Дороги товарищей

СОЛДАТСКАЯ НАГРАДА

Солнце!

Густое, как мед, тягучее солнце!

Сладкое, вливающее в каждую живую душу счастье утреннее солнце!

Лес и небо с белыми, как подушки, облаками были облиты солнцем и окрашены с неслыханной щедростью солнечной росой. Солнце лилось густыми и широкими полосами света и придавало обыкновенной земной коряге праздничный вид.

Солнечный лес властно напоминал о свободе, которая вчера была так далека и недоступна; лес выпустил и заставил щебетать, свистеть и заливаться на разные голоса всех птиц. Лесная музыка эта как нельзя лучше соответствовала настроению Саши.

Пролежав ночь в мягком, впитавшем много дневного тепла мхе, Саша утром стал разыскивать бойцов Батракова.

Как было условлено, он два раза свистнул, и тотчас же где-то совсем рядом раздался ответный свист.

— Кто там? — послышался из-за кустов приглушенный голос Матюшенко. — Двигай сюда!..

«Живой!» — обрадовался Саша. Ведь, кроме этого украинца да Батракова, он почти никого не знал в отряде.

— Это я! Товарищ Матюшенко… я! — закричал Саша прерывающимся от волнения голосом.

— Парень? Ты? Живой? — Матюшенко возник над кудрявым березнячком, шагнул к Саше, обнял его.

— А где Батраков? — быстро спросил Саша.

— Живой, живой и Батраков, — успокоил его украинец. — Тут в кустах лежит.

— Ранен?

— Да не ранен. Ногу свихнул. Чудо, хлопец, и только! Слухай, — Матюшенко смотрел на Сашу с нескрываемым удивлением, — про какой Перекоп ты, друже, кричал?

Саша смущенно пожал плечами:

— Это я… от страха.

— Ничего себе, от страха! — не поверил Матюшенко. — Здорово это ты крикнул! Очень здорово, — сказал Матюшенко.

— Сам не знаю почему. — Саша улыбнулся.

— Ну, пойдем к Сереге, — сказал Матюшенко.

Увидев Сашу, Батраков радостно вскрикнул, протянул к нему руки. Саша наклонился, и Батраков, крепко обняв его, поцеловал.

— Молодец, молодец! — сказал он. — Взяли мы Перекоп, взяли! Только вот мало нас вроде бы осталось!.. — Последние слова он произнес с горечью.

— Найдутся и другие. Огонь-то не прицельным был, — сказал Матюшенко.

— Посмотрим… А пока что мы с Матюшенко… вдвоем. Пр-роклятая нога!

— Что ж поделаешь, товарищ помкомвзвода, — тихо выговорил Саша; ему хотелось успокоить Батракова, приободрить его.

— Матюшенко спас меня, на плечах из огня вытащил, — продолжал Батраков.

— А у вас нога… серьезно, товарищ помкомвзвода? — спросил Саша, с тревогой взглянув на украинца.

— Да н-нет, — огорченно простонал Батраков, — вывих, может… а может, жилу растянул. Бывает же такое!

— Он даже немного ходить может, — вставил Матюшенко.

Батраков усмехнулся:

— Опираясь на тебя.

— Разреши, Сергей, я все-таки схожу в село, добуду какой-нибудь еды, а то мы скоро от голода сдохнем, — сказал Матюшенко.

— А немцы?

— Хай им грец!

— Ну, ладно. Иди.

— Товарищ Батраков, и я! — вырвалось у Саши.

— Нет, Александр, ты останься. У меня к тебе разговор есть.

— Я пошел, — сказал Матюшенко. — Не вернусь часа через два, не ждите: влип, значит. — Он постоял, а потом решительно опустился на колени и обнял Батракова — неуклюже, по-мужски.

— Вертайся, понял? — тоном приказа, но с теплотой в голосе сказал Батраков.

— Вернусь, чего там! — Матюшенко пренебрежительно махнул рукой.

В лесу раздался свист.

— Ну вот, собираются, — весело отозвался Матюшенко. Он исчез в кустах. Шум его шагов стал удаляться, глохнуть.

Саша ответил на свист, и скоро подошли сразу четверо бойцов; один из них был ранен в руку.

