Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

V. Посещение послами патриархов Константинопольского и Иерусалимского. Визит польского посла

Аудиенция у султана открывала посланникам свободу сношений с внешним миром. Во-первых, они могли теперь писать в Москву; во-вторых, они рассчитывали в Константинополе иметь свидания с иностранными дипломатами; до султанской аудиенции таких сношений не полагалось. Посланников с самого их приезда очень интересовал вопрос о почте. Оказалось, что никакой почты из Константинополя нет, и Маврокордато обещал им отправить от себя нарочного гонца до Киева и это обещание исполнил. С таким гонцом были отправлены две обширные отписки Украинцева в Москву с сообщением обо всем происшедшем с момента отъезда посольства из Керчи[845].

Сложнее был вопрос о личных сношениях посланников с внешним миром. Еще 23 сентября шурин Маврокордато Дмитрий Хрисокулий от имени Маврокордато сообщил посланникам султанское разрешение ездить в церковь; но посланники тогда это разрешение отклонили, находя выезд со двора до представления султану неудобным. После аудиенции они заявили Маврокордато о своем желании быть в воскресенье, 15 октября, у обедни в соборной церкви, а затем после обедни посетить константинопольского патриарха; но Маврокордато почему-то потребовал, чтобы 15-го они побывали в близлежащей к их двору церкви, а через неделю, 22 октября, посетили бы патриарха; иначе, как приказывал им передать Маврокордато, «будет от турков на него, патриарха, подозрение такое, знатно-де они поехали к нему, патриарху, для некокого совету»[846]. Пришлось подчиниться и отложить посещение патриарха до 22 октября, когда оно действительно и состоялось. «Октября в 22 день, — читаем в „Статейном списке“, — были посланники в соборной церкви святого великомученика и победоносца Георгия у литоргии. А та соборная церковь за городом против Терсаны в греческой Фонарской улице. Ехали с посольского двора до той соборной церкви на лошадях, которые прислал к ним, посланником, нарочно для того Александр Маврокордат. А приехав к той церкви, ссели посланники с лошадей, не въезжая на площадку перед церковь.

Встретили их у ворот патриарши и митрополичьи архимандриты, и архедиаконы, и дьяконы, а среди площадки священники во облачении со кресты и со святым Евангелием и с образом Пресвятые Богородицы Знамения. И посланники, поклонясь святым крестам и Евангелию и образу Пресвятые Богородицы и целовав, пошли в церковь за кресты и за Евангелием и за образом Пресвятые Богородицы; вели их под руки те встречники. А как вошли в церковь, их в дверях церковных встретили митрополиты: 1) Кизицкий Кирилл, 2) Никомидийский Парфений, 3) Халкидонский Гавриил, 4) Филиппопольский Неофит, 5) Нигропонтский Калинник, 6) Дерковский Никодим, 7) бывший Дриский Парфений. А святейший Калинник, архиепископ Констянтинопольской и вселенский патриарх, в то время стоял, сошед с своего места, со крестом с небольшим, большими изумрудами устроенным, и тем крестом посланников благословил. И посланники святый крест и руку его, патриаршу, целовали, а святейший патриарх посланников целовал в голову и велел стать против своего места на левой стороне. И посланники, приняв от него, святейшего патриарха, благословение, стали в назначенных местех. А тогда в церкви пели на утрени стихиру евангельскую. А отпустя утреню, начали литургию. И на литургии на ектениях и во время великого выхода дьякон и священник молили Господа Бога о здравии великого государя его царского величества, а по отпуске литургии пели и многолетие ему, великому государю.

А потом святейший патриарх пошел из церкви в кельи свои; за ним шли по правую сторону посланники, а по левую митрополиты и иные священного чина и мирские особы клироса его. А, вшед к патриарху в кельи, говорил чрезвычайный посланник, думный советник и наместник каргопольской Емельян Игнатьевич речь такову: Божиею милостию пресветлейший и державнейший великий государь (средний титул) его царское величество, государь мой милостивейший, вас, всесвятейшего и блаженнейшего господина, господина Калинника, архиепископа Констянтинопольского, нового Рима и вселенского патриарха, велел поздравить и о вашем спасении спросить. И поднес патриарху милостыни три пары соболей по десяти рублев, косяк камки, мех белей да деньгами петьдесят левков. И святейший патриарх за поздравление и за присылку милостыни великому государю его царскому величеству бил челом. А потом посланник спрашивал от великого государя о здравии и о спасении всех вышепомянутых митрополитов, которые были при нем, патриархе. И митрополиты великому государю, его царскому величеству, за его, государскую, милость били ж челом и говорили, что они по должности своей о многолетном здравии великого государя, его царского величества, непрестанно Господа Бога молят и впредь то исполнять будут.

