Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

I. Прибытие посольства в Константинополь. Эпизод с пальбою с посольского корабля

Мы расстались с Е. И. Украинцевым рано утром 28 августа 1699 г. в тот момент, когда он с посольством на корабле «Крепость», отслужив молебен, вышел при пушечных салютах из Керченского гирла в Черное море. Последуем за ним в этом путешествии, которое, как вообще и все свое посольство, он подробно описывал в обширных и обстоятельных отписках в Москву и в столь же обстоятельном «Статейном списке». В тот же день, 28 августа, корабль проплыл мимо Кафы (Феодосия), которую путешественникам не было видно с корабля, так как она расположена в лимане; а затем в течение трех дней, 28, 29 и 30 августа, огибали Крым, держась в 8–10 верстах от берега в виду Айских гор (Яйлы), подвигаясь медленно, не на всех парусах, «а на иных местех и постаивая, ожидая пристава», который должен был на своем корабле нагнать посольство, что и случилось 31 августа рано утром, не доезжая верст 50 до Балаклавы[804].

Явившись на посольский корабль и привезя в подарок посольству трех живых баранов, пристав убеждал посланников зайти в Балаклаву. Турки, как мы припомним, всячески старались задержать Украинцева, воспрепятствовать ему плыть морем и желали направить посольство в Константинополь сухим путем. Очевидно, исполняя инструкцию, данную ему в этом смысле, пристав и предлагал остановиться в Балаклаве. Посланники, однако, ему отказали, решительно заявив, что от Айских гор пойдут по компасу прямо к Царьграду. «И пристав, — замечает „Статейный список“, — в тех посланниковых словах был смущен и говорил, что царского величества корабль перед их турскими кораблями в хождении морском гораздо лутче». Он не надеялся поспеть за русским кораблем на своем корабле. Свиданием с приставом посланники воспользовались для пополнения своих географических познаний относительно Крыма. Они спрашивали у пристава: «Меж теми Айскими горами жилища какие есть ли и ведает ли он, сколько во всем Крыму сел и деревень?» Пристав на эти расспросы отвечал: «Слышал-де он, что меж теми Айскими горами поселение есть, а подлинно о том не знает, потому что по Черному едет он впервые. А в Крыму-де будто сорок тысяч сел и деревень, в которых по 50 дворов и меньше». Посланники стали предлагать дальнейшие вопросы: «Каков околичностию своею Крым?», т. е. сколько Крым имеет в окружности, «и из Кафы в Перекопь во много ль дней переезжают?», на что пристав отвечал, «что будто Крым количностию будет с семьсот верст, а езды из Кафы до Перекопи три дни, Булаклавы до Бакчисарая пять часов». После этого разговора пристав пересел на свой корабль, а посланники «при помощи Божии пустились от тех Айских гор пучиною Евксинопонтскою прямо к Царюграду»[805]. Таково было смелое выступление первого русского военного корабля в открытое море.

Переезд через Черное море занял дни 31 августа и 1 сентября. 31-го весь день плыли «тихою погодою». «С вечера учинилась погода понемногу противная», до полуночи на 1 сентября, и плыли «лавирами», а с полуночи на 1 число, весь день 1 сентября и всю ночь на 2-е «плыли зело скоро доброю погодою». Рано поутру 2 сентября показался Анатолийский берег и город Пендераклия в 150 верстах от входа в устье Цареградского пролива. От Пендераклии корабль шел все время держась Анатолийского берега, и в восьмом часу дня того 2 сентября «милостию Божиею и великого государя его царского величества святыми молитвами и счастием приплыли посланники к гирлу и вошли в него в целости и самою срединою без указывания и без вожей турских». Посланники заметили при входе в пролив по обеим сторонам два маяка — «две башни, на тех башнях с сторон приделаны стекольчатые каморки, а в них на великих лоханях медных горит по ночам масло деревянное вместо свеч». При дальнейшем продвижении по проливу видели также по обеим сторонам две небольшие крепости-городки у самой воды, «живут в них янычары»; под городками пушек небольших по 10 и больше. Над городком на левой стороне пролива виден был на горе большой каменный город «древнего строения». Берега пролива густо населены, жители «живут между гор в садах и кипарисех многие». В небольшом лиманце (заливчике) стоят чайки и галеасы. «Статейный список» не ограничивается этим изобразительным описанием внешнего вида пролива, а приводит некоторые гидрографические сведения. Длина пролива от устья до Константинополя 18 миль — турецкая миля, по объяснению списка, «с русскую версту», — глубина на самой середине 20, 30 и 40 сажен, быстрое течение идет из Черного моря в Белое (Мраморное)[806].

