Этайн, дочь Хранительницы

Среди колонн, поддерживавших крышу над нефом, прямо перед глазами изображенных на иконах святых звенела боевая сталь. Семеро нортумбрийцев оттеснили пиктов вглубь храма, в пресвитерий, к самому алтарю. Уже пали, обагрив своей кровью желтовато-серые камни, Кинге и Фиб. Старенький священник-камбриец и мальчик-служка, попытавшиеся вмешаться, лежали неподалеку. Копья и ножи англов не ведали пощады. Правда, и нортумбрийцы понесли потери. Одного успел сразить Фиб, одного тяжело ранил Кинге, еще одного — Морлео. Оставались четверо. И трое из этих четверых, свежие, только что ввязавшиеся в схватку копейщики, явно превосходили силой уже измотанных боем пиктов.

Талорк и Морлео оборонялись из последних сил, стоя спиной к стене. Недавняя, полученная в Уэстбери, рана на щеке Морлео открылась, из нее сочилась кровь. Но сейчас ему было не до раны, и даже жгучая от попавшего в нее пота боль притупилась. Всё внимание Морлео было приковано к наступавшим на них врагам, к их копьям, нацеленным прямо в лица.

Предводитель нортумбрийцев, плечистый рыжебородый англ, стоял чуть поодаль от копейщиков и мрачно ухмылялся. Стычка близилась к развязке, это было ясно. Двое уставших северных дикарей, вооруженных короткими мечами, — что смогут они против трех добрых дейрских копий? А за убитых и раненых воинов королевы пикты заплатят сполна, легкой смертью не умрут!

Морлео не видел ухмылки англа: следил не за ним, а за копейщиками. Однако настрой врагов чувствовал. И все равно верил в победу: ведь в его руке была Сувуслан! Волшебное оружие, подаренное прекрасной девой из народа холмов! Клинку этого странного меча, не похожего на привычные пиктам Фидаха, Морлео доверял как никакому другому. И Сувуслан пока не подводила. О том, что «пока» — это всего лишь пара тренировочных поединков с Фибом и один настоящий бой, Морлео сейчас не думал.

Должно быть, именно вера в победу и помогла ему отбить щитом внезапный выпад копья. Тотчас же Морлео нанес ответный удар клинком. Англ принял удар на щит, отскочил назад. Миг — и острое лезвие Сувуслан ударило по древку копья, едва не отрубив наконечник.

Однако копье выдержало — то ли крепким оказалось ясеневое древко, то ли англ вовремя повел им в сторону, ослабив удар. А вот Морлео, рванувшись вперед, оставил незащищенной спину Талорка — всего-навсего на какое-то мгновение. Но и мгновения хватило, чтобы другой нортумбриец ударил того копьем, сбив с ног.

* * *

— Ох, зря ждем, леди, — недовольно проворчал сэр Кей ап Оуэн, рыцарь-ветеран из дружины Хранительницы. — Только время теряем! Моя бы воля — я бы по ним из большой баллисты...

Леди Вивиан кивнула — но следовать совету не поспешила: в осажденном Бате находились не только мятежники. Произошедшее застало врасплох многих — и мирных жителей в том числе. А мерсийцы были союзниками Камбрии уже не один десяток лет, и превращать их во врагов из-за кучки заговорщиков Вивиан не желала. Вот и отправил славный Маэл-Патрик О'Бриан, равных которому во владении пращой не было во всем камбрийском войске, ее послание шерифу-изменнику, вот и ждала она ответа бог весть сколько времени.

И осажденные ответили — но совсем не так, как надеялась благородная леди Вивиан. Камнями и пулями пращников. Стрелами, полетевшими с надвратной башни.

Впрочем, совсем уж Вивиан не заблуждалась — знала Кудду еще по Тамуэрту. Знала и понимала: этот не станет щадить ни себя, ни своих воинов, ни простых горожан. Оттого и стояли камбрийцы в разумном отдалении от стен Бата, оттого и не достигло цели большинство тех выстрелов.

