Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

VIII. Смотр турецкого флота. II и III конференции

16 ноября посланники были приглашены на смотр турецкого флота, возвратившегося из Средиземного моря. Утром в этот день приходил к посланникам их пристав капычи-баша и говорил: «Салтаново-де величество изволит сего числа смотреть из набережных сараев (дворца) морского своего каравана кораблей и каторг, которой пришел с Белого моря с адмиралом их с капитаном-пашею с Медзомортом. А стоит тот караван у Галатской морской заливы поблизку того корабля, на котором они, посланники, Царюграду пришли. И тому-де Медзоморту и иным пашам, которые с ним на том караване были, за их службу даны будут его, салтанова величества, жалованья — шубы собольи. И те шубы наденут на них при нем же, салтане, и будет с того каравана пушечная стрельба, чего смотреть учнут многие люди.

Да и им-де, посланником, салтаново величество, буде они похотят смотреть того, поволил же, и для того отведен им особой двор — неподалеку от его, салтанских, сараев — Юсупа-паши, которой ныне стоит с ратными людьми у Дуная в городе Бабе.

И чтоб они, посланники, с ним, буде похотят, ехали того каравана смотреть сего числа без замедления для того, что салтан каравана смотреть будет из утра рано до полудни, и чтоб им не опоздать». Посланники отправились на смотр со всем персоналом посольства и с обычным сопровождением — всего человек со сто — и расположились в отведенных для них палатах Юсупа-паши. «И как великой везирь, и иные кубе-везири, и паши к салтану в верхние его сараи все съехались, и тогда он, салтан, из тех верхних сараев чрез сад пришел в вышеупомянутые набережные свои сараи. И позвали к нему того капитана-пашу Медзоморта с товарищи. А приезжали они с кораблей своих в легких нарядных каюках, и были они перед ним, салтаном, на малое время, меньше получаса, и даны им шубы. И надев те шубы, отпустили их в караван в тех же каюках, на которых они приезжали. А как капитан-паша с товарищи на корабль свой приехал, и с того корабля изо всех пушек, также и со всех кораблей и с каторг каравана его была стрельба пушечная одиножды. А та залива, где тот караван стоял, шириною будет версты с три. А пушки на тех кораблях и на которгах были великие, от которой стрельбы тряслись в Цареграде набережные каменные домы. А в караване того Медзоморта-паши 12 кораблей, да три каторги, да еще две каторги того ж каравана к Царюграду пришли до приходу его с венецийским послом[868]. И те все… каторги от тех кораблей поставлены были особо в Терсане. А пушечной стрельбы с того каравана было: с первого корабля, на котором он, капитан-паша Медзоморт, из 86 пушек, а всех на том корабле 114 пушек. А длиною и шириною и вышиною тот корабль великого государя корабля, на котором посланники пришли, гораздо больше и пушечных на нем три боя чрез весь корабль, а четвертой пушечной же бой на корме у каюты верхней». Перечислив далее, по скольку выстрелов было с остальных кораблей и с пяти каторг, «Статейный список» продолжает: «А как стрельба с кораблей и с каторг минулась, и капитан-паша поехал с корабля своего в каюке на двор свой, которой у него близ Тер-саны на Галате. А после того и салтаново величество поехал из сараев своих в каюке в другие свои набережные сараи, которые в Терсане против дворов святейших патриархов цареградского да иерусалимского. А сидел он, салтан, в том каюке близ кормы под балдехином суконным зеленым. А перед ним сидело ближних людей три человека. А гребцов было на том каюке в кисейных белых рубашках по 12 человек на стороне. И тот каюк шел зело скоро. А по обоим сторонам того каюка сажен в 30-ти плыли на двух каюках ближние ж его люди. Да и позади того каюка саженях в тридцати ж плыло два ж каюка, а на гребцах были белые ж рубашки. И посланники, пропустя салтаново величество, поехали к себе на подворье»[869].

18 ноября Маврокордато прислал своего племянника Дмитрия Мецевита уведомить посланников о времени и месте II конференции и о лицах, уполномоченных вести с ними переговоры. Конференция назначалась на следующий день, 19 ноября. Для заседаний был отведен дом умершего кубе-визиря Кара-Мустафы-паши.

Для ведения переговоров назначались те же сановники, которые вели их на Карловицком конгрессе: великий канцлер рейзэфенди Магмет и «во внутренних тайнах» секретарь Александр Маврокордато. Мецевит просил ехать на конференцию, как только будет прислан нарочный, без промедления и людей взять с собою «немноголюдно». Посланники стали возражать против 19 ноября, которое приходилось в воскресенье, говорили, что «завтра день воскресной, и в такой день на разговорех быть они не чаяли, потому что у всех православных христиан тот день бывает в почтении и употребляют его для моления, а не для работы. И надобно-де было им того числа также Господу Богу благодарение воздать.

