Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

В письме от 7 марта Федор Алексеевич уведомляет царя о получении его писем, о том, что распоряжения его исполняются. Корчмин будет послан по назначению, т. е. в Нарву и в Орешек[654]. Рижские известия, переданные раньше, подтверждаются. К И. И. Головину во Псков о присылке известий уже написано еще до распоряжений об этом царя. К генералу Флеммингу Головин не писал, опасаясь, что письмо будет перехвачено и чтобы союз не обнаружился. В особой приписке к этому письму, сообщив о свидании и разговоре с датским посланником, он просит царя занять для него две избы, в которых в прошлом году останавливался он и вице-адмирал, а также изготовить для него нарочитую шлюпку, «чтоб было в чем с адмиральшею ездить». На полях этого письма сделана отметка рукою Петра: «Съпросить самово»[655]. Следующие два письма Головин пишет уже по пути в Воронеж: 11 марта из Молодей в ответ на полученное в дороге письмо Петра: подлинных известий из-под Риги и о войсках курфюрста еще нет, одни говорят, что уже под Ригой, другие, в том числе датский посланник, в разговоре перед отъездом, что еще готовятся и начнут войну вместе с датским королем. Он, Головин, неоднократно писал во Псков, требуя, чтобы оттуда послали проведать до самой Рики и сообщили. Шведы в Риге всего более боятся, чтоб не стали ее бомбардировать, тогда рижские мещане забунтуют и сдадут город. Всего важнее — дело приготовления войск, к этой мысли Головин в разных выражениях возвращается несколько раз. Письмо уже после подписи «Раб твой Фетька» и даты «С Молодей марта в 11 день в 9-м часу по-немецки рано» заканчивается пожеланием: «Дай, дай Боже конец благополучен, с полудня мочно б искать к северу прибытка»[656]. Второе письмо с дороги написано из Ефремова 15 марта в ответ на письмо Петра от 12 марта. Судя по находящейся в нем фразе Головина: «…указ твой с радостию исполню и поеду без всякого задержания», видно, что Петр торопил его приездом[657].

Главным предметом в переписке с Петром другого Головина, Автомона Михайловича, командовавшего двумя потешными полками и формировавшего еще 9 полков регулярной армии, было обучение регулярному строю офицерского состава. Как мы уже видели выше[658], А. М. Головин был очень недоволен офицерским составом, присланным ему из Иноземского приказа, предложил Петру набрать офицеров из «царедворцев», т. е. из московских чинов, с согласия царя осуществлял этот набор, причем пересылал Петру списки набираемых и занимался их обучением. О наборе и подготовке офицерского состава для регулярной армии идет речь в каждом письме А. М. Головина. Он занят был еще выработкой каких-то «статей» о чинах пехотного строю, «что кому довлеет знать», которые пересылал Петру, может быть, статей, содержавших правила регулярного строя и имевших отношение к воинским артикулам, установленным тогда же весной 1700 г. во время пребывания Петра в Воронеже[659]. Сверх того в письмах он касается множества других относящихся к формированию регулярной армии и вообще к военному делу вопросов: извещает Петра о наборе им трех драгунских рот[660], об изготовлении палаток и седел, на что он взял 3000 рублей денег у бурмистров, о том, что он приказал делать пирамиды для ружей на Ростовском подворье и что уже сделано таких 72 пирамиды, об изготовлении знамен и об изображениях и надписях, которые надлежало на них сделать; предполагалось изобразить меч, а вокруг поместить надпись русскими литерами: «Сим мечем побежду враги моя» (однако он делать этой надписи до возвращения царя не велел); об изготовлении каких-то ящиков для пушечных картузов. «В доме твоем марта в 22 день я был, — читаем мы в его письме от 23 марта, — и ренское про твое здоровье пил и видел на твоем дворе два ящика на колесах, в чем возят пушечные картузы; не поволишь ли нам на полк таких сделать и много ль?»[661] Ни одна мелочь, касающаяся потешных полков, не совершается без участия Петра; назначение каждого солдата делается не иначе как с его ведома. 19 марта на ученье в Преображенском А. М. Головину подал письмо от царя присланный от него солдат, и Головин велел, согласно этому письму, принять его в полк и написать в «племянничью» (младшую?) роту, как вновь поступающего. Головин спрашивает Петра: оставить ли его там или перевести в старую роту? Учения потешных полков и эпизоды, на них происходящие, служат также сюжетами переписки. На одном учении солдаты по окончании его выстрелили про здоровье царя, «а что не пили про твое здравие, в том не погневайся для того, что излучился день постной»[662]. Иноземцы офицеры Преображенского и Семеновского полков просят о жалованье. «Вельми оскудали, не поволишь ли им, хотя по малому числу в зачет выдать?»[663] В письме 26 марта: «А денег, государь, на Преображенской и на Семеновской полки и драгуном не принято для того, что бурмистры не дают; пожалуй, государь, прикажи к ним отписать. А в том есть великая нужда, что им к празднику (Пасхи, 31 марта) ни по копейке не дано». Для полков необходимы три лекаря, так как двое со своим делом не справляются, также и на драгунский полк нужны два лекаря. Головин просит отписать о согласии[664]. «Солдат учим повседневно, — пишет он 5 марта, — потому что Сырную неделю не учились и ружье забыли; многие за то биты. Прапорщиков Преображенского полку А. Хмелевского да И. Пухорта поволь от полку отставить для того, что они дела своего не знают: гуляки великие и в строю многажды были тростью биты»[665]. В письме 23 марта он сообщает, что трое солдат Преображенского полка, причем называет их имена и указывает, из какой каждый роты, «за многое их гулянье, и за пьянство, и за зернь, и за многие неты (неявки на службу)» подвергнуты были вновь заведенному в войсках наказанию на иностранный образец — «учинено наказанье спиц-рутень и от полку отставлены; не поволишь ли их сослать в Азов или на каторгу, чтобы от них впредь на Москве воровства не было»[666]. Петру экстренно понадобились в Воронеже шлюпочные матросы из потешных полков, и в письме 26 марта Головин извещает его, что 10 человек шлюпочных матросов, которые умеют грести, он отобрал и отправил, дав им для скорой езды по 1½ рубля на подъем и приказав им захватить с собою их матросские костюмы: бостроги, гербы и шляпы. Он велел им «с великим поспешением бежать день и ночь», чтобы поспеть в Воронеж к празднику — 31 марта, «и для такого поспешения дано им по 2 лошади человеку»[667]. По письму князя Ф. Ю. Ромодановского он отбирает и посылает туда на житье 11 человек столяров[668].

