, о пушках и припасах, прибавляя к первоначальным росписям припасов новые[886], дает расчет количества съестных припасов на 20 000 человек экипажа для будущего морского похода, который будет предпринят с воронежским флотом, приказывает построить в Воронеже для хранения этих припасов особый двор, побуждает произвести работы по расчистке русел рек Воронежа и Дона для будущего плавания, «реку Воронеж, где корабли строят, вниз до реки Дону и реку Дон до Азова осмотреть и водяной ход очистить», словом, входит во все мелочи дела, то давая указания, то ставя вопросы и требуя ответа, иногда противореча самому себе, сбивает с толку адмиралтейца, поражает его совсем неожиданными распоряжениями, но зато иногда подолгу не дает указаний, которых настоятельно требуют разные части дела и отсутствие которых задерживает работу, так что она идет неплавно и неравномерно, толчками, то ускоряясь, то замедленным темпом и даже с неожиданными остановками.

Последнее письмо Протасьева, от 24 августа 1698 г., написанное в ответ на письмо царя из Вены от 2 июля, изображает нам состояние воронежских работ к осени 1698 г., ко времени возвращения царя из-за границы, а также до некоторой степени бросает свет и на отношение Петра к этим работам: с одной стороны, он дает указания своим исполнителям, с другой — сам требует советов и указаний и выступает со своими сомнениями. «Известно доношу достоинству вашему, — пишет ему Протасьев, — письмо от лица милости вашей из Вены, июля 2 числа писанное, мне в дороге отдано». В дороге — на пути из Москвы в Воронеж, куда адмиралтеец отправился в конце июля или в начале августа, чтобы пробыть там всю осень. Протасьев начинает письмо с комплиментов Петру за его верный взгляд на способ выводить суда с мелей, о чем, очевидно, писал ему царь: «из мелкости водной на прибылой воде, когда наполняется довольно ветром зейд-вестом». По обыкновению от комплиментов он переходит к лести и пишет, что у Петра, когда он смотрит «пречистыми» своими очами, не бывает сомнений, а вот мы сомневаемся, «понеже того искусства и вида не сподобились, ниже учению ветров коснулись, все дни свои туне препровождали, а ныне ваша милость слепым прозрение подает». Однако из дальнейшего сейчас же следует, что и для царя, подающего слепым прозрение, все же кое-что бывало сомнительным. Так, он высказывал, по-видимому, в письме к Протасьеву опасение, как бы не оказались валкими корабли, которые имеют 50 пушек, а сидят в воде на 10 футов, тогда как обыкновенно такие корабли должны сидеть на 15–16 футов. Адмиралтеец должен был успокаивать его по этому поводу: те суда, которые строятся с осадкой на 15–16 футов, бывают остродонны, а наши делаются плоскодонными и оттого в воде ходом мельче; «только того опасаюсь, будут ли на парусном ходе резвостью удобны». Петр прислал из-за границы на образец два куска дерева, из которого следует делать блоки и пумпы. Протасьев сообщает, что дерево, подобное одному из этих образцов, отыскалось и блоки из него делать будут; дерево, подобное другому образцу, годное на пумпы, будут отыскивать. Следует далее сообщение царю о постройке запасных кораблей, сооружаемых сверх первоначального расчета. Было распоряжение царя отложить закладку этих кораблей, и он, Протасьев, это распоряжение объявил, но во многих кумпанствах до царского письма уже заложены многие галеры и баркалоны и один ших-бомбардир; часть работ уже исполнена, а у ших-бомбардира в Троицком кумпанстве уже начинают обивать исподние кривули. Эти начатые корабли Протасьев велел достраивать, но вновь закладывать не велел, а приказал только готовить для них лесной материал на будущее время. В казенном кораблестроении случился эпизод, подобный тому, на который жаловались гости. Раскапризничался датский капитан Симон Петерсен, не стал «упрямством своим» закладывать казенных кораблей, несмотря на многие посылки и письменные указы от адмиралтейца, несмотря также на письма датского комиссара и даже посланника, к содействию которых адмиралтейцу пришлось прибегать, «отказал вовсе, что закладывать не станет», и больше того: на Воронеже и на Москве жить не хотел и отпрашивался в свою землю, «не доделав в совершенство и первого своего дела», т. е. кораблей первой очереди. Приезд адмиралтейца в Воронеж и личные уговоры не помогли делу. Петерсен продолжает упрямствовать: «и доныне стоит в том же своем упрямстве, и предварил, от чего всех сохрани Боже, к себе болезнь и по многим, государь, моим посылкам ко мне не ехал. И я послал к нему с прещением и велел ему к себе быть. И он, приехав ко мне, и сказал, государь, что ничего делать не будет, для того бутто, государь, чести достойно здесь над ним никто не ведет, и бутто над ним все, что ни есть на Воронеже, иноземцы и русские люди смеютца и его всем ругают. И все, государь, передо мною такую сумазбродную говорил, что слушать невозможно, и целым разумом так простому мужику бредить не достоит». Протасьев, «видя его во всем непотребна», приказал делать вместо него казенные корабли итальянцу капитану Александру Малине и шесть кораблей заложил 14 августа; «буду сам у них надсматривать неотступно, дондеже милосердием Божиим управиться к совершенству возмогут». Других шести кораблей он не закладывает, ожидая посланного от царя английского мастера, который за болезнью остался в Москве; как только приедет, эти шесть кораблей будут заложены и с поспешением будут строиться, 4 мастенлихтера и 2 брандера заложили; будут заложены и буксирные суда, не хватает сразу лесных припасов, заготовленных только на первоначальные 6 кораблей и 40 бригантинов. Припасов оказалось недостаточно потому, что большая половина работных людей бывает в бегах. Коснувшись этого жгучего вопроса — бегства работных людей с казенного кораблестроения, — Протасьев долго на нем останавливается и предлагает царю новую изобретенную им меру против побегов: ввести помесячную работу, чтобы работных людей более месяца на работе не держать, меняя их помесячно, «и оттого, — рассуждает адмиралтеец, — в деле великая споризна будет и им льготнее, и бегать, мню, что не станут. А то истинно часто бывает, что все уйдут и работу остановят, покамест опять из городов вышлют, а у меня все дело стоит; и наказанье чиним за побег довольное, однакож, от того не престанут»[887]. Мы уже видели выше, что этот проект урегулирования работы не прошел, а было повышено наказание за побеги.