Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

VII. Обмен дипломатическими визитами

Посланники начали делать дипломатические визиты и 7 ноября ездили на Галату к французскому послу. От посольского двора они шли пешком до Песочных ворот, а от Песочных ворот до Га-латы ехали морем в принадлежавшей русскому кораблю шлюпке; с ними сидели и их пристав и капитан Памбург. Сопровождавшая посланников свита (дворяне, переводчики, подьячие, толмачи, посольские люди, а также чурбачеи, чауши и янычары) плыла в особых наемных лодках. Французский посол встретил их и «витался» (поздоровался) с ними на крыльце и шел с ними через трое сеней. Войдя в светлицу, Украинцев говорил послу, что, «воздавая честь христианнейшему государю, его королевскому величеству, приехали они, чрезвычайные посланники, его, посла, поздравить и в делех, потребных ко услужению, повольных быти ему себе обещают». Посол, поблагодарив за посещение, сказал, что он писал уже королю об их приезде, а теперь будет писать о посещении.

Затем посол и посланники сели «в стулах бархатных вызолоченных». Посланники сказали, что им наделжало бы посетить его, посла, тотчас же по приезде, но они не могли этого сделать за некоторыми трудностями, а более всего за дальним расстоянием. Посол говорил: «Правда-де, что имеет он с ними расстояние не мало и, не быв у салтана, видеться им было невозможно. Да и приехали они для нужных дел, и в таковых случаях иногда и дружба отлагается до иного времени». Затем посол спрашивал посланников:

«Привыкли ль они к здешнему воздуху и каков двор, где они, посланники, стоят? Посланники сказали, что они, милостию Божиею, здравы, а поставлены на дворе некоторого честного человека. И посол говорил: слышал-де и он, что поставлены они на добром дворе, только-де на Галате жить веселее и здравее, нежели в самом Цареграде. И посланники говорили: и сами-де они то видят, что на Галате жить лутче, нежели в Цареграде, потому что в городе дворы частые и тесные, а здесь дворы пространные и воздух свободной и светлой, только-де в том не их воля; где они поставлены, тут и стоят». Посол говорил: «Обыкновение-де здесь такое, что приезжих иных государей послов и посланников ставят в Царегороде на лутчих дворех, которых подобием на Галате нет, а хотя которые подобием таким и есть, и тех домов самих жителей тем утеснить невозможно». Посол затем спросил о здоровье государя: «Как они поехали с Москвы, и великий государь здравствует ли?» На что посланники отвечали, что «великий государь в государствах своих в добром здравии пребывает». Посол далее навел речь на заводимые Петром новшества. «Великий-де государь, — спросил он, — как они (французы) видят, изволил немалое новое дело, то есть корабельное строение, всчать и делать? И посланники говорили: то-де корабельное строение по воле Божии чинится, и всякие новые дела обыкли всчинаться изволением монаршеским, и бывают те дела и впредь прочны и постоянны, и много таких на свете дел, которых предки их, государские, не имели, а наследники то делают. А в иных-де государствах то они слыхали, что и один корабль строится лет по пяти, и по шести, и по семи. А великого государя изволением и в один год могут состроиться двадцать кораблей, потому что лесов и корабельных припасов и всяких мастеровых людей в государствах его царского величества довольство многое». Посол сказал: «Только-де бы о строении корабельном великого государя указ был, а трудности в том деле никакой нет. А корабль-де, на котором они, посланники, к Царю-городу приехали, зело состроен по размеру и по достоинству и к хождению морскому скор». Посланники в ответ на эту любезность сказали: «Милостью Божиею и великого государя счастием на том корабле преплыли они Меотийское и Евксинопонтское море без всякой трудности, а от Керчи пришли к Царюграду в пятой день.

И посол говорил: зело радуется он о том, видя у себя таких честных гостей, их, царского величества посланников. И посланники говорили, что и они тому радуются ж, что увиделись с ним, послом; да и впредь желают с ним видетись и спрашивали: королевского-де величества посол, назначенной ему на перемену, где ныне и давно ль из Парижа поехал? И посол говорил, что назначенной ему на перемену посол выехал из Парижа тому четыре месяца и ныне живет в Смирне и при благополучной погоде может сюды прийтить в четыре дни. Посланники ж спрашивали: у королевского величества в котором месте на Белом (Средиземном) море корабельные пристани? И посол говорил, что у королевского величества две пристани на Белом море: одна корабельная в Тулоне, а другая каторжная или галерная в Марсилии. А у царского-де величества ныне три морские пристани: первая у Архангельского города, вторая у Астрахани, третья у Азова. Московское-де государство стоит междо тремя морями». Посланники на это заметили, что у царя есть и четвертая пристань под Казыкерменем. «И посол говорил: слышали-де мы и то, что у царского величества и на Каспийское море вновь суды сделаны ж для унятия тамошних морских разбойников. И посланники говорили, что суды у царского величества на то море поделаны наипаче для торговли персидской. А разбойников там морских бывает мало, только выходят иногда для кражи и грабежу по небольшому в малых каюках горские черкесы, и тех из Астрахани и с Терка царского величества ратные люди разбивают и усмиряют в то время». Посол поинтересовался работами по сооружению канала между Волгою и Доном:

«Слышали-де они и то, что делают у царского величества меж реками Волгою и Доном перекоп, чтоб проход был водою из Волги в Дон, и то-де подлинно ль так и для чего то строится?» Посланники ответили не особенно любезно, «говорили, что по указу царского величества междо теми великими реками тот перекоп делают», — но объяснить цели этого предприятия отказались, сказав: «…а для чего, и то в воле его царского величества». На этом разговор кончился. «И потом подчивал посол посланников розным питьем, и провожал посланников посол и секретарь и дворяне до тех мест, где встретили»[856].

