Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

XLIII. Отправление А. Я. Хилкова в Стокгольм

В непосредственных сношениях с самой Швецией всячески подчеркивались миролюбивые намерения царя. Было назначено для присутствия при подтверждении королем в Стокгольме вечного мира торжественное Великое посольство, в состав которого вошли ближний боярин князь Я. Ф. Долгорукий, окольничий князь Ф. И. Шаховской и думный дьяк Любим Домнин. В Посольском приказе было заведено дело об отправлении этого посольства[707]. Но приготовления к отъезду шли до крайности медленно. Когда 31 июля 1700 г. Книппер в поданном им мемориале справлялся о времени отъезда посольства, ему едва ли могли дать какой-либо точный ответ. Справка была ему нужна для уведомления нарвских властей о приеме посольства. Мемориал остался без ответа. Через несколько дней начато было движение войск под Нарву[708].

Официально с извещением о предстоящем приезде великих послов, а на самом деле для усыпления бдительности в самой Швеции, весной 1700 г. был отправлен в Стокгольм ближний стольник князь Андрей Яковлевич Хилков. Князя А. Я. Хилкова мы встречаем в Дворцовых разрядах на придворной службе с 1688 г., когда 31 мая он в свите царя Петра Алексеевича участвует в поездке с ним к Троице, а 30 июня в Кремлевском дворце у сенных дверей Столовой палаты встречает имеретинского царя Арчила Вахтанговича, приезжавшего с детьми к государям на прощальную аудиенцию. И в дальнейшем он назначается встречать послов во дворце. В 1692 г. в звании комнатного стольника он у сенных дверей Грановитой палаты встречает персидского посла при его приездах во дворец 17 и 31 марта и 11 мая. В 1697 г. в числе других стольников он отправился в Италию изучать навигацкую науку и вернулся оттуда со знанием не только навигацкой науки, но и итальянского языка. Когда в 1699 г. явились в Москву великие и полномочные шведские послы для подтверждения вечного мира, князь А. Хилков опять встречал их на приемной и на прощальной аудиенциях, в сенных дверях Столовой палаты и в обоих случаях говорил им приветственную речь[709].

Быть может, соприкосновение князя Андрея со шведскими великими послами на этих встречах почему-либо и навело Петра на мысль выбрать именно его для посылки в Швецию. Если со сборами Великого посольства туда намеренно медлили, то, наоборот, с отправлением князя Хилкова очень спешили. Указ о его назначении состоялся в Воронеже 17 апреля, причем в тексте его дважды говорилось об отпуске его в Швецию немедленно: «указал послать немедленно», «отпустить его с Москвы немедленно, чтоб, конечно, с Москвы поехал до пришествия его, великого государя, с Воронежа»[710]. Указ был получен в Москве 20 апреля и на следующий день, 21 апреля, объявлен Хилкову «на учение солдатского строю на Старом Денежном дворе», где, очевидно, он наряду с другими стольниками проходил курс военного обучения, готовясь в офицеры в формировавшуюся тогда регулярную армию. «Сказывал» ему указ второй дьяк Посольского приказа Борис Михайлов, специально прибывший для этого на ученье к Старому Денежному двору[711]. С ним отправлялись двое подьячих Малороссийского приказа: Василий Богданов и Иван Меньшой Чередеев; старший — Иван Большой Чередеев — был с Е. И. Украинцевым на посольстве в Константинополе. В Новгороде к нему должен был присоединиться находившийся там переводчик шведского языка Вилим Ибрагимов. Кроме того, в его же свите ехали: «духовная особа», не называемая по имени, очевидно священник, и сын шведского резидента Томаса Книппера, Петр Книппер, молодой человек, ездивший по Европе в Великом посольстве 1697–1698 гг. в качестве пажа при Лефорте[712]. Вероятно, в том же качестве он был и при Хилкове. Во всяком случае, в этой его посылке в Швецию надо видеть особенную любезность по отношению к отцу его, шведскому резиденту, и, может быть, также одно из средств усыпления его внимания. 26 апреля дьяк Борис Михайлов с подьячим Михайлой Волковым привезли к Хилкову на двор грамоту к шведскому королю и наказ[713]. Читая наказ, князь Андрей мог узнать, что он посылается в Швецию с двумя целями:

