Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

XLI. Мартовская переписка 1700 г

Итак, главное внимание Петра в конце зимы и весной 1700 г. в Воронеже было занято подготовкой войны со Швецией и вопросами внешней политики, направленной к той же цели, т. е. к предстоящей войне: делами уже имевшихся налицо союзников, приобретением нового союзника и более отдаленными европейскими делами, которые могли оказать влияние на начало и ход войны. Однако, как ни глубоко занимали его эти вопросы, нельзя все же сказать, чтобы он захвачен был ими всецело, без остатка; его внимания хватало и на другие крупные, мелкие и даже мельчайшие дела. Об этой его способности дробить внимание, даже и сильно занятое одним главным предметом, на многое множество других, притом разнообразных, предметов свидетельствуют сохранившиеся остатки его переписки за то время, которое он провел вдали от Москвы, такой же разнообразной переписки, какую он вел, находясь в Воронеже и в Азове и в прошлом 1699 г. В числе его корреспондентов на этот раз были ближайшие сотрудники: Ф. А. Головин и А. М. Головин, Т. Н. Стрешнев, Виниус, Зотов, Кревет, дьяки Курбатов и Яков Никонов, иностранцы Кинциус и Витзен и другие лица. И на тот раз сохранилось гораздо больше писем корреспондентов, чем самого Петра; о последних мы обыкновенно узнаем из ответов тех лиц, с которыми он был в переписке.

На первое место по значению надо поставить переписку с Ф. А. Головиным, ближайшим и виднейшим сотрудником за это время по самым важным государственным делам: по сношениям с иностранными державами, которыми он заведовал теперь уже как официальный глава Посольского приказа, и по подготовке к войне, которой он был занят как будущий фельдмаршал. Головин писал Петру не только письма, но и обширные докладные статьи, в кратких формулах излагавшие существо вопросов, на которые он желал получить ответ или распоряжение царя. Петр под этими статьями подписывал резолюции и отправлял их обратно Головину. Таких докладных статей за рассматриваемое время имеется два экземпляра: один от 25 февраля[643], другой относится к началу марта[644]. Кроме этих статей с резолюциями, сохранилось три собственноручных письма Петра[645] и три письма Головина[646]. Значительную часть переписки с Ф. А. Головиным, касающуюся внешней политики и военных приготовлений, мы уже исчерпали; но то, что было нами рассмотрено, далеко еще не все ее содержание, далеко не все то, чем была занята в то время мысль Петра. Взглянем теперь на эти остальные второстепенные вопросы; мы будем поражены их разнообразием и различием их значения; их трудно объединить в какую-нибудь систему; они отражают всю пестроту текущей жизни и потому не могут быть уложены в какой-либо искусственный порядок. В докладных статьях 25 февраля Головин спрашивает об отпуске находившегося в Москве посланца от волошского господаря, об отпуске которого просил перед отъездом гетман Мазепа; по этой просьбе, пишет Головин, «мы отпуск готовить велели против прежних таких отпусков. Изволишь, государь, приказать о сем отписать?» Петр отвечает под статьей: «Отпусти съ ласкою, для лица», т. е. ради приличия. После статьи о грамоте гетману на пожалованный ему орден Св. Андрея Первозванного Головин сообщает, что игумен киевского Николаевского монастыря Стефан Яворский, «которого ты, милостивый государь, повелел поставить в епископы, просит о корму, о жалованье с старцами, которые с ним, всем около двухсот (рублей); невозможно, что не выдать, прикажу хоть от себя». Следует выдать почему-то задержанное хлебное жалованье солдатам Лефортова полка.