14 ноября французский посол присылал к посланникам своего толмача с извинением, что, несмотря на свое великое желание, с ответным визитом быть у них не может из-за плохой погоды «за тем, что сего числа на море погода зело великая, и в каюках от Галаты к Песочным воротам за тою погодою приехать ему невозможно; да и чрез Галатскую проливу за тою ж погодою в Царьгород переехать не мочно ж». Поэтому он, посол, вынужден приезд свой к посланникам отложить до завтра.

В то же утро приходил секретарь английского посла Георгий Шраер. Войдя к посланникам в палату, он говорил: «Ходил-де он сего числа, приехав в город с Галаты, для гуляния, и прилучилось ему итить мимо их, посланничья, двора. И по совести-де христианской доброжелательной зашел он к ним, посланником, поклон свой отдать и поздравление им учинить». Посланники в ответ сказали, что они «тем его приходом благодарны и любовь его к себе почитают», и спросили о здоровье английского посла. Секретарь, ответив на их вопрос, сообщил затем посланникам интересовавшее их известие, что английский и голландский послы получили от своих правительств указы о посредничестве в предстоящих русско-турецких переговорах, сообщили эти указы великому визирю и что от визиря и от султана получен благоприятный ответ. При этом Шраер засвидетельствовал, что, как раньше на Карловицком съезде он царской стороне «всякого добра желал и бывшему там русскому послу радение свое оказывал, так и ныне им, посланникам, услужить готов». Затем он спрашивал у посланников, были ли к ним за последнее время из Москвы какие-либо письма. Посланники сказали, что из Москвы к Царьграду почта не ходит и писем к ним «в присылке» из Москвы и от Киева нет. Продолжая разговор, Шраер сказал далее, что из английской и из голландской земель писано к послам, что в Москве после их, посланничья, отъезда были великие пожары, во время которых немалая часть Москвы выгорела. Посланники говорили: «Ведомость-де им об одном пожаре была еще тогда, как они были в Азове и у Таганрога, и пожары-де на свете не диво, потому что и в иных окрестных государствах, также и в Цареграде, пожары бывают же». Секретарь сказал, что в Москве великие пожары бывают потому, что там много деревянных построек, заметив при этом: «А у них-де в Аглинской земле таких пожаров не бывает». На это Украинцев возражал, что «в Московском государстве каменного строения много, и к тому каменному строению прилежание ныне есть немалое, только меж тем каменным строением есть многое и деревянное строение, и пожары чинятся от того деревянного строения»; а на замечание секретаря, что в Англии таких пожаров не бывает, московский дипломат очень находчиво и кстати напомнил о большом лондонском пожаре 1666 г.: «А он-де, посланник, помнит и то, да и забыть того еще некогда, как тому минуло не с большим тридцать лет, что и королевского величества аглинского стольной город Лондон чуть не весь выгорел». Шраер должен был признаться, что «о том великом лондонском пожаре слыхал и он. И выгорело тогда больше 300 000 дворов. И с того-де времени у них в Аглинской земле почали палатное строение созидать каменное твердое и от огневого запаления безопасное. А до того пожару, хотя и у них строение было каменное ж, однако строили плохо и непрочно, и мешано было больше каменное с деревом. А после того великого пожару при добром каменном созидании от пожаров их Бог хранил, и бывали пожары немалые»[857].

Посланники сказали о своем давнем желании видеться с английским и голландским послами и о том, что не удалось им найти для этого свободного времени. Секретарь говорил, что и послы с ними свидания желают, но мешает отдаленность расстояния. Если бы посланники были поставлены где-нибудь поблизости, на Гала-те, то послы давно бы уже с ними повидались. Если они наступающей зимою останутся на прежнем месте, то в зимнее время видеться будет с ними трудно: «Водяным путем в каюках за льдом и за ветрами ездить будет невозможно, а сухим путем неспособно». Он, секретарь, на дорогу от своего посольства до них и обратно употребляет три часа времени. «И для таких способностей лучше им, посланникам, стоять в Фонарской улице, где стоял польской посланник. А в той-де улице дворов добрых и пространных греческих много, и чает-де он, секретарь, буде они, посланники, у везиря о том новом дворе домогаться станут, и им новый двор дастся без прекословия, потому что и посредникам то будет надобно и потребно». Со своей стороны он обещал просить своего посла о содействии. Этим разговор кончился, и посланники, «подчивав его, отпустили»[858].