А потом святейший патриарх сел в креслах, а посланником велел сесть близ себя по правую руку в креслах же, бархатом червчатым обитых, а митрополитом велел сесть в лавке. И, седчи, говорил святейший патриарх: благодарствует-де Господа Бога, что сподобился видеть ныне их, царского величества посланников, которых чрез многие лета уже здесь, в Цареграде, не было, и ради они им паче иных. И посланники говорили, что они не по малу благодарны, видя лице его, святейшего патриарха, и получа благословение. А за счастием-де великого государя, его царского величества, и молитвами его, святейшего патриарха, от Керчи на его великого государя корабле в цареградское гирло чрез пучину морскую пришли они в пятый день. И святейший патриарх говорил: слава же Господу Богу, что перешли они пучину морскую и пришли в гирло в целости. Он же, патриарх, говорил: разлучение-де имеем с вами телом, а душою всегда в соединении. И посланники говорили, что они так же пребывают, а паче радуются, слыша воспоминание и молитвы в Божественной литоргии о многолетном здравии великого государя, его царского величества. И святейший патриарх и митрополиты говорили, что они имя великого государя, его царского величества, всегда незабвенно имеют в сердце своем и не токмо в церкви, но и в келиях своих о многолетном его, государском, здравии Господа Бога молят. И посланники говорили, что великому государю, его царскому величеству, о том известно и впредь чрез них, посланников, ведомо будет же. Да святейший же патриарх говорил: за многолюдством-де невозможно было всего чина церковного ныне исправить, потому что такое многолюдствие, как ныне они видели, бывает у них в церкви только одиножды, в самый праздник светлого Христова Воскресения, потому что многие восхотели их, посланников, видеть и для того собралися в церковь. И посланники говорили, что милостию Божиею и его, святейшего патриарха, правлением в церкви Божией все было чинно. Посланники ж говорили, что они поставлены от дому его, святейшего патриарха, в дальнем месте, а не в том месте, где прежде сего царского величества послы и посланники стаивали. И святейший патриарх говорил: видят-де они и сами, что далеко поставлены. А если б де были ближе, то почасту б с ним, патриархом, видались. И чтоб они о медленном своем житии не печалились; чаять-де при помощи Божией дело их совершится благополучно. И желает-де он видеть их в соборной церкви на праздник Рождества Христова. И посланники говорили, что ради б они отсюду ехать прежде того времени. И святейший патриарх говорил: хотя б де и до того времени жить, только б дело свое благополучно совершить.

А потом святейший патриарх говорил: для чего-де они, посланники, от брата и сослужителя его, от святейшего патриарха Московского, поздравления и благоприветствования не сказали и писания не привезли? И посланники сказали, что великий господин, святейший кир Адриан, архиепископ Московский, всеа России и всех северных стран патриарх по воле Божией немоществует многое время, а они, посланники, отпущены в сие посольство в скором времени из Азова и при самом отпуске видеть им его, святейшего патриарха, не случилось, и для того и поздравления к нему с ними не приказано. И святейший патриарх сказал: о том-де ему ведомо, что высланы они в сию посылку вскоре, и хотя-де он, святейший патриарх, к нему не писывал, однако же он с ними, посланники, писать к нему будет.

А потом изволил сам кушать и посланникам подавал из своих рук водку и конфекты разные и в чашках кагве и шербет. А митрополитом подносил казначей. А дворяном и иным чиновным людем подносили водку ж и конфекты и в чашках кагве и шербет иные келейные старцы.

И потом посланники встали и, восприяв у патриарха благословение, пошли. Провожал посланников святейший патриарх до половины палаты, а митрополиты в сени и с верхнего крыльца до другого крыльца, а патриарши чиновные люди духовные и мирские провожали посланников до лошадей. А лошади взведены были на площадь перед церковь. А народ, которой был в церкви, дожидался посланников вне церкви, у церкви и на той площади»[847].

Но посланники желали не только выезда в церковь и посещения патриарха. Они имели в виду встречи с находившимися в Константинополе или ожидавшимися туда европейскими послами. Видеться с послами цесарским, английским, голландским, венецианским и французским и говорить первым четырем из них о содействии мирным переговорам предписано было данным Украинцеву наказом[848]. Соответственно с этим еще 13 октября они просили Дмитрия Мецевита передать Маврокордато, что им надобно не только бывать в церкви, но по должности своей быть у послов французского, английского и голландского. Когда Мецевит 21 октября сообщил посланникам, что он передал их заявление Маврокордато, но он никакого ответа на заявление не дал, тогда посланники, видимо недовольные, заметили: «Стыдно-де им того слышать, что Александр против того умолчал; они-де люди вольные, куда хотят, туды едут. А тем-де послом давно было належало им по должности своей учинить поздравление. А как-де, даст Бог, придут послы цесарской и венецыйской, и им-де, посланником, надобно того ж дня не для какого дела, но по обычаю гражданскому вежливых народов у них быть и их поздравить. А если-де им в том будет не позволено, и они-де так к ним прикажут, что ради б они с ними видеться, только в том им запрещено и с двора их никуды не спускают. Так же де и с теми послами, которые ныне здесь в Цареграде, желают они видеться не для какого разговору, но только учинить им поздравление. А взаимно-де и они, послы, у них, посланников, будут же. И лучше-де им, посланником, для подозрения от бусурман на християн, под игом их зде живущих, к церкви Божией не ходить, нежели с теми послами не видеться»[849].