Да и у жидов-де из недели один день субботный, а у турков день пятничный вместо воскресного дни в почитании ж. И в те дни больше они присовокупляются по своему закону к молению ж, а не к работе». Мецевит соглашался с тем, что воскресенье следовало бы почтить воздержанием от работы, но труды о таком деле, каким они будут заняты, можно допустить и в воскресенье: «Правда-де, что по христианскому обычаю тот воскресный день почтить было должно, и от работы удержаться надобно, обаче же он рассуждает, что в такой день их, посланничьи, труды не иные какие, но только о добром мирном деле будут, и то к иным неплодным трудам не пример», на что посланники заметили, что «они о том говорят не для иного чего, только для того, как в котором государстве и в народе законное постановление содержится, а на разговорех они завтра быть готовы и людей с собой возьмут, что доведется, и велел бы он, Александр, прислать к ним только пять лошадей». Отвечая далее на целый ряд предложенных ему посланниками вопросов, Мецевит сообщил, что султан сегодня отправляется на время в село свое, именуемое Чин-баши, до которого Белым морем езды 17 часов, что «на Черном море в нынешних числах бывает великое волнение и стужа большая, а на Белом (т. е. Мраморном и Средиземном) бывает теплее, и волнение на Белом море бывает не таково свирепо, как на Черном, и для того никаким судам ныне по Черному морю до Богоявленьева дни ходу не бывает. А пойдут всякие суды по Черному морю после Богоявленьева дни вскоре, а по Белому морю ходят суды всегда»; что турецкий караван станет зимовать под Царьградом и для того поставили его сего числа у Терсанской пристани; что у капитана-паши Медзоморта в Царьграде два двора: один в самом Царьграде, а другой близ той Терсанской пристани. Посланники, интересуясь способом содержания турецкого флота, спросили: «Те корабли и каторги, которые ныне к Царюграду пришли, все ль салтанские или есть пашинские и бейские?» Мецевит рассказал, что в караване каторги «строения некоторых пашей и беев, а не салтанские. И о тех каторгах, и о всяких принадлежащих припасех, и о гребцах попечение имеют те ж паши и беи, чьи те каторги. А салтану-де до того ни до чего, кроме пушек и пороху, дела нет. И когда их для какого походу салтан спросит, и они всегда у него бывают в готовности, а им-де за то дается по вся годы из салтанской казны денежной платеж… А корабли, которые с ним, Медзомортом, пришли, все салтанские, и всякие протори для тех кораблей имеет он, салтан, из своей же казны». При этом рассказе Мецевита у Украин-цева и Чередеева, вероятно, мелькнула мысль о русских кумпанствах. Возможно, что и заданные Мецевиту вопросы были предложены в связи с этими воспоминаниями[870].

II конференция состоялась на следующий день в воскресенье 19 ноября. Посланники выехали в обычном порядке. На крыльце отведенного для конференции дома умершего визиря КараМустафы-паши их встретили люди великого визиря, которых было человек 20, и Дмитрий Мецевит. Войдя в залу заседаний (в «ответную палату»), посланники сели на приготовленные для них бархатные подушки. «А салтанских назначенных для договоров думных людей[871] (рейз-эфенди и Александра Маврокордато) в то время в той палате не было. А приехали они на тот двор после. А посланники приставу говорили: для чего он привел их на тот двор, а тех салтановых думных людей, с которыми им иметь разговоры, нет? И пристав говорил, чтоб они, посланники, в том не подосадовали, что по се время думные люди, с которыми им быть на разговоре, не бывали, потому что ехали они, посланники, к тому двору скоро, а он-де еще с пути послал к ним о том ведомость. И чтоб они пообождали их на малое время. И те везирские люди подносили посланникам пить кагве и щербет. И посланники того щербету и кагве у них не приняли и говорили, что до тех мест, покаместа назначенные с ними думные люди на разговоры к ним будут, пить они не станут». Вскоре думные люди — рейз-эфенди и Маврокордато — явились. Войдя в палату и обменявшись с посланниками приветственными словами, выражавшими пожелание привести к счастливому окончанию доброначатое дело, «думные люди велели подать щербету и кагве и говорили: по обычаю-де их ведется у них так, что, воздавая им, посланником, честь, в начале доведется их подчивать полезным питием, а потом разговор о делех употреблять должно, и чтоб они, посланники, с любви своей то их питие приняв, елико возможно, употребили; а после того станут они с ними чинить разговор о делех». Посланники на эти слова ответили общей сентенцией об отношениях гостей к хозяевам: «Долженствует-де всегда сперва для почтения приезжему гостю слушать дому того господина, к кому он приедет, а потом поступать с ним к делу с рассмотрением. И они-де того не прекословят. И, приняв, посланники и думные люди кагве пили».