А. М. Головин также доносит Петру о больших пожарах в Москве, но интересуется ими с особой точки зрения, со стороны участия в работе по тушению пожаров солдат подведомственных ему потешных полков. Донесение его о пожаре 25 февраля в хоромах царицы Прасковьи Федоровны мы привели выше. На 25 марта в ночь был пожар за Москвой-рекой в Конюшенной Овчинной слободе, сгорело 46 дворов, разломано 10.

«И на том пожаре я с полками не был, потому что указ есть словесной, что с полками за Москву-реку не бегать мне. А стоял я с полками в Кремле для опасения; а приказал имянно мне князь Федор Юрьевичь. И ты, государь, изволь с ним о том переговорить и отписать ко мне: бегать ли мне с полками или нет, а без наших полков отнимание худое, или от себя которые полки посылать?»[669] В письме 11 апреля он писал: «От частых пожаров нам и солдатам скучило; в одни сутки было девять пожаров: 11 апреля был пожар на дворе сержанта Александра Меншикова: сгорела баня, далее не дали гореть, скоро прибежали полки, потому что были на ученьи»[670]. В письме 23 марта шла речь о посылке в Воронеж каких-то «пожарных статей», вероятно проекта правил о действии войск на пожарах[671].

В письме 6 апреля А. М. Головин уведомлял царя о смерти майора Преображенского полка Николая фон Залена. На похороны он велел нарядить «полку своего баталию». Вдова его просила выдать денег на погребение; царь, если согласен, пусть напишет и укажет, откуда взять деньги[672]. В письме 16 апреля — известие о том, что полкам по царской воле сказан указ о готовности к предстоящему походу. Головин просит отписать о выдаче жалованья на подъем в поход и указать, откуда брать подводы под полки. При этом объявлении было ученье солдатам, и «твоим счастием, — прибавляет Головин, — зело меня обвеселили, и стрельба была изрядная. Дай Боже и впредь такая ж»[673]. В письме 22 апреля он сообщает имена офицеров, посланных в Воронеж с малолетними солдатами, и просит вернуть офицеров скорее обратно: надобны начальные люди. По царскому указу послан отряд из 12 человек Семеновского полка во главе с сержантом в деревню к князю М. Г. Ромодановскому, куда он был сослан, впав в опалу, с приказанием смотреть за князем, из деревни к Москве и никуда его не выпускать, а паче всего смотреть, чтобы чего над собою не учинил[674]. Наконец, в последнем письме, помеченном «Из Преображенского, апреля в 25 день, в вечерни» Головин, сверх известий об обучении офицеров, сообщает еще, что он приказал паяльщику Данилке сделать с поспешением 10 000 трубок к пушкам в запас[675]. В каждом почти письме он извещает Петра, что был в его доме и нашел там все благополучным. В каждом письме также всякого рода сообщения, касающиеся Преображенского и Семеновского полков, и при чтении писем А. М. Головина в воображении Петра, вероятно, во всей подробности проносились картины их полковой жизни. Он был в курсе каждого происшествия в полках, как бы оно ни было незначительно, и если на каждый вопрос А. М. Головина «О том что поволишь?» он отвечал изъявлением своей воли, распоряжением или согласием, то понятно, какое близкое участие он принимал в руководстве и управлении полками.

