Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

XXXVIII. Беседы Петра с иезуитами

Любезности императора, проявленной в выборе и присылке этих подарков, совершенно не соответствовала официальная сухость, с которой были в тот же день, 12 июля, прерваны переговоры о посольской аудиенции. Явившийся к послам их пристав Кёнигсакер категорически заявил им, что на их желание идти через палаты в шапках, класть дары на скамью и чтобы цесарю находиться в советной палате, когда они будут туда подходить, цесарь «не изволяет, а указал быть посольскому поведению против древнего обычая» без всяких перемен. Если послы желают быть при таких условиях на приеме, пусть назначат день; в противном же случае, если они «похотят быть по своему желанию», цесарь может отпустить их домой и без аудиенции. Послы вновь выразили протест: «цесарское величество чинит в церемонии поведение не против древнего обыкновения», они донесут об этом царю, и в ответ будут приняты подобные же ограничения для цесарских послов и посланников при московском дворе, где до сих пор послам цесаря оказывалось «почитание паче иных христианских государей послов». При этом послы припомнили и поставили на вид приставу оказанные посольству цесарским правительством признаки невнимания: как при въезде в цесарские владения на границе они не были встречены и «ехали многое время государством цесарского величества без пристава и без кормов», как на подхожем стане в Штокерау они были задержаны многие дни без дела; как, наконец, в приеме их в Вене оказывается им многая напрасная задержка. Они, послы, домогаются не какого-либо нововведения, а только исполнения обычаев, о которых записано в прежних статейных списках; об этом они просят вновь доложить цесарю и тогда готовы быть у него на приезде хоть завтра; если же цесарь их желаний исполнить не изволит, тогда они посоветуются и окончательный ответ дадут 16 июля. Но Кёнигсакер решительно отказался вновь докладывать цесарю, сказав, что сделать этого не смеет, так как решение цесаря — окончательное. Он может доложить цесарю только о сроке аудиенции, если послы на нее согласятся, и будет ждать их ответа до 16 июля[526]. По свидетельству «Ceremonial-Protocolle», послы 12 июля соглашались на уступки в двух пунктах: готовы были идти через палаты без шапок и довольствовались присылкой только 48 венских бюргеров для переноски подарков вместо 80, которых требовали ранее; но остались непреклонны в требованиях, чтобы при входе их в аудиенц-залу обер-камергер представил их находящемуся уже там императору с громогласным провозглашением царского титула, по крайней мере малого, и чтобы царские дары не класть на ковер к ногам цесаря. Все уговоры Кёнигсакера остались тщетными[527].

На среду 13 июля была назначена отложенная поездка Петра в Венецию. Однако накануне венецианский посол получил уведомление от послов, что поездка вновь откладывается на субботу 16 июля. 13-го в Венецию были отпущены четверо волонтеров во главе с доктором П. В. Посниковым; с ними же отправился и царский повар Осип Зюзин[528]. Петр провел этот день иным образом и вновь присутствовал на католическом богослужении в Вене в церкви иезуитов и после мессы обедал с ними. «Царь московский, — доносил в Рим нунций, — узнав, что в среду утром должна быть отслужена [месса] кардиналом Колоницем (примасом Венгрии) в церкви отцов иезуитов в доме их коллегии (casa professa) во исполнение завещания, сделанного блаженной памяти императрицей Элеонорой (матерью Леопольда), высказал большое желание быть на богослужении, и, когда это было сообщено его цесарскому величеству, для царя была приготовлена трибуна, где присутствует его величество на богослужениях, когда отправляется в эту церковь. С величайшим вниманием царь выслушал мессу его преосвященства, и говорят, что по внешнему поведению не отличался от присутствовавших католиков; затем имел удовольствие беседовать с господином кардиналом Колоницем, который пошел к нему на трибуну, и царь через переводчика поблагодарил его за служение, совершенное в его присутствии, и выразил удовольствие, что присутствовал. И г. кардинал сказал царю, что, зная его добрые намерения — разбить турок на море, молит Бога об удаче его предприятий и чтобы он дал ему хорошо разуметь, что необходимо для его спасения, что принято было царем довольно благосклонно». Кардинал Колониц из графской протестантской семьи (р. 1631), обращенный иезуитами в католицизм и с тех пор ревностный католик, в молодости прошел боевую карьеру.