во-первых, известить шведское правительство о предстоящем прибытии великих и полномочных послов и, во-вторых, затем, чтобы остаться в Швеции резидентом. В качестве резидента он должен был, живя при королевском дворе, «проведывать всяких ведомостей всесовершенно» и доставлять в Москву самую подробную информацию о разных политических новостях. В частности же, наказ ему предписывает сообщить о составе дипломатического корпуса в Стокгольме, о находящихся там послах, посланниках и резидентах и, вступив с ними в сношения, проведывать, с какими делами каждый из них прислан. По дороге в Швецию и находясь в Стокгольме, он должен был добывать и сообщать в Москву известия о войне польского короля со Швецией: за что у него со шведами война, о количестве войск под Ригой и о военных действиях, пришли ли к действующим там саксонским войскам также польские и литовские войска, прерваны ли дипломатические отношения у Швеции с Польшей, выехал ли из Польши шведский резидент, много ли шведы послали войск на выручку Риги, чего ожидать между этими державами, войны или мира, и если мира, то на каких условиях. Хилков должен был далее узнавать, какие отношения существуют между Швецией, с одной стороны, и Данией, Бранденбургом и Францией — с другой; нет ли каких-либо сношений у шведского двора с турками и крымским ханом, ведут ли шведы торговлю с Турцией. В самой Швеции ему предписывалось осведомиться, как смотрит общественное мнение на последние сношения Москвы со Швецией; что шведы мыслят и говорят об отказе великого государя присягнуть перед шведскими послами при подтверждении вечного мира в Москве осенью 1699 г.;

как этот отказ толкуют и что говорят в простом народе; будет ли король, со своей стороны, присягать при подтверждении вечного мира или, так же как и московский государь, ограничится одной только докончальной грамотой; рады ли шведы предстоящему прибытию русского посольства. Существенным предметом осведомления резидента должны были быть сведения об отошедших к Швеции трех русских городах: каковы численностью в них гарнизоны и в каком состоянии в них крепости. Все эти сведения Хилкову предписывалось сообщить в Москву с еженедельной почтой, писать секретные из них собственноручно и даже ему только одному известной цыфирной азбукой. Он должен был также покупать и пересылать в Москву газеты[714].

Представитель московской знати, связанный родственными узами с самыми выдающимися домами[715], князь Хилков, как и все эти молодые дипломаты, которые начали дипломатическую деятельность перед Северной войной, как А. А. Матвеев, князь Ю. Ю. Трубецкой, Измайлов, был близок к руководителю иностранной политики Ф. А. Головину, вероятно, также состоял с ним в родственных отношениях. Эта личная близость заметна по его переписке с Ф. А. Головиным, начавшейся еще в Москве при сборах Хилкова в путь. «Милостивой мой государь, Федор Алексеевичь, — писал ему Хилков из Москвы в Воронеж 28 апреля, — многолетно здравствуй на множество лет. По указу государеву поеду в путь свой кончая маия в 1 день; а подьячей, государь, которой со мною написан в Свию, Инехов, отставлен, а в его место дан Богданов, и он человек самой скудной, в том тебе доношу, что ему там жить будет нечем. Еще ж мое доношение о которых моих належащих нуждах тебе, государю моему, послано в сем моем письме на особой бумаге писано. Пожалуй, по тому моему доношению сотвори со мною, убогим, во всем ко мне милость свою ради имени Божия. При сем Андрюшка Хилков челом бьет. С Москвы апреля в 28 день»[716]. 30 апреля к нему на двор были присланы ассигнованные ему подъемные деньги — ему дано было 666 рублей, переводчику 70 рублей и двум подьячим по 50 рублей каждому, а также соболиная казна для раздачи в Швеции[717]. 9 мая он покинул Москву, куда ему уже не суждено было возвратиться; он умер на чужбине, протомившись в шведском плену до 1718 г.

Мы последуем за ним в его путешествии и будем следить за исполнением им своей миссии. Держа из Москвы путь на Клин, Тверь, Торжок, Вышний Волочок, Иверский монастырь, Яжелбицы, Бронницкий ям и от Бронницкого яма на судах по реке Мсте и по озеру Ильмень, делая в день 30, 40, 45, 50, 55 и даже один раз проехав 65 верст, он прибыл в Новгород 24 мая. Из Новгорода он писал Ф. А. Головину в Москву 1 июня, извещая, что, приехав в Новгород, он умешкал там в ожидании ответа от ругодивских властей новгородскому воеводе о приеме его на границе. Исполняя данный ему наказ, он сообщает далее известия о военных действиях, которые ему удалось раздобыть: писали из Стокгольма находящиеся там приказчики торгового человека Ивана Агапитова, что из Стокгольма отпущено под Ригу 26 военных кораблей и всем городом пекли для того похода хлеб; король еще в Стокгольме, но, конечно, пойдет в войска. Хилков обращается к Ф. А. Головину с вопросом, как ему быть, ехать ли ему к королю, если короля он в Стокгольме не застанет. «А в наказе мне написано: ехать в Стекольное или в иной город, где король. И я без письма о сем деле от милости твоей для того и к рубежу умедлил, как воля твоя, о чем, пожалуй, мой батька, вели отписать и ежели мне ехать в войска, достатку требует великого, а тебе, моему государю, известно, какая моя нищета, и в иностранных порядках твоя милость паче многих известен». Впервые, неожиданно выступая на дипломатическом поприще, Хилков чувствует свою неопытность и просит у Головина руководства и наставления; оторванный от семьи, он просит оказывать покровительство покинутым братьям: «Прошу, государь, милости у тебя в неоставлении о себе, сотвори со мною всякую милость в опеке своей, в чем где мое какое недознатие явится, управь милостью своею. Еще ж прошу милости, пожалуй, будь к братьям моим милостив, как начал, по начинанию и до совершения. При сем недостойной и услужник милости твоей Андрюшко Хилков челом бьет из Новагорода. Июня в 1 день»[718].