Проливом плыли 2 сентября до вечера и вечером стали на якорь под греческим селом Новым, дожидаясь отставшего на своем корабле пристава. Он явился к посланникам в ночь на 3 сентября и говорил, чтоб посольский корабль дальше к Царьграду не ходил, что он предварительно съездит в город известить о прибытии посланников великого визиря. Вернувшись в тот же день, 3 сентября, он объявил, что султан указал принять посланников 6 сентября; раньше не успеют, потому что для посланников не приготовлено еще двора, где им стоять; султан не ожидал столь скорого появления посольства. Украинцев пытался было возражать и заявил, что поедет на царском корабле до самой пристани, когда пристав сказал, что за посольством будут присланы «сандалы» — небольшие суда. Пристав, однако, уговорил его не противиться султанскому указу; сандалы будут присланы за посланниками для почета; впереди пойдет царский корабль, за ним посольство в сандалах. Действительно, 6 сентября за посольством было прислано 50 каюков, в которых оно при пушечных салютах доехало до пристани близ султанского дворца, откуда сам султан смотрел на прибытие посланников. На берегу для встречи посольства было выстроено «со 100 конных чаушей (полицейских) и 200 янычар с батогами». Встречали посланников начальствующие лица: эминь-чауш-ага и янычарский чурбачей (офицер), причем эминь-чауш от имени султана спрашивал о здоровье. К пристани приведено было для посольства до 100 лошадей, на которых оно и двинулось в город «верхами». Когда проезжали около султанского дворца, султан смотрел с башни. Ехали до отведенного для посольства двора «многими улицами и переулками», причем по всему пути посольства стояло множество народа. Посольству отведен был двор умершего Мустафы-паши близ городских ворот, именуемых Кумкапы, или Песочные. Корабль, отставший из-за противного ветра от флотилии везших посольство каюков, остановился в проливе за милю от Царьграда. На другой день, 7 сентября, он, однако, вошел в город и стал на якоре против самого султанского дворца. Тотчас же по приезде посланников на посольский двор к ним явился пристав с известием, что по султанскому указу велено посланников и состав посольства по здешнему обыкновению «яко гостей» в течение трех дней продовольствовать «съестным харчем», и действительно, им были доставлены: «яловицы, бараны, гуси, куры, масло, сочевица, пшено срацынское и разные овощи, виноградное вино и хлеб пшенишной доброй и росхожей». Сверх этого трехдневного содержания в натуре посольству назначено было денежное жалованье на все время его пребывания в Царьграде[807].

В самый же день прибытия, 6 сентября, посланники сочли нужным известить о своем приезде находившихся в Константинополе послов французского, английского и голландского, для чего посылали к ним «с поздравлением» капитана Памбурга, умевшего говорить по-голландски и по-французски, и с ним дворянина Василия Комова. Французский и голландский послы приняли их любезно, за поздравление благодарствовали и обещали со своей стороны прислать к посланникам с поздравлением. Прием у английского посла был иной. Английский посол лорд Пэджет Памбурга и Комова «к себе не пустил, а выслал к ним на крыльцо человека своего и велел сказать, что он, посол, о приходе их, с чем они к нему присланы, ведает, а видеться-де ему с ними, капитаном и дворянином, не для чего, и сел он теперво за стол есть». Однако когда послы французский и голландский прислали 9 сентября к посланникам чинов своих посольств с ответным поздравлением, то с таким же поздравлением прислал своего секретаря и лорд Пэджет. В разговоре с секретарем посланники спрашивали о его начальнике, где он, посол, жил после Карловицкого съезда, когда он приехал в Константинополь и как он посылает свои письма в Англию, через почту ли или с «нарочными ездоками». Секретарь отвечал, что лорд Пэджет по отъезде из Карловиц жил в Адрианополе, в Царьград приехал в тот же день, когда прибыли и они, посланники, а письма с ведома великого визиря, который «к нему, послу, зело добр и склонен», посылает в Белград и Петервардейн, а оттуда в Английскую землю через «нарочных посыльщиков», а обыкновенной почты из Царьграда к ним в Английскую землю нет[808].