Маврокордато объяснил причину их опоздания на конференцию: «Господин-де рейз-эфенди сего числа зело было изнемог; и для того они приездом своим на тот съезжей двор и поумешкали. И для той его немощи нынешней съезд хотели было они поотложить до иного времени; только не хотя слова своего переменить и их, посланников, тем в сумнение привесть и чрез великую мочь он, рейз, ныне к ним, посланником, приехал». Посланники сочувственно заметили, что «за такие его потребные дела, для которых он, хотя и чрез мочь свою, труд восприять не отягчился, подаст ему Господь Бог от той болезни здравие, да и они, посланники, здравия ему желают же». Турецкие уполномоченные сказали: «Время-де им приспело говорить о делех». Из палаты были удалены лишние люди: при посланниках остались только переводчик Семен Лаврецкий и двое подьячих для записи речей.

После этого начались переговоры. Если с речей, которыми на этой конференции обменялись ведущие переговоры стороны, снять риторику с ее словесными украшениями, со всеми декларациями об «учинении умножительной дружбы и любви», о необходимости вести дело «истинным и чистым сердцем и намерением и душою откровенною», «без всякого препятия», если опустить цветистые изъявления благодарности и тяжеловатые взаимные комплименты, то суть переговоров на II конференции сводилась к двум вопросам: во-первых, о виде соглашения — заключать ли мир или продолжительное перемирие; во-вторых — что поставить в договоре на первое место. По первому вопросу турки высказались прямо, что от султана дан им указ: для установления между государями дружбы, а между народами покоя и тишины заключить с посланниками договор о вечном мире. Из двух возможных видов соглашения султан предпочитает вечный мир, потому что «в перемирье временная будет дружба, а вечным миром всегда будет покой и тишина, и умножится крепчайшая дружба и любовь». Но в крайнем случае султан не отказывается и от длительного перемирия. Посланники же высказывались по этому вопросу не столь определенно, они говорили и о том и о другом виде соглашения, «не отрицались поступить и на вечный мир». По второму вопросу — с чего начать переговоры — обе стороны совершенно разошлись. Турки заявили, что прежде всего надо договориться о рубежах, т. е. установить границы между обоими государствами, разумея под вопросом о рубежах вопрос о завоеванных русскими местностях: о днепровских крепостях и об Азове. Для посланников вопроса о границах не существовало: они не допускали мысли, что завоеванные русскими местности могли быть предметом спора, эти местности были неотъемлемой принадлежностью России, ее составной частью. Поэтому посланники требовали прежде всего ответа на предложение, сделанное ими на I конференции, на те четыре или, по существу, на три статьи, с которыми они тогда выступили, заявляя, что ни о чем другом до получения ответа говорить не станут. Стали намечаться, таким образом, различные и противоположные точки зрения обеих сторон. С точки зрения турок для заключения договора самую большую трудность представлял вопрос о границах; для посланников же самого этого вопроса о границах не существовало. Они приехали в Константинополь без всякого намерения уступать туркам что-либо из завоеванного в последнюю войну и толковали дело так: эти завоеванные территории уже уступлены турками Московскому государству на Карловицком конгрессе; оставалось только краткосрочное двухлетнее перемирие, заключенное на этом конгрессе, обратить или в более длительное перемирие, или в вечный мир. С этой целью, согласно принятому в Карловицах решению, они прибыли в Царьград, и поэтому они предложили на I конференции статьи, из которых, по их мнению, должен был состоять акт договора: о крымском хане, о полоняниках и о «святых местах», статьи вполне приемлемые для турок и о которых без всяких особых затруднений можно было договориться. Между тем турки вопрос о рубежах ставили в теснейшую связь с вопросом о виде соглашения. Когда посланники спросили, чего они хотят, вечного мира или длительного перемирия, Маврокордато ответил, что в этом предложении посланников «являются две вещи — либо вечной мир или на довольные лета перемирие учинить, и те вещи имеют в себе две силы. И надобно им, посланником, к тем обоим силам намерение свое объявить».