11 июня Хилков отправился из Новгорода водой: рекой Волховом, озером Ильмень, рекой Мшагою, затем, переехав сухим путем до реки Луги, поплыл Лугой в судах до самого рубежа, до пограничного местечка Нижнего Муравейна, куда прибыл 24 июня и где остановился на русском берегу, раскинув палатки. На противоположном берегу ожидал его высланный ему навстречу из Ругодива капитан Гедеон Препстинг. По пересылкам капитан просил отложить встречу до следующего дня, так как не все подводы были у него еще собраны, и предложил встретиться посредине реки, как встречаемы были на рубежах послы в прежние времена. Но Хилков, со своей стороны, предложил, по замечанию «Статейного списка», эти «прежние приемы оставить» и просил капитана приехать для встречи на царскую сторону, что и было исполнено. После обмена приветствиями с упоминанием царского и королевского титулов Хилков пригласил капитана в свою палатку, где, ожидая, пока изготовятся палатки для русских на королевском берегу, пили за здоровье великого государя. Затем стали переправляться через реку, причем на королевском берегу стоял в качестве почетного караула отряд в 40 человек солдат под командой поручика. Уложивши обоз, под который ему дано было 96 подвод, Хилков двинулся в дорогу 25 июня. Перед отъездом он отправил официальную отписку об оказанном ему приеме в Посольский приказ, а кроме того, писал Ф. А. Головину: «Милостивый мой государь, отец Феодор Алексеевичь, многолетно здравствуй на многие предбудущие лета. Известно тебе, своему государю, чиню: на Свейской рубеж приехал июня в 24 день и посылал к присланному для приему, и он в том числе меня не принял, сказал, что у него не готовы подводы. А в 25 день прислал ко мне, чтоб съехаться серед реки против прежних обычаев, как принимали великих послов с обеих сторон. И я ему сказал: что то за обычай, что серед реки съезжаться и церемонии править на воде? Нужды нет, можно править и на берегу, а гостей всегда почитают. И он приехал с королевской стороны на государеву сторону и объявил мне о себе, что он ругодивских полков капитан Гедеон Препстинг, прислал его из Ругодева по указу королевскому полковник Геннинг Рудольф Горн, который ныне в Ругодеве пребывает на месте ругодивского генерала, для приему моего на рубеж и с рубежа до Ругодева быть ему приставом и в подводах учинить довольство сколько надобно, а в корму-де мне указу никакого нет. А ту церемонию правил с именованием нашего великого монарха и королевским. Потом я отповедь чинил против того ж, как надлежало, с благодарением от своего лица тому, кто его послал из Ругодева. И с рубежа в том же числе поехал до Ругодева, толко и мешкал покамест клались на подводы. А из Ругодева, государь, поеду вскоре, лишь бы они зачем не остановили, буде что не готово. С рубежа, государь, послал я отписку о приеме своем как меня принели. И у тебя прошу милости, умилосердись, мой милостивый отец, изволь ее (т. е. отписку) высмотря, буде что с недознатия неисправно написано, исправить милосердием своим по начатой своей, государя моего, милости неоставлением своим в нуждах моих. Ей, дело незаобычайное и такой труд, что Богу моему сведущу всегда, бедной, всего стерегуся, да не знаю, как и стеречься в таком своем несчастном часе. Однакож отдаюсь в твои, милостивого моего государя, руки, как волишь, мню, что милостию своею не оставишь моей нищеты. При сем раб твой Андрюшка Хилков челом бьет. С рубежа с Нижнего Мурвейна, июня в 25 день». В приписке к письму он прибавляет: «Не погневайся, милостивой отец, что непорядошно и худо писано. Ей, вскоре стало, всегда пекусь о пути своем, как бы скорея доехать, и надеюсь на твою милость, моего государя, что и худо милостию своею исправишь»[719].