Некоторые посольские визиты «по обычаю гражданскому вежливых народов» состоялись. 23 октября приезжал к посланникам польский посол Станислав Ржевусский. Разговор начался выражением благодарности со стороны посланников за прежнюю присылку Ржевусским дворянина с поздравлением. Ржевусский говорил, что он должен был к ним приехать вскоре же «по их приезде», но «за некоторыми трудностями» он этого исполнить не мог. На вопрос посланников, когда он отсюда уезжает, он ответил, что вскоре, «только-де турки — зело люди непостоянные, где что договорят и постановят, а после то инако толмачат». «При постановлении мирных договоров, — наставительно заметил Ржевусский, — надобно от них остерегаться и договоры всякие толковать накрепко, чтоб впредь от них на те договоры не было какого иного толкования». Он это сам теперь от них познал: «…живет здесь с мая месяца по нынешний октябрь, только того дела, для чего приезжал, не совершил, понеже здешний двор вельми в делех медлен и многомыслен, разве-де то дело совершит великой их, польский, посол Лещинский, с которым чает он встретиться в Яссех». Посланники спросили его о выкупе пленных: слышали они, что он отыскивает здесь полоняников. Посланники задавали этот вопрос, сами интересуясь возвращением пленных. Ржевусский отвечал: «Обещано-де ему было того полону отдать шестьдесят человек, только он больше десяти человек не сыскал… да и про тех бусурманы сказывают, что они взяты (в полон) в давних летах». Посланники поинтересовались далее сдачей турками Каменца, который по Карловицкому договору должен был быть возвращен полякам, в каком виде он передан: «…отдан ли им, и с пушками ль отдан, и кто его принял и держать будет, и жители в нем какие остались ли?» Вопрос этот мог интересовать посланников потому, что им предстояли переговоры о днепровских крепостях, из-за которых разошлось дело на Карловицком конгрессе. Ржевусский рассказал, что «Каменец им отдан весь опустошен, а пушек ничего не отдано — все вывезли басурманы и оставили только одни стены. А башни у мечетей своих, которые были кликовичные (т. е. минареты, с которых скликают народ к молитве), посбили, только церквей и костелов не вредили. А принял-де тот город Каменец воевода киевской господин Контский, генерал алтилерии корунной и староста каменецкий, и по указу королевскому будет в нем жить и воинских людей держать он, воевода, своих. А жителей-де осталось после турков в Каменце армян и волохов малое число». Поляки, со своей стороны, отдали туркам города Сороку, Немец и Сочаву. Беседа перешла затем к началу переговоров. Ржевусский заметил, что «время уже им, посланником, проситься на разговор к везирю»; посланники говорили, что «и сами они того давно желают и домогаются, только неведомо для чего они их не зовут, и спрашивали Ржевусского, как он чает, учинит ли салтан с царским величеством мир или нет», на что он ответил: «Чает-де он, что мир салтан учинит». Если турки начнут отказывать, то можно им, посланникам, сказать, что они присланы не для нового дела, а только для того, чтобы докончить уже начатое. Турки уже заключили мир со всеми союзниками, в том числе и с царем, но с царем только не довершен вопрос о границах; если турки этого дела не окончат, то и союзники (цесарь, венеты и поляки) не ратифицируют Карловицкого договора, а Московского государства в войне не оставят. «И потому-де чает он, что будут они, турки, о том в великом размышлении, опасаяся того, что союзники от них (т. е. от русских) не отстанут и их в войне не выдадут». Турки, по его мнению, заключат мир, потому что обессилели. Посланники просили Ржевусского рассказать, что думают и говорят в Константинополе о царском флоте: «Будучи-де он здесь немалое время, чаять, со многими здешними припознался и от их слышал, какое они размышление имеют о караване царского величества и чают ли его вывесть на море и что о том корабле говорят, на котором они, посланники, сюда приехали». Ржевусский отвечал, что турки знают, что король Польский — союзник царю, и потому откровенно с ним не говорят, только можно разуметь, что если они, посланники, пришли сюда на корабле, то может быть выведен на Черное море и целый флот. В заключение разговора Ржевусский сказал, что он в Константинополе на посольстве уже второй раз, и рассказал об обстоятельствах своего первого посольства[850].