«Умилосердися, государь, с лефортовыми солдаты о хлебе. Для милости к себе Божии, отпиши ко мне: я будто из Лефортовых животов им дам. Не презри их, бедных, хотя для милости к минувшему их начальнику». Петр отвечает: «Какъ хочешь». Передается просьба помощника Головина по управлению Оружейной палатой, дьяка Алексея Курбатова, о назначении в палату, надо думать, в подьячие «ему на вспоможение» двух человек холопов от их господ: один служит у Алексея Салтыкова, другой у Гагина: Салтыкова — Ивашка Хрипунов, Гагина — Федор Обыгов. На вопрос Головина «В том как изволишь?» Петр отвечает: «По рассмотрению», т. е. по усмотрению Головина. Андрей Стельс просит отдать ему на откуп смолу, наддает сто рублей откупу. Головин, передавая это ходатайство, просит царя отписать об этом в приказ Большого дворца. Как начальник Ямского приказа Головин извиняется в одном допущенном им промахе. При проезде Петра в Воронеж на станциях Молоди и Вашаны не оказалось лошадей, хотя он сам распорядился об их поставке, дав роспись станций. «Что на Вашане лошадей и на Молодях не было, — пишет Головин, — пожалуй, государь, мне в том отдай вину: истинно не дослышал, чтоб для твоего, милостивого государя, походу поставить, токмо для почты (т. е. лошади поставлены были только для почты, а не для царского проезда); и ради того поставлены, и почта пришла в три дни к нам». Петр кладет милостивую резолюцию: «Богъ проститъ, а роспись я далъ»[647]. Речь идет еще в докладных статьях о какой-то отписке из Азова, которую Петр получил по дороге в Воронеж и переслал Головину. Головин высказывает суждение о содержании отписки: «Верить невозможно; мню я, подлинные бытии враки: заносилось бы отвсюду, чтоб какое к такому наступлению было дело. В чем прошу немедленно по своей ко мне милости соответствования». Петр отвечает: «В отпискахъ подлинныя въраки». Что это были за ложные сообщения, неясно. К отпускам из Азова Петр вернулся еще раз в письме 2 марта: «Азоѳъския i Янова[648] отписки челъ; кажетца, въраки. I мы здѣсь видѣли 5 отписакъ еще новяи такихъ же, i послали к вамъ». Неясна также статья о Смоленске и о Корчмине: «О Смоленске учиним твоего указу исполнение. Только Корчмин у Троицы; когда приедет, поговоря, сказать велю». В чем заключался указ, касавшийся Смоленска, и что должен был там делать Корчмин, инженер по специальности, неясно. Петр написал было под этою статьею резолюцию «Корчмина пришъли, не мешъкоѳъ, сюда», но потом ее зачеркнул. Может быть, он намеревался вытребовать Корчмина в Воронеж в связи со своим планом послать его в Нарву и в Орешек для разведок, о чем он писал Головину 2 марта. Головин спрашивает, когда ему приезжать в Воронеж:

«Како, милостивый государь, повелишь мне бытии на Воронеж, если от Емельяна (Украинцева) ведомости никакой не будет?» И в другой статье: «Пожалуй, мой милостивый государь, о бытии моем немедленно прикажи мне отписать», и прибавляет мотив в шутливой форме: «Чтоб не плыть водами и не намочить Катерине (жене Ф. А. Головина) гузна». Петр назначает срок приезда: «Приежать iзъволь подлинно къ Великому четвертьку». Статьи заканчиваются сообщениями о скором выезде в Воронеж «всешутейшего» (Н. М. Зотова), о посылке с ним какой-то тетради о пошлинах, поднесенной бурмистрами, и о выезде в Воронеж двух намеченных кандидатов в помощники новому адмиралтейцу, которых Головин называет средним и третьим адмиралтейцами. Это были стольники Григорий Андреевич Племянников и Петр Максимович Игнатьев[649]. Головин сообщает еще Петру о пожаре, происшедшем 25 февраля в третьем дня (ранним утром) в хоромах царицы Прасковьи Федоровны, на котором он был сам, так что пишет, как очевидец: «…загорелось в верху у царицы Парасковьи Федоровны и сгорело ее хоромы и другие, что к церкви Петра и Павла. А в которых изволил государь прежде сего ты жить, разломали и некоторое с нуждею (так!) удержано». Подробности об этом пожаре сообщал в письме к царю также А. М. Головин: «Известно чиню милости твоей. Февраля в 25 день, то есть в воскресение, учинился пожар во дворце, загорелись хоромы царицы Парасковьи Федоровны, и от тех хором верхние хоромы и чердаки сгорели, а исподние сломали. А столовую верхную и что к Петру и Павлу новые хоромы до самой подошвы сломали. А что под столовою нижние хоромы и мыльню отстояли. И спасибо солдатом и драгуном, что поспешили, пришли скоро, и трудов их было много, и стояли так крепко, хотя б все погорели. И за то я им сказал погреб (т. е. приказал угостить их вином)… На пожаре были бояре: князь Михайло Алегукович (Черкасский), князь Иван Борисович (Троекуров), Федор Алексеевич Головин, князь Петр Иванович (Прозоровский), князь Федор Юрьевич (Ромодановский)»[650].