Прибытие русского корабля возбудило большое любопытство в Константинополе как у живших там европейцев, так и у турок. Тотчас же по прибытии приезжали дворяне французского посла смотреть корабль и, по словам капитана Памбурга, хвалили корабль и говорили, что как турки, так и они, французы, не ожидали, чтобы в Российском государстве было корабельное строение. У них были «ведомости», что в Азове нет корабельной пристани. «Не по малу они дивятся, что в Русском государстве строятся корабли, чего прежде не бывало и не слыхано». 8 сентября приезжал смотреть корабль великий визирь в нарядном каюке с 24 гребцами в белых кисейных рубахах. Визирь сидел в каюке на корме под балдахином и «ездил около корабля и на него смотрел много время». На другой день, 9 сентября, к посланникам явился пристав, чтобы сообщить им, что великий визирь «похвалял» русский корабль султану и султан хотел в этот день смотреть корабль сам. Пристав предупредил, чтобы посланники распорядились о встрече султана пушечным салютом. В полдень действительно султан приезжал осматривать корабль в таком же каюке, в каком накануне приезжал великий визирь. На самый корабль, конечно, ни визирь, ни султан не вступали[809].

В отписке от 17 октября Украинцев доносил в Москву, что весь народ в Константинополе удивлялся появлению корабля и к русским обращались с вопросами, кто корабль этот делал и как он «мелкими водами из-под Азова вышел в Черное море и так скоро без турецких вожей прошел черноморскую пучину». Турки утешают себя тем, что русские корабли плоскодонны и в бурю держаться на море не смогут, также и тем, что у царя нет знающих адмиралов, а русские морского плавания не знают и биться на море не умеют. На неоднократные вопросы, обращенные к Украинцеву, много ль у царя сделано кораблей, все ли они оснащены и сколь велики, он отвечал, что кораблей и галер наделано у царя много, днами они не плоски, из-под Азова в море выходят свободно и что его провожал до Керчи целый флот.

Ежедневно, как он писал в отписке, приезжают смотреть корабль многие тысячи турок, греков, немцев, евреев и армян в сандалах и каюках. Всего больше хвалят на корабле паруса, канаты и веревки за их прочность. Упрекают голландцев в том, что они учат русских морскому делу, и выговаривали за это голландскому послу, на что тот ответил, что у них люди вольные, а капитан Петр Памбург будто волонтер и из Голландской земли выгнан. Говорят также и то, что русские корабли сделаны худо и некрепко и в морском плавании ненадежны. К этим критическим замечаниям турок Украинцев в той же отписке присоединил и свою критику и совет относительно дальнейшего кораблестроения, находя недостатки и в самой постройке, и в надзоре за ней. «И о том тебе, великий государь, как Господь Бог по сердцу известит, а мне мнится, что надобно у строения корабельного присмотру быть прилежному, чтоб делали и конопатили их мастеры крепко и чтобы к одному кораблю приставлен был добрый, и честный, и разумный, и пожиточный дворянин, который бы никакой корысти был не причастен, а убогие впадут в корысть. Да и иноземцы, государь, которые делают компанейские корабли, чаять, уже не без корысти у того дела пребывают. А корабль дело не малое, стоит города доброго. И сей твой, великий государь, корабль, на котором я плыл на Черном море, в ветер и не само сильный гораздо скрипел и на бок накланивался, и воды в нем явилось не мало»[810].