Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

Итак, Петру приходилось ждать праздника и откладывать поездку в Венецию. Между тем в Вене все, что могло привлекать его интерес, было пересмотрено[488], и он стал предпринимать поездки по окрестностям. 3 июля он выехал в городок Баден в 25 верстах к югу от Вены, курорт, своими теплыми серными источниками известный еще римлянам. Туда же 4 июля выехали первый и второй послы[489]. В Бадене, расположенном в живописнейшей долине Винервальда, в местности, славящейся своими виноградниками, Петр провел июльские дни с 3-го по 6-е и отсюда 6 июля писал в Москву полковнику Семеновского полка И. И. Чамберсу с поклоном офицерам и солдатам полка. «И они, товарищи мои (офицеры) и салдаты, — отвечал ему на это Чамберс, — восхваляя Бога, обвеселились с великим благодарением. А я с товарыщи за твое здравие в новопостроенных хатах, которые возприял от милости твоей, не по малому купку выпили, за таким желанием, дабы Господь Бог велел нам милость твою видеть не в долге в сих моих хатах и наипаки радоватца. А нам без милости твоей велми скучно»[490].

Между тем в отсутствие царя и первых двух послов третьему послу П. Б. Возницыну поручено было повидаться с венецианским послом Рудзини, сообщить ему о намерении Петра посетить Венецию и переговорить с ним о подробностях этого путешествия. «Июля в 6 день, — читаем в „Статейном списке“, — третей великой и полномочной посол ездил к венецийскому послу Рузинию и говорил, что едут ныне из Вены в Венецию неколикое число валентеров знатных особ, и чтоб он, посол, писал в Венецию к князю и к сенату, чтоб тем валентером проезд был свободной; и венецийской посол писать о том в Венецию обещался. И потом имел с ним и тайной разговор по указу»[491]. Это показание «Статейного списка» не совсем верно. В донесениях самого венецианского посла Рудзини дожу говорится не об одном свидании его с Возницыным по поводу предполагавшейся поездки царя в Венецию, а о двух, именно 5 и 7 июля. В этом разногласии источников преимущество следует отдать показаниям Рудзини, которые и надо принять как более достоверные. В самом деле, Рудзини писал о свиданиях тотчас же, непосредственно, так сказать, по горячим следам события. Донесение о свидании 5 июля он отправил в тот же самый день, донесение о свидании 7 июля — на следующий день, притом отправлял эти донесения ввиду важности их скорейшего доставления не с обыкновенной почтой, а с эстафетами, с чрезвычайными курьерами, на что должен был производить усиленные расходы. «Статейный список» в окончательной редакции составлялся много времени спустя после описываемых в нем событий. Для Рудзини предполагаемая поездка царя в Венецию, о которой ему сообщалось, была, разумеется, крупнейшим фактом в его посольской деятельности; она поэтому должна была привлечь к себе все его внимание; о таком важном предстоящем событии он обязан был сообщить и сообщал своему правительству точно и во всех подробностях. Наоборот, для составителя «Статейного списка» эпизод с венецианской поездкой, как несостоявшееся событие, не имел особого значения и не мог привлекать его внимания; в его глазах это было лишь предположение, которое не осуществилось. Поэтому он сделал запись о разговорах Возницына с Рудзини настолько неточно, что спутал события, смешав два свидания между ними в одно и поместив его на средний день между пятым и седьмым — на шестое июля[492]. Подробности донесений Рудзини вскрывают нам также, в чем состояла беседа его с московским послом, которая в «Статейном списке» глухо обозначена как «тайный разговор по указу». Итак, последуем за его сообщением.

5/15 июля утром к Рудзини явился секретарь московского посольства (т. е., вероятно, Петр Лефорт) и сказал, что царь желает сообщить ему нечто через одного из своих послов, но так как до аудиенции у императора визиты между послами еще невозможны, то свидание можно было бы устроить в каком-либо нейтральном месте. «Я, — пишет Рудзини, — выказал готовность к этому немедленно и сегодня же после обеда на одном собрании здешних граждан видел третьего посла, который объяснил отсутствие других послов тем, что они находятся на купаниях в Бадене вместе с царским величеством». Возницын, выразив сожаление, что до сих пор нельзя еще было обменяться обычными приемами учтивости, заявил венецианскому послу, что прибыл от имени царя поставить его в известность о намерени царя отправиться в Венецию, и просил донести о том светлейшей республике, дабы она соблаговолила сделать распоряжения о заготовке лошадей по почтовой дороге на Горицу для десяти — двенадцати человек, причем эти почтовые расходы будут оплачены. Царь пустится в путь, вероятно, вскоре, после ближайшего понедельника (11/21 июля), когда он должен присутствовать на празднике, который приготовляется при дворе. Возницын сообщил далее, что царь намерен держаться инкогнито, вдали от взоров общества и желал бы найти какой-либо отдельный частный дом; особенно было бы приятно, если бы ему был отведен дом при арсенале. Наконец, он просил также о паспорте для беспрепятственного проезда.