19 лет посвященный в мальтийские рыцари, он участвовал в битве с турками при Дарданеллах. Затем он вступил на службу при императорском дворе, где был сделан камергером. Приняв духовный сан, он с 1695 г. стал архиепископом Гранским, примасом Венгрии, не покидая, однако, двора. С императором Леопольдом он находился в долговременной и тесной дружбе, пятидесятилетие которой он отпраздновал в 1702 г. Пользуясь близостью к императору, он принимал большое участие в государственных делах. Во время осады Вены турками, в 1683 г., он приобрел большую славу тем ободрением, которое он вносил в гарнизон, мужественно побуждая его сопротивляться, и своими щедрыми пожертвованиями на раненых и бедных. Старый воитель против турок, он должен был с особенной искренностью высказывать в беседе 13 июля пожелание победы над ними[529]. «Когда эта беседа была окончена, — продолжает нунций, — царь перешел в рефекторию отцов иезуитов и там обедал, занимая место за столом между о. Пропозитом и о. Вольфом и соблюдая во всем остальном, что соблюдал император, когда отправлялся туда обедать по случаю праздника. Он предупредительно распорядился, чтобы было изготовлено скромное и постное, так, чтобы кавалеры цесарского двора, которые ему служат, и другие низшие лица могли соблюдать канун св. Иоакима (la vigilia di S. Giacomo), приходившийся на этот день, сам же ел мясо. Быстро кончив обед, он отправился в Пресбург посмотреть приготовления флота, который должен был вскоре отправиться»[530]. Свидетельство о посещении иезуитского коллегиума сохранилось и в «Расходной книге» посольства: «Июля в 13 д. взято ко второму великому послу на роздачу милостыни, как ездили они в язувицкой кляштор, имянуемой дом профессорской, 6 золотых»[531].

В поездке в Пресбург, предпринятой 13 июля прямо из дома иезуитов, сопровождал Петра знакомый уже нам иезуит Вольф[532]. Туда совершали путь водой, а оттуда на почтовых, и Вольф, судя по его словам, был единственным спутником и собеседником царя, захватившего с собой только двоих из свиты, людей низшего ранга[533]. Разговор зашел о предмете, наиболее интересовавшем Вольфа, — о соединении церквей. «Когда я, — вспоминал впоследствии, в 1703 г., Вольф, — на этом пути в Пресбург заговорил с ним подробнее о католической вере и о соединении, добрый государь ответил, что с его стороны не будет никакого затруднения, но что его духовенство будет ему кричать: „распни его“»[534].

Царь вообще выказывал благосклоннейшее отношение к Вольфу, о чем последний подробно и не без похвальбы распространяется в том же письме. Оказывается, что трое послов, которых царь не взял с собой 13 июля в Пресбург, всячески пытались отсоветовать это путешествие, чтобы царь не оставался в пути наедине с иезуитом, на что Петр будто бы ответил, что этому иезуиту он во всем верит («se huic Jesuitae omnia fidere»), как рассказывал Вольфу впоследствии один из послов. Когда медик убеждал Петра что-то предпринять, но неудачно, он попросил Вольфа убедить царя, и тогда царь послушался. Доверие Петра к Вольфу простиралось, по словам последнего, так далеко, что он обратился к иезуиту с просьбой быть его переводчиком при тайных переговорах с императором; но Вольф отказался, отчасти потому, что это дело было чисто политическое и могло вызвать немалую зависть, а отчасти опасаясь, что не будет в состоянии точно и понятно передать слова обеих сторон. Вольф умел также войти в расположение к царю, поднеся ему какие-то «инженерские инструменты», за что получил при отъезде царя из Вены подарок, при расчетливости Петра действительно весьма щедрый: два сорока соболей, в 260 и в 200 рублей, и 4 косяка камки, — так что мог с гордостью указывать, что ему было дано более, чем кому-нибудь из министров, более даже, чем состоявшему при царе графу Чернини[535].