Большинство, но не все. Истошно заржав, взвилась на дыбы подраненная лошадь — и, сбросив седока, понеслась по полю. Захрипев, рухнул на землю молодой копейщик с ленточкой кередигионского клана Плант-Илар: из шеи его торчало оперенное древко стрелы. К упавшему бросилась юная девочка в белом плаще ордена Милосердия — но не добежала нескольких шагов и, совсем по-детски удивленно ахнув, осела в дорожную пыль.

— Ну, вот и дождались, — сэр Кей мрачно показал на лежащие тела. — Что их матерям скажем?

Вроде бы бросил упрек и себе тоже — да только Вивиан поняла невысказанное. Нахмурилась — но слов, чтобы возразить, не нашла.

И тогда наконец понеслась через ряды камбрийцев долгожданная команда:

— Мангонели, к бою!

А потом крепостные стены содрогнулись от обрушившихся на них каменных ядер. И не только крепостные. Один из камней, не самый большой, но все-таки увесистый, долетел до собора.

* * *

Бывает так, что какое-нибудь незначительное, пустяковое само по себе событие вдруг оборачивается неожиданно большими последствиями. Так случилось и с падением того камня. Ударив в стену на излете, он не сумел ее пробить, застрял в кладке. Но по стене зазмеилась трещина, устремилась вверх между контрфорсами, побежала по своду. Зашатался закрепленный в перекрытии железный крюк. И висевшая на нем массивная бронзовая люстра с грохотом обрушилась прямо на головы нортумбрийцам.

Морлео опомнился быстро. Еще не затихло эхо, а он уже стоял, прислонясь к стене, с Сувуслан наизготовку. Между тем расклад сил стал совсем иным. Двое копейщиков копошились на полу среди обломков люстры, тщетно пытаясь подняться. Третий лежал неподвижно с окровавленной головой. Теперь у Морлео остался лишь один противник — вооруженный мечом и щитом рыжебородый англ. А то, что начиналось как избиение, стало чуть больше походить на честный поединок.

Нет, силы не уравнялись: англ был и выше ростом, и шире в плечах, а главное — не измотан боем. И все-таки у Морлео появилась надежда. Появилась — и превратила навалившееся было отчаяние в острую, подчинившую себе всё его существо жажду мести — за Кинге, за Фиба, за дядю Талорка, материного брата, когда-то вытащившего его из позорного гаэльского плена и выучившего настоящему, правильному мечному бою — а сейчас неподвижно лежавшего вниз лицом на каменном полу, то ли раненого, то ли убитого по его вине. И ярость, вспыхнувшая у Морлео в душе, оказалась сильнее усталости.

Англ, видно, этого то ли не понял, то ли недооценил. А может быть, просто не разглядел толком клинок в руке противостоявшего ему щуплого пикта, не учел, что палаш легче привычного ему меча. И бросился на явно усталого противника, чтобы быстро покончить с ним — и поспешить на помощь пострадавшим от упавшей люстры соратникам.

Это оказалось роковой ошибкой. От меча Морлео уклонился — и тут же, юркий, подвижный, поднырнул под щит противника, устремив вперед острие Сувуслан. Укол пришелся нортумбрийцу в незащищенное кольчугой колено. Взревев, англ стал заваливаться на Морлео — и тот встретил его направленным вверх, в лицо, клинком.

А еще через миг залитый вражеской кровью Морлео, оттолкнув убитого, вскочил на ноги. Остальное он проделал за считанные мгновения. Со стороны показалось бы — хладнокровно. На самом деле — пылая ненавистью к давним врагам своей страны, к убийцам родичей и боевых друзей. Тянувшегося к ножу раненого копейщика рубанул клинком по руке. Ударом в шею добил другого. И бросился к по-прежнему неподвижно лежавшему Талорку.

* * *

Окрестности Бата встретили Эмлин грохотом каменных ядер. С вершины холма как на ладони открывались излучина Эйвона и раскинувшийся в ней город, еще недавно мирный и благополучный, но теперь захваченный мятежниками. Камбрийские воины под стенами Бата казались издалека крошечными, как муравьи, а осадные баллисты-мангонели походили на прижавших головы к земле длинношеих гусей. Вот один из «гусей», облепленный темными фигурками расчета, медленно повернул к городу кургузый зад, вот взмахнул шеей — и к сероватой крепостной стене полетела обтесанная каменная глыба. Взметнулись облако пыли, в стороны полетели обломки известняка...