— Ребятки! — чуть ли не со слезами на глазах воскликнул Батраков. — Братики! Слава богу! — Он привстал на колени и стал обнимать и целовать каждого. — Жив? Ранен? А что нога? Здоров? — спрашивал он бойцов с отцовским участием.

Бойцы тоже были несказанно рады встрече. На лицах их, изможденных, серых от голода и лишений, густо заросших нездоровой, грязной щетиной, появились несмелые, еще кривые от непривычки, но уже светлые, свободные улыбки. Один из бойцов сказал, что в лесу скрывается еще группа красноармейцев, пять человек.

Батраков, снова почувствовавший себя ответственным за жизнь людей, сразу же распорядился, чтобы два бойца, самые выносливые, вышли к дороге и проверили, не замышляют ли немцы какую-нибудь гадость.

— В случае чего стреляйте без пощады и отходите Мы будем знать, что засада.

— Я слыхал, что фашисты преследуют наших собаками, — сказал Саша, когда разведчики ушли.

— Сейчас им не до собак, — успокоил Сашу Батраков. — Здесь фронт. Сзади нас целые дивизии из окружения пробиваются.

— Неужели правда?

— Чего скрывать, здорово нас немец трепанул. Только все это временно, Александр, ты не сумлевайся. Россия большая. Россию победить нельзя. Но не в этом сейчас дело. Я о тебе хочу говорить, Александр. Что будешь делать?

Саша насторожился.

— Я пока с вами, — сказал он. — Что же мне делать?

— Останешься с нами здесь?

— Как — здесь? Вы ведь к фронту пробиваться будете?

— Будем, да не сразу. Видишь, сколько нас осталось? Надо окрепнуть, поправиться… — Батраков помолчал и, виновато глядя на Сашу, заключил довольно твердо: — А тебе надо уходить, Александр. Ты не военнослужащий, гражданский.

— Вы мне не доверяете? — тихо спросил Саша.

— Да ты что! Постыдись! У меня в монастыре вся душа о тебе изболелась. Мы-то солдаты, мы верны присяге, нам и по уставу положено, как говорится, смерть принять, а тебе нельзя. Ты иди, Александр.

Саша сидел, молчал. Он понимал Батракова. Да, оставаться здесь ему не имело смысла. Ребята будут ждать его у озера Белого. Если бойцы не могут сейчас идти к Чесменску, значит, ему не по пути с ними. И в то же время расставаться не хотелось. За это недолгое время Саша крепко привязался к своим новым товарищам, почти сроднился с ними — и вот, кажется, настало время покинуть их.

— У меня за тебя вся душа изболелась, — повторил Батраков. — Тебе еще жить да жить!

— А если бы я остался? — опять тихо спросил Саша.

— А я тебя не оставлю, Александр, — решительно сказал Батраков. — Не имею права оставлять. Мои бойцы, они мне теперь по воинскому уставу подчинены, и жизнью их я, если нужно, могу распорядиться. А твоей жизнью я распоряжаться не имею права: ты гражданский человек, да и молод еще.

— У меня призывной возраст, — возразил Саша.

— Я тебе лучшего хочу, Александр, не спорь со мной. Я к тебе привык, парень ты дельный, не хуже моих бойцов, но у тебя свой путь, а у нас свой. Ты еще, друг, навоюешься. Война-то, видно, затяжная пошла. Иди, иди в город. Увидишь мать, друзей.

— Ведь Чесменск занят, наверное…

— Этого еще никто не знает. Иди, иди!

Батраков все время повторял это слово — иди; иногда оно звучало как команда, иногда — как просьба.

Саша и сам понимал, что ему надо идти. Все-таки действительно его ждут друзья. Может быть, Женя… Обязательно — мать! Надо идти.

— Винтовку вы мне, конечно, не отдадите?

— Нет, понятное дело. Винтовка — военное имущество. Это раз. А потом — зачем тебе винтовка? Ты с ней погибнешь — и только. Ты иди открыто. Вот так.

Саша оглядел свою одежду. Рваная грязная майка. Рваные грязные штаны. Рваные брезентовые полуботинки. Бездомный бродяга, оборванец. Но, может быть, это как раз и поможет ему?

Саша вздохнул:

— Так я и не израсходовал патроны.

— Правильно сделал. Патроны нам пригодятся.

