Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

IX. Вступительные и заключительные беседы на конференциях между посланниками и турецкими уполномоченными

Слишком утомительно было бы с такою же подробностью описывать дальнейшие конференции, тем более что число их было довольно значительно (23 конференции)[875]. Внешние формы ритуала, по которому происходили конференции, были неизменны. В них принимали участие оба посланника, кроме XV–XХ конференций, с 25 марта по 24 апреля, когда второй посланник, дьяк Иван Чередеев, серьезно болел и переговоры вел один Е. И. Украинцев. С турецкой стороны все время были оба уполномоченных: рейзэфенди и Александр Маврокордато, за исключением ХХ конференции 24 апреля, на которую Маврокордато не явился, «заболев ногами», и переговоры с Е. И. Украинцевым, приехавшим также без товарища, вел один рейз-эфенди. Конференции происходили в том же месте — в доме умершего кубе-визиря Кара-Мустафы. Звать посланников «на разговор» приезжали визирские ближние люди, с ними состоящий при посланниках пристав, чурбачей и 2–5 чаушей. Явившись к посланникам, присланный их звать капычи-баша поздравляет посланников и от имени турецких уполномоченных спрашивает их о здоровье. Посланники благодарствуют и по благодарствовании в сопровождении тех же самых чинов, которые являлись их звать, большим отрядом двигаются в путь. Посланники едут верхом на своих лошадях, которыми они обзавелись в Константинополе, часть свиты на лошадях, присылавшихся Александром Маврокордато, остальная часть свиты пешком, весь отряд под охраной пеших янычар. При въезде во двор дома, где происходили конференции, на крыльце встречают посланников визирские люди, иногда тут же встречает их племянник Маврокордато Дмитрий Мецевит, который для почести, «приняв посланника под левую руку», ведет его до «прихожей», где посланники, приезжая обыкновенно первыми, ожидают приезда уполномоченных. Сюда же являлся занимать их разговором сын Маврокордато Николай, с которым посланники познакомились на VI конференции (он исполнял должность переводчика во время переговоров). Ожидая, посланники обнаруживают иногда нетерпение, заявляя кому-либо из находившихся при них турецких чинов, что «время уже им видеться с думными людьми», а раз, на XVI конференции 3 апреля, Украинцев, прождав турок около получаса, вышел из себя, вспылил и сделал резкое заявление. «И посланник, — читаем в „Статейном списке“, — посидев с четверть часа, посылал толмача Полуекта Кучумова говорить приставу и присланному копычею, для чего они приездом его, посланничьим, поспешили и велели ему на тот разговор ехать немедленно, а салтанова величества думных людей в приезде нет и по се время. И пристав сказал, что о приезде его, посланничьем, послали они к ним, думным людем, с ведомостью давно, и будут они вскоре. И ожидал он, посланник, думных людей на разговор с другую с четверть часа… И посланник говорил тому Александрову сыну (Николаю): если-де впредь ему, посланнику, от них, думных людей, будет такое ж поведение и многая во ожидании их приезду мешкота — и им-де, посланником, не для чего впредь и на разговоры ездить, потому что они, думные люди, поступают не по обычаю посольскому, зело высоко и гордо. И, изговоря, пошел посланник в ответную палату». На конференции он, видимо, был мрачен, сидел насупившись. Маврокордато, заметив это, сказал: «Видят они его, посланника, печальна и нерадостна, и поступает он с ними невесело. А в таких великих государственных делех таким невеселым намерением поступать не належит. И буде ему, посланнику, о чем печально или имеет какое изнеможение и нездравие», они могут переговоры отложить. Украинцев ответил, что «печаль ему от их непочитания», оттого, что они заставили его прождать более часу. Турки извинились; рейз-эфенди сказал, что они задержаны были не по своей воле: были дела у султана. Тогда Украинцев смягчился, сказав, что если они были задержаны делами, а не своим «вымыслом», то он на то не досадует[876]. Через несколько дней после XVI конференции Александр Маврокордато вернулся к этому эпизоду с опозданием турецкой стороны и дал такое разъяснение: посланники не должны видеть никакого себе бесчестья, если придется подождать приезда турецких уполномоченных на конференцию, и не должны чувствовать по этому поводу никакой злобы или «раздражения доброхотных сердец». Дом, назначенный для переговоров, предоставлен в распоряжение как турецким уполномоченным, так и им, посланникам. Как для той, так и для другой стороны устроено порознь по приезжей палате, а для встреч назначена третья палата, общая, расположенная на равном расстоянии от каждой из приезжих. Посланникам вольно в свою приезжую палату приезжать рано или поздно, как им угодно, и поэтому им, посланникам, не следует вменять ранний приезд в свою палату и ожидание в ней себе в бесчестье[877]. Случай опоздания турок на XVI конференцию был, впрочем, единственный. Обыкновенно, немного «помешкав» в прихожей палате, посланники приглашались в ответную палату, где у дверей встречали их родные Александра Маврокордато: племянник Дмитрий Мецевит или сын Николай, а посреди палаты сам Александр. По большей части рейз-эфенди приходил в ответную палату некоторое время спустя.