Тот исключительный интерес, который был проявлен Петром в Вене к католическому богослужению, его в высшей степени благосклонное отношение к католическому духовенству, к иезуитам, и в частности к Вольфу, окрылили мечты высших венских церковных кругов, где уже и ранее существовало мнение о Петре как о государе, склонном осуществить соединение церквей[536]. Теперь это мнение могло благодаря отношению, проявленному Петром к католической церкви и его словам о соединении, только укрепиться. В венских церковных кругах ходили рассказы о недовольстве против царя со стороны московского православного духовенства именно за его намерение присоединиться к римской церкви и об опасении со стороны этого духовенства, что царь последует в этом случае примеру путешествующего по Италии боярина Б. П. Шереметева, который будто бы уже перешел в католичество. О таком настроении московского духовенства сообщал нунцию в Вене цесарский переводчик русского языка (Стилла?); сообщение это нашло у нунция полную веру, и он передавал его в Рим[537]. На соединение церквей намекал кардинал Колониц, когда после богослужения 13 июля говорил Петру о своей молитве, чтобы «Бог дал ему хорошо разуметь, что необходимо для его спасения». Особенно большие надежды в этом отношении возбуждала у католических прелатов Вены предстоящая поездка царя в Венецию, откуда он, привлеченный прелестями Италии и побуждаемый любознательностью, может быть, проедет в Рим[538]. То, что недоговаривал в своей депеше нунций, досказывал более решительно епископ Солзонский, испанский посол. «После празднества (Wirtschaft), — доносил он в Рим, — царь думает почтой отправиться в Венецию со свитой только из семи персон; а затем, может быть, он захочет отправиться к пределам святых апостолов и предложит в Риме соединение своей греческой веры с нашей латинской»[539]. Под влиянием этих известий о возможной поездке царя из Венеции в Рим и в Риме стали делать первые шаги к приготовлениям для его приема, и папа дал поручение своим церемониймейстерам навести справки о древних церемониалах подобных приемов[540].

Возникает, естественно, вопрос, можно ли эти посещения католического богослужения, эти беседы и любезности с католическим духовенством Вены, с близким к императору кардиналом Колоницем и в особенности с иезуитом Вольфом считать признаками действительного расположения Петра к соединению церквей или же это были только шаги, направленные к политическим целям. Несомненно, Петр очень интересовался католическим богослужением; но ведь в бытность в Англии он очень интересовался и англиканским богослужением, и устройством англиканской церкви. Его вообще занимали чужое богослужение и вопросы, связанные с верой, и он очень охотно о них беседовал; не мог не занимать его и такой крупный вопрос, как вопрос о соединении церквей. Но из всей дальнейшей деятельности Петра не видно, чтобы он предпринимал к его решению какие-либо практические шаги, и его отношение к вопросу не вышло за рамки только теоретического интереса. И в 1698 г., поддерживая разговор о соединении церквей, царь вел его, надо думать, без всякой мысли о каких-либо практических мерах. По всей вероятности, особое расположение к представителям католического духовенства в Вене он высказывал в политических целях, зная влияние этих лиц на императора и их вес в императорском правительстве и имея в виду все ту же более всего его тогда занимавшую войну Священного союза с турками. И Вольф и Колониц могли быть пригодными как интимные советники Леопольда своим воздействием на него. Возможно также предполагать, что царь, выказывая знаки расположения к католической церкви, имел в виду также привлечь внимание и расположение папы, благосклонность которого к союзу против турок он должен был считать немаловажной.