Эмлин напряженно всматривалась вдаль, и сердце ее предательски колотилось. Пусть узенький Эйвон ничуть не походил на бескрайнее Северное море, а окрестные холмы — на ровные как скатерть нортумбрийские луга, в осажденном Бате ей упорно чудился совсем другой город. Вспоминались давние уже времена: Берникийская война, Северный поход, осада Дин Гира, или, как называли его поселившиеся в разоренном Бринейхе англы, Бамбурга. Там всего одна такая машина решила исход сражения, разнеся в щепки деревянную стену англской крепости, — правда, за то, чтобы подвести мангонель на близкое расстояние, пришлось заплатить сотнями жизней. Юная Эмлин, тогда тайная охранница леди Хранительницы, успела лишь мельком увидеть чудо-баллисту в действии — но запомнила то зрелище на всю жизнь. По Бату же сейчас стреляли целых три мангонеля, и были они, пожалуй, гораздо больше того, что крушил когда-то крепость Дин Гира, — ну, так и здешние стены выглядели куда основательнее. И, подобно давним защитникам нортумбрийской крепости, мятежники, захватившие Бат, явно не собирались сдаваться: они яростно огрызались огненными стрелами, тщетно пытаясь поразить ими хотя бы ближнее из грозных камнеметных орудий.

А у Эмлин в памяти один за другим оживали образы из тех далеких времен: высокие волны штормового прибоя, пронзительные крики громадных морских чаек, горьковатый дым походного костра... и так и не случившийся поцелуй того отчаянного мальчишки, такого же черноволосого, как она. Мальчишки, которому Эмлин навсегда отдала свое сердце — и который никогда не должен об этом узнать...

— Леди, что-то случилось?

Опомнилась. Обернулась. Кей, самый молодой в отряде, с тревогой всматривался в ее лицо.

— Всё хорошо, сэр Кей ап Оуэн! — откликнулась звонко, бодро. Нарочно отвеличала совсем недавно посвященного в рыцари юношу как бывалого ветерана: пусть вспомнит о своем полном тезке из боевой дружины Хранительницы, о его подвигах, о славе — это будет лучше, чем задавать ненужные вопросы.

А Кей и правда сразу же как-то подтянулся, расправил плечи. И, не оглядываясь, уверенно зашагал вместе со всеми вниз по дороге.

* * *

— Эй, а ну стоять! Кто таковы? — немолодой вислоусый гвентец в черно-желтом плаще, удивительно похожий на давешнего керлеонского привратника, грозно зыркнул на подошедший к камбрийскому лагерю маленький отряд, повелительно поднял руку.

Эмлин вышла вперед, вскинула кулак в воинском приветствии. Сверкнул на пальце перстень с зеленым камешком. Должно быть, заметив его, гвентец едва заметно кивнул, быстро отсалютовал в ответ — но лицо его осталось недоверчиво-напряженным.

— Дама Эмлин верх Аннон, рыцарь дружины Святой и Вечной, — не запнувшись, отчеканила та непривычное пока звание и взятое за неимением лучшего странное отчество. — Прибыла из Кер-Сиди с особым поручением — вот предписание о содействии!

И извлекла из-за пазухи сложенный несколько раз листок.

Гвентец, не в пример керлеонскому привратнику, оказался грамотным. Быстро пробежал глазами бумагу, потом кивнул уже иначе — почтительно. И важно вымолвил, глядя на Эмлин с тщательно скрываемым, но все равно заметным любопытством:

— Следуйте за мной, леди!

Вот так и предстала Эмлин вместе со своими скрибонами перед леди Вивиан — прямо в разгар штурма. Конечно же, ни представляться еще раз, ни даже объяснять цель своего появления не пришлось: та, знавшая Эмлин по Кер-Сиди, поняла всё сразу. И оказала самую главную помощь: позволила ее отряду в числе первых вступить в сдавшийся город.