В письме к Ф. А. Головину 2 марта, в котором Петр выражает чувство большой досады по поводу неудачи рижского предприятия, сообщает свой пришедший ему на мысль план нападения, кроме Нарвы, еще и на Орешек, говорит о письме курфюрсту, над которым обещает подумать, рекомендует Головину написать к генералу Флеммингу под Ригу или послать туда нарочного для осведомления о ходе дел, предоставляет Головину размещать полки по его усмотрению, наряду со всеми этими вопросами внешней политики и будущих военных операций, он касается еще всяких других дел самого различного свойства и самой различной степени важности, обсуждает какой-то не совсем ясный вопрос о посылке войск против раскольников: «На расколшикоѳъ посылать ли? Много — знатно (т. е. заметно), мала — нѣтъ ничево. О томъ прошу совѣту». Может быть, здесь под видом посылки войск против раскольников, скрывавшихся тогда в пограничных со Швецией олонецких краях, обсуждается маневр, имеющий целью незаметно, под предлогом мер против раскольников, продвинуть войска к шведским границам с Олонецкой стороны. Речь о посылке войск к Олонцу заходит и в мартовских докладных статьях Головина. «И к Олонцу посылать ли их (полки), и есть-ли, для чего, а что каковы…»[651] В том же письме 2 марта Петр уведомляет Головина, что ему хочется отделать и спустить «Предестинацию», и приказывает Головину, министру иностранных дел, адмиралу и фельдмаршалу: «Iзволь прислать котелъ мѣдной, въ которомъ съмолятъ вереѳъки, которой привезъ Кинциусъ; а сказывал мънѣ про то визъ-адмирал». Наконец, по поводу сообщенного ему известия о пожаре в хоромах царицы Прасковьи Федоровны выражает сожаление не о самом пожаре, а о том, что пожар случился без него, в его отсутствие: «Зело жаль мънѣ воiстинну, что хоромы безъ меня зъгорели». Еще бы, на таком большом пожаре присутствовали важнейшие бояре, и его только, главного распорядителя, не было! Письмо заканчивается сообщением о морозах и о состоянии дорог: «Морозы зело великия, такъ чьто i работать нельзя, i дорога хороша»[652].

В мартовских докладных статьях вместе с известием об отправке за границу для набора офицеров майора Меера Головин сообщает, что по приказу Петра написал письмо к бывшему бранденбургскому посланнику в России фон Принцену, в котором шла речь о «короне» — вероятно, по поводу намерения курфюрста принять королевский титул и что список с письма послал к царю. Петр одобрил письмо словами: «Принялъ i харошь (список)». Приводятся сведения о движении полков, и тут же Головин сообщает о пытке какого-то мужика: «Мужик, что с маслом однократно по отъезде государеве пытан, токмо все стоит в старом и впредь чинить по приказу будем: зело страждет, не так, как прежь сего и гораздо стал болен». Петр, видимо, очень интересуется пыткой и предписывает пытать его осторожно: «Для Бога, бережьно, чьтобъ не умеръ». Далее Головин спрашивает, как делать канаты: «Канаты как изволишь: виц-адмирал хвалит, что смолены хорошо; только без твоего повеления делати не смеем, естьли лутче сего не будет делать, и смолить ли? На обшивку послано по указу». Петр подписывает резолюцию: «Хорошо, чьтобъ лутче». Есть еще в статьях сообщение о пирамидах для ружей, что их начали делать двести штук; о цене, во что они обходятся, сообщено будет впредь, причем Головин, зная бережливость царя, успокоительно прибавляет: «А лишнего не дадут»[653].