На следующий день, 15 ноября, состоялся визит французского посла. Посол приезжал после полудня в сопровождении огромной свиты, увеличенной еще всем составом французской колонии в Константинополе: «За ним королевских дворян и чиновных и его, посольских, и всяких чинов торговых и мастеровых людей французов, которые живут в Цареграде, пеших было со сто с пятьдесят человек». Для встречи его у посланников на посольском дворе от самых ворот и до крыльца по обеим сторонам стояло русских солдат с корабля два капральства. На дворе встретил его персонал русского посольства, на крыльце сами посланники, «потому что и он, посол, как они, посланники, у него были, во встрече учинил такую же им честь и почитание». «Витався» с посланниками, и, войдя в палату, посол говорил: «По должности-де христианской и за приезд их, посланников, к нему довелось было ему, послу, к ним приехать давно и желание его о том было. Однако ему принятие чинилось от великой погоды, для которой и теперво он тем своим приездом позамедлил, и чтоб на него в том они, посланники, не имели гневу». Посланники ответили обычной в этих случаях благодарностью, что «они приезду его к ним с желательством радостны и за такое его посещение благодарствуют. И, поздравя посол посланников, а посланники посла, сели по местам. И, сидя, посол говорил: хотя-де у него с ними, царского величества посланниками, древнего знакомства и не было, однако, видя он, посол, к себе изрядной их доброжелательной поступок и любовь, желает с ними, посланники, всегда быть в благоприветствовании и в любви он, и о том их благоразумии и что они с любви своей к нему, послу, напред сего приезжали, писал он, посол, к государю своему, к его королевскому величеству французскому». В соответствии с этими изысканными французскими фразами, тяжеловато переведенными на русский язык, послы также отвечали витиеватыми фразами, говорили, что по «совести христианской довлеет им междо собою всегдашную иметь любовную дружбу и взаимно о таком его, послове, к ним благоприветствовании и что он оказуется любовию ж и приехал к ним, и они, посланники, к великому государю своему, к его царскому величеству, писать будут же». Разговор перешел к жилищу, занимаемому посланниками, и к константинопольскому климату. «Посол говорил: как-де он ныне своима очима видит, что тот двор, на котором они, посланники, поставлены, хотя и в дальности от них, изрядной и пространной, и строения на нем много. И по достойности их благоразумия такой им двор дан. Только спрашивает он, посол, у них, посланников, о том, что нет ли им от здешнего воздуха вредительства? И посланники говорили, что за милосердием Божиим по се число от здешнего воздуха повреждения им нет, и пребывающие при них люди все здравы. И признают они, посланники, что приезд их в Царьград случился в благополучное осеннее время, в которое бывает холодно. А летом-де, как они, посланники, слышат, бывают здесь великие жары и живущим людям от тех жаров случается неспособность к здравию. И они-де, посланники, спрашивают его, посла, что в летнее время, а паче в мае, и в июне, и в июле месяцах, когда бывают великие жары, и тогда где он пребывание свое напред сего имел и из Гала-ты куда отъезжал ли? И посол говорил: правда-де то, что в те времена в Цареграде бывают великие жары, только видеть ему того не случилось, потому что в такие времена в Цареграде он не живал, а бывал в отъездах, иное в морском плавании, а иное во Адриано-поле. И тот-де город Адрианополь воздухом и всяким приволием зело удовольствован, и жить в нем в летнее время весело, и многие там есть угодья к птичьей и ко псовой охоте, и тем-де немалую забаву живущие там люди себе приемлют. Да и быть-де во Адрианополе всякой потехе пристойно, потому что прилегли кругом его равные и гладкие великие поля и перелески небольшие. И чает-де он, посол, что и в Московском государстве такие охоты есть же, потому что славные птицы сунгуры, которые называются по-русски кречаты, вываживаны были напред сего из Московского государства. Только-де разве той охоте препятие от того, что лесов там много, а таких угожих мест, как около Адрианополя, в Московском государстве нет. И спрашивал он же, посол, что в Российском государстве виноград родится ль и из того винограду красное какое питье делают ли? И посланники говорили: в Московском-де государстве птиц: кречетов и иных ко употреблению полевой охоты много, и тое охоту многие употребляют. И таких мест, где быть охоте, много, потому что около Москвы и в иных градех и странах прилегли равные ж и гладкие места и перелески малые изрядные, и воздух благополучной. Да и виноград-де в Российском государстве родится в двух местех: в Астрахани да в Киеве, и питье красное из него делают». Затем перешли к угощению, «подчивали посланники посла розным питием и ставили перед него всякие канфекты, а дворян его, посольских, и всех с ним людей подчивали ж дворяне и переводчики в особых палатах розными ж напитками и ставили им канфекты. И посол говорил: по первому-де случаю у них, посланников, он, посол, по премногу удовольствовался и сидел немалое время и просит прощения, что уже ему приспело время ехать. А впредь, ежели Бог подаст здравия, для расширения любви он с ними еще увидится. А ныне он за такую их любовь благодарствует, за что долженствует взаимно отслужить им таким же случаем. И, встав и привитався с посланники, пошел. Провожали его посланники, и дворяне, и переводчики, подьячие, и толмачи до тех же мест, где встретили»[859].