Рудзини, соответствующим образом отозвавшись на заявление об отсутствии двух других послов, сказал, что сделает приятное сообщение светлейшей республике, которая очень оценит случай видеть в своих владениях и в своей столице монарха столь великого и выдающегося, к которому она питает особенное уважение и дружбу; что, как ему известно, республика будет желать воздать ему все знаки великого почета, которые ему следуют, а с другой стороны, поставит себе не иную цель, как только удовлетворить его величество и сделать ему угодное. Обещав далее исполнить просьбу о паспорте и написать о заготовке лошадей, Рудзини обратил внимание посла на трудность найти помещение в арсенале, где он не представляет себе, как его величество мог бы найти надлежащий комфорт, на что Возницын заметил, что все подойдет, лишь бы только помещение было в этой части города, к чему есть сильное желание (dicendo che ogni cosa sarebbe propria, purch`e fosse in quella parte, indico non esser poco efficace il desiderio che se n’era concepito). Очевидно, что Петр желал устроиться в Венеции в арсенале так же, как в Амстердаме он устроился на Ост-Индском дворе. Возницын сообщил далее, что не знает, сколько времени продлится пребывание в Венеции, но думает, что оно не будет долгим. Послы последуют за государем, окончив свои дела в Вене. Не решено еще, поедет ли в Италию самое посольство. В заключение он в общих и кратких выражениях высказал, что при первой же официальной встрече послов с Рудзини зайдет разговор о мире, на что Рудзини отвечал уверением во внимании и искренности республики относительно союза и общих выгод[493].

Из Бадена Петр, вероятно, 6 июля проехал в венгерский город Пресбург, лежащий на левом берегу Дуная в 60 верстах ниже Вены. С половины XVI в. этот город (по-венгерски Pozony) был столицей Венгерского королевства, и в его старинном, построенном в XIII в. готическом соборе венгерские короли венчались короной св. Стефана. 7 июля царь вернулся в Вену[494]. По возвращении из поездки к нему в этот день, 7 июля, явился от цесаря граф Кинский и, как гласит запись его разговора с царем, «великому государю говорил: цесарское-де величество велел ему к его царскому величеству притит и о чем он, великий государь, станет ево спрашивать и ему все цесарского величества намерение, как ближнему и о всем ведомому человеку, объявить. И ему говорено (Петром): нет ли какой ведомости от турского султана? И граф говорил, что-де цесарское величество болши того не имеет, что после приезду секретаря июня в последних числах писал аглинской посол, что турки на тое статью, какова объявлена наперед сего (т. е. uti possidetis) и с стороною царского величества позволяют быти в миру. И ему сказано, что царское величество цесарскому величеству приказывает свое поздравление. А болши того с ним о делах не говорено и отпущен». Для Петра ничего радостного в известии о том, что турки соглашаются мириться с ним на основании uti possidetis, не заключалось; он желал бoльшего. Вот почему, может быть, он и не продолжал по этому поводу разговора с Кинским, которому о своих желаниях высказал еще ранее[495].

В тот же день, 7 июля, по возвращении в Вену Петр вновь отправил П. Б. Возницына к венецианскому послу еще раз переговорить о подробностях путешествия. На этот раз Возницын явился в самый дом венецианского посольства. Засвидетельствовав от имени царя, только что вернувшегося из Бадена, удовольствие, с которым царь узнал о готовности Рудзини содействовать путешествию и о его хлопотах, и упомянув, что царю хорошо известна его прошлая деятельность во время переговоров о союзе, московский посол объявил, что приехал для того, чтобы лучше объяснить Рудзини намерения царя относительно поездки в Венецию. Царь решительно желает совершить путешествие и въехать в город в полном инкогнито, без всякой демонстрации, без всяких приготовлений и встреч где-либо, а тем менее на границе, и просит Рудзини дать письмо к кому-либо из его родных или друзей, в чьем бы доме он мог поселиться в первые дни. При этом он прибавил, что по мере пребывания царь войдет в сношения и общение с венецианским правительством. Письмо и паспорт он просил написать на чужое имя — волонтера Александра Меншикова (Alessandro Minschios) с семью другими лицами.

Рудзини, высказав благодарность по поводу великодушных чувств его величества, сказал, что в точности написал дожу о предметах предшествующего разговора, и говорил опять, что, с одной стороны, хотелось бы воздать такому монарху высокие знаки почести, ему подобающие, но с другой — надлежит сообразоваться с его желаниями, так определенно выраженными. «Затем, — пишет Рудзини, — с улыбкой было прибавлено, что такие узкие формы приема, о которых он, посол, возвестил мне при этой новой встрече, не только не допускают никакой демонстрации, но и лишены всякой меры удобства, которым нельзя пренебрегать; что, раз о путешествии его величества известно, всякое письмо и все другое выходит излишним; что мой дом и мои родные почтут за честь быть в распоряжении царя и что дом будет приготовлен к моменту его прибытия в город. Посол, однако, серьезно настаивал на заявленном образе действий, говоря, что такой образ действий желателен для царя и что он будет приятен ему вначале по прибытии, а потом все устроится, как будет лучше». Рудзини в своем ответе изъявил готовность относительно письма и относительно дома, все же давая понять затруднительность такого образа действий; но Возницын стоял на своем и продолжал просить письма, чтобы знать кого-либо в Венеции на всякий случай. «Поэтому, — продолжает Рудзини, — приложив все старание к отступлению, я нашел себя принужденным, наконец, сказать, что и без письма мой брат будет гордиться позволением быть у ног его величества и состоять вполне к его услугам». Возницын сказал затем, что отъезд предположен на ближайшую среду (13/23 июля) и царь рассчитывает, что путешествие можно совершить в пять дней, так как он поедет не в почтовом дилижансе, но только в коляске. Он заключил беседу, сказав Рудзини, что, может быть, царь перед поездкой пожелает почтить его, допустив его в свое присутствие. На этом разговор окончился.

Рано утром 8 июля к Рудзини явился переводчик царя от его имени подтвердить об отъезде в среду и сообщить расчет о возможности сделать путешествие в пять дней. Это побудило Рудзини, хотя и предусматривавшего, что поездка, может быть, отложится, отправить и это второе свое донесение эстафетой[496].