Саша положил винтовку к ногам Батракова, выпрямился, встал по стойке смирно.

— Ты возьми, возьми пока оружие, — сказал Батраков. — Мы еще проститься должны с тобой!

Вернулись разведчики. Они доложили, что по дороге по-прежнему тянутся гитлеровские войска, немецких патрулей в лесу нет. Очевидно, немцы посчитали, что мало кому из красноармейцев удалось пробиться в лес.

Вскоре вернулся и Матюшенко. Он принес хлеб, кусок сала и четверть молока.

— Живем, хлопцы! — весело сказал он. — В деревнях немцев еще нет.

Из леса пришли еще шестеро бойцов. Почти все они были легко ранены.

Теперь отряд Батракова увеличился до двенадцати человек.

Они поели, а потом некоторое время сидели, отяжелевшие, задумчивые. Ели только хлеб, запивая его по очереди молоком. Сало Батраков спрятал, предварительно отрезав от увесистого куска хороший ломоть. Он завернул его в тряпицу и протянул Саше:

— На дорогу.

— Уходит хлопец? — спросил Матюшенко.

— Да. Товарищи красноармейцы, слушай мою команду! — Превозмогая боль в ноге, Батраков поднялся. — Становись!

Бойцы построились между деревьями.

— Смирно-о!

Батраков прямо и твердо стоял перед замершей шеренгой, а рядом с ним, прижав винтовку к бедру, стоял Саша.

— Товарищи красноармейцы, во-первых, поздравляю вас с освобождением из осады!

— Служим Советскому Союзу! — глухо ответили одиннадцать человек.

— Товарищи бойцы, — продолжал Батраков, — вчера вечером вас поднял в атаку допризывник Александр Никитин, житель города Чесменска, член ВЛКСМ.

Одиннадцать человек посмотрели на Сашу.

— Может быть, этому парню мы обязаны сейчас своим спасением и жизнью. Он совершил воинский подвиг, за который по уставу полагается награда. Но мы в окружении, штаба рядом с нами нет. Этого хорошего хлопца мы брать с собой не имеем права, он пойдет своей дорогой, куда — он знает. Но перед тем, как с ним расстаться, мы должны сказать ему наше большое красноармейское спасибо!

— Спасибо! — хором сказали бойцы.

— Спасибо! — повторил Батраков, крепко сжал в своих руках Сашину руку и поцеловал его.

— Не за что… что вы, — прошептал Саша, чувствуя, что на глазах его вскипают слезы.

— Есть за что! — продолжал Батраков. — Справа по одному — подходи! — скомандовал он.

И бойцы по одному стали подходить к Саше. Они жали Никитину руку, а некоторые, кто постарше, обнимали его и целовали.

Растроганный Саша с трудом сдерживал слезы.

Вот последний боец, раненный в обе руки, подошел, Саша сам обнял его и на миг прижался к его колючей щеке.

— За Перекоп, — прошептал боец.

— Это наша солдатская награда! — сказал Батраков. — Ну, не забывай нас, Александр, а мы тебя не забудем! — И он еще раз обнял и поцеловал Сашу.

— Спасибо вам, товарищи бойцы, за теплые слова, — тихо заговорил Саша. — Я ничего для вас не сделал… чтобы благодарить так… честное слово! Но я вас не забуду. Счастливо вам пробиться к своим! Желаю вам удачи, победы и… всем живым прийти домой! А я пошел. До свидания!

— Счастливо и тебе, Сашка! — ответил за всех Матюшенко. — Бери вправо, там проселочная дорога.

Саша с сожалением протянул Батракову винтовку и повторил:

— Я пошел. Я вас не забуду!

Пройдя немного, он оглянулся. Все бойцы смотрели ему вслед. Он помахал им рукой.

— Вперед, Александр! — сказал Батраков.

Оглянувшись еще раз, Саша увидел только стену деревьев и зеленые заграждения кустарника. Лес навсегда закрыл, спрятал его недавних товарищей по походу, осаде и атаке. Саша уходил один, и сердце у него больно билось от щемящей грусти, сердце сопротивлялось, звало Сашу назад. Сердце звало, но подчиниться этому зову Саша не мог и все шел, шел…

Он шел к своим старым школьным друзьям. Но он не знал, что ждало его впереди.