В переписке с Виниусом большое место занимают известия о делах под Ригой: осада Риги саксонскими войсками[676], взятие Динаминде и смерть Карловича[677]. Затем идет речь о каком-то присланном Петру в Воронеж сибирском железе, вызвавшем его одобрение, и о каких-то пожарных трубах, которые он желал бы получить из-за границы от Витзена. «Min Her, — писал ему Петр 21 марта. — Писма, отъ васъ по рознымъ почьтамъ я принялъ, въ которыхъ мъного новинъ виделъ, между которыми зело iзрядное железа Сибирсъкое. Еще зело прошу: отпиши к Вит-цену, чьто тѣ, которыя онъ мънѣ посулилъ, пожарныя трубы, которыя сами воду въ себя тянутъ i прышъшутъ, прислалъ пару, а въпредь велѣлъ бы здѣлать дюжину; а я чрезъ векъсель запълачю. Piter. Съ Воронежа марта въ 21 д. 1700»[678]. Виниус приказание исполнил и Витзену писал[679]. Как начальник Сибирского приказа он докладывает Петру по делам сибирской администрации: просит о наградах воеводам: тобольскому — боярину князю М. Я. Черкасскому и верхотурскому — стольнику Кузьме Козлову, что Петр обещал ему ранее. Ближний боярин князь Михаил Яковлевич Черкасский и его сын князь Петр Михайлович, бывший с ним в Тобольске, видимо, пользовались большим расположением царя. Еще в 1698 г., когда у князя Михаила Яковлевича умерла жена, княгиня Марфа Яковлевна, царь 31 августа, через несколько дней по возвращении из-за границы, «изволил о той их печали премилостиво к ним призрить, послать к ним с Москвы из Разряду с своим, великого государя, милостивым словом и с… грамотою стольника А. И. Еверлакова»[680]. Далее Виниус докладывает и просит указа о действиях находившегося в Сибири думного дьяка Данилы Полянского. Дьяк приказа Тайных дел при царе Алексее, а потом думный дьяк Данило Леонтьев Полянский в 1692–1694 гг. был в опале и проживал «до указу в деревне». В 1694 г. был оттуда «взят», в 1695 г. был послан в города Белгородского полка для разбора ратных людей; в 1696 г. проживал в Москве, а с 1697 г. находился в Сибири «для сыску», т. е. послан был туда производить какое-то следствие, по всей вероятности о злоупотреблениях сибирских воевод[681]. Как известно, при Виниусе целый ряд сибирских воевод подвергся преследованиям за злоупотребления; но Полянский не угодил Виниусу тем, что вел следствие пристрастно. Виниус сообщает о нем в письме 31 марта, что когда он хотел приехать для розыска в Красноярск, то красноярцы его к себе не пустили и бьют на него челом, чтоб ему у них не быть, потому что он дружит с тремя прежними их воеводами, которые их разоряли и, обвиняя их в измене и в бунте, чинили им напрасные пытки и поклепы. По мнению Виниуса, на красноярцев «многое затеею безвинно навели». Полянский, производя следствие, держит в течение трех лет в тюрьме 12 человек лучших людей. Виниус испрашивает указа: отозвать ли Полянского к Москве и с ним привезти этих тюремных сидельцев, чтобы выслушать их показания, и тогда будет видно, прав Полянский или нет, или же, пока государь выслушает его дело по посылаемой докладной выписке, оставить его в Тобольске. «А тот, государь, город Красной, — пишет далее Виниус, набрасывая на Полянского подозрение в корысти, — ему надобен и прибылен». Следует далее другой важный вопрос сибирской администрации: «Нужно и митрополиту в Сибири, государь, быть, а Игнатий[682] зело ума исступил». Об умоисступлении Игнатия будет доклад Петру в Воронеж с другой стороны, от патриарха. В этом же письме от 31 марта Виниус сообщил, что с почтой из Вены пришло письмо инженера барона Боргсдорфа, бывшего на русской службе в Азове[683]. Письмо Боргсдорфа, как видно, очень заинтересовало Петра, и он потребовал его от Виниуса. «Min Her, — писал ему царь 11 апреля, — писмо твое сего мѣсеца въ 5 д. писанное, я принялъ i зело требуемъ подлинной вѣедомости о Риге i о възятиi шанца Динаментъ, подлинно ль? Такъже i о курѳирсътѣ Брандебурскомъ. А тебѣ чрезъ почьтмейсътера Мемльсъкого вѣдомасть подлинною възять мочьно. Такъже пришъли писмо борона Боршъторѳа, которое онъ писалъ ко мнѣ на сей послѣднѣй почьтѣ въ твоемъ обертъкѣ iли покѣте. Piter. Съ Воронежа, 11 д. апреля 1700»[684].