Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Однако майор, кажется, был не очень осторожен в словах и вел о московских делах разговоры не с одним только московским резидентом. По крайней мере, вероятно, не без связи с этими разговорами 10 июня король прислал к резиденту Пат-куля с вопросами, показывающими знакомство с речами майора и желание их проверить: «Где ныне великий государь… изволит обретатися, и войска его царского величества в которых местех стоят и куды идут, и сам великий государь… под Инфлянты и под Ригу как скоро изволит быть и с турком покой ужли учинен?» Резидент ответил, ссылаясь на слова майора, что царь при отъезде майора находился еще в Воронеже, но «в скорых числах» ожидается в Москве; о походе под Ригу и о мире с турками умолчал. Через два дня, 12 июня, встретив резидента во дворце, Паткуль ему сказал, что король пожаловал майора, приказал выдать ему 200 талеров на дорогу, и эта сумма ему уже выдана «чрез его, Паткулевы, руки». Однако польское правительство почему-то решило как можно скорее выпроводить Кондратия Меера из Варшавы, и, сообщив резиденту о пожаловании майору денег на дорогу, Паткуль прибавил: «…и чтоб-де он, маеор, здесь болши не жил, ехал бы в то панство, куды ему ехать указано, и исправлял бы свое дело, зачем он послан». Майор, однако, медлил, и еще через два дня, 14 июня, Паткуль прислал к резиденту писаря королевской немецкой канцелярии с тем, чтобы майор непременно уезжал из Варшавы, иначе король будет писать о том к государю. Майор на другой же день уехал, но оставил после себя некоторое наследство. 16 июня, встретив резидента во дворце, маршалок великий коронный Станислав Любомирский говорил ему: «Маеор-де, который приехал с Москвы, привел в Варшаву и засадил за варту (под стражу) шляхту трех человек невинно. А они-де покражи его не приличилися и сидят де уже другая неделя. А он-де, маеор, до сондов (судов) не ходит и никаких явных улик не положил. А они-де люди знатные — шляхтичи, и один-де из них есть кревней[633] Сапегин». Резидент пытался возражать, что если бы эти трое к краже у майора «не приличились», то он бы их в Варшаву не приводил и просил «учинить по розыску справедливость безволокитно». «И маршалок корунной говорил: вашецде ведай, у нас де право такое: буде кто в три дни до судов не придет и улики никакой не положит, тем отказывают, и сказал, что-де велел тех шляхтичей сего дни свободить». Посланник, выслушав объяснение института Habeas Corpus в польском праве, попросил: «Буде их и свободить, чтоб они подписалися своими руками, чтоб им того вора сыскать и поставить к розыску в Варшаве». Но маршалок в просьбе категорически отказал[634].

Майор Меер был любезно принят в Берлине и миссию свою исполнил. Он вернулся в Москву в самом начале ноября 1700 г. и привез с собою шесть нанятых на русскую службу офицеров: трех капитанов, двух поручиков и одного хорунжего[635].

К неофициальной или, во всяком случае, менее официальной переписке относятся два письма, которыми обменялись курфюрст и царь весной 1700 г. 28 февраля в Воронеже Петром получено было собственноручное письмо курфюрста от 30 января из Берлина с выражением благодарности, во-первых, за поддержку, оказаную курфюрсту в Эльбингском деле, а во-вторых, за дружественное расположение царя, проявленное им к курфюрсту в деле о столкновении его резидента Задоры-Цесельского с маршалком шведского посольства, столкновении, которое кончилось смертью резидента. Курфюрст считает себя обязанным царю в Эльбингском деле, обещает искать случая оказать царю такую же услугу и называет себя его другом, братом и союзником[636]. Петр отвечал письмом от 19 апреля, в котором также называет курфюрста другом и братом (в официальных грамотах это название тогда не употреблялось). Об ответе на это письмо Ф. А. Головин, кажется, напоминал царю, о чем можно заключить из следующих строк в письме Петра к Головину 2 марта: «Хъ курѳирсьту отпишу на будушую почьту, для того надабна подумать; а нынѣ, за многимъ писмомъ, не успѣлъ»[637]. Но ответил Петр только 19 апреля. Царь не сомневается в расположении курфюрста, вспоминая взаимное личное словесное обязательство, скрепленное рукопожатием обоих государей во время пребывания Петра у курфюрста в 1697 г. Это напоминание царь счел подходящим в настоящих обстоятельствах, когда желательно было привлечь курфюрста к союзу против Швеции. Вероятно, намек на действия против Швеции следует видеть в заключительных не совсем ясных строках письма, где говорится «о некоторых дѣлех к пользе обоих стран»[638].