После взаимных поздравлений уполномоченные и посланники садились по местам, и, прежде чем перейти к переговорам, завязывалась обыкновенная беседа о тех или иных предметах. Такие же беседы происходили в конце конференций, когда переговоры заканчивались, перед разъездом, и эти предварительные и заключительные разговоры могут быть интересны как образец салонных бесед между русскими и турецкими дипломатами той эпохи. Очень часто разговор начинался с погоды. Много места в этих беседах занимали суждения о константинопольском климате в сравнении с климатом Московского государства. 9 декабря на IV конференции Маврокордато начал разговор, заметив: «Является-де ныне у них здесь в Царьграде зима, и приходит время студеное. А на Москве-де, чает он, в сих числех есть великие морозы и снеги. И здешнюю-де зиму и холод мочно им, посланником, перед своею московскою зимою вменить вместо первых осенних дней, и все ли де у них, посланников, на посольском дворе для нынешнего приходящего зимнего времени по указу салтанова величества сделано и починено?» Посланники отвечали, что «в Российском государстве и в самом царствующем граде Москве снеги выпадают и морозы бывают великие и всегда зима устанавливается с нынешних же чисел, как и ныне в Цареграде. А больше зима наставает, и реки и озера замерзают с Николаева дни. И к стужам-де они, посланники, привыкли. А на посольском-де их дворе для нынешнего приходящего зимнего времени для теплоты не токмо что сделано и починено, но еще и окончины не все в житьях вставлены, и житье их нужное. И Александр говорил: здешняя-де зима против их, московской, отменная, и таких морозов и хладу у них не бывает, какие морозы и стужи бывают в Московском государстве. А на дворе-де у них, посланников, велено все починить. И спрашивали его, Александра, посланники: как он, Александр, был в Венгерской земле на съездах Карловицких, и тогда какова там была зима против здешней царегородской зимы или студенее? И Александр сказал, что морозы и снеги были тогда там немалые». Когда появился в ответной палате рейз-эфенди, разговор опять перешел к сравнению климатов. Рейз говорил: «О нынешнем-де зимнем приходящем времени, какая здесь в Цареграде бывает стужа и зима, говорить ему с ними, посланники, не для чего, потому что им о том ведомо, и здешняя-де зима, чаять, им не дивна, потому что на Москве временем бывают также росы студеные, как их здешняя зима. Только-де и в государстве салтанова величества, а именно в Иерусалиме, в некоторое время бывает зима с такими же великими морозами и снегами, как и на Москве». Посланники по поводу этого последнего замечания рейз-эфенди выразили удивление. «И посланники говорили, что они о великих морозах и о снегах и чтоб такой зиме, как на Москве, быть во Иерусалиме, не чаяли, потому что тот город Иерусалим в теплых странах и слышат они впервые».

Вероятно, по связи с атмосферическими явлениями разговор перешел на солнечные затмения. «И рейз говорил: как-де в нынешнем в 208 году сентября в 13 день, перед полуднем было солнечное затемнение, которое и здесь, в Цареграде-де видеть случилось, и в тот-де день в порубежном их городе Изруме (Эрзерум), который близко персидской земли, выпал великой снег на 3 чети аршина и больше, чего там никогда не бывало, потому что страна тамошняя теплая ж. И то затемнение в том городе и в иных странах было видимо ж. И чают-де они, думные люди, что и на Москве то затемнение было видно». Посланники, щеголяя своими сведениями в космографии, говорили, что «и на Москве такие солнечные затемнения, когда прилучатся, видимы бывают же. Только математики о таких солнечных затемнениях пишут, что бывают они видимы иногда не во всех государствах для того: буде то затемнение прилучится на оризонте того государства, и оно видимо бывает, а буде явится не на оризонте того государства, и то затемнение видимо не бывает. И рейз-эфенди говорил, что то правда и математики пишут о том именно, и землемерные описания о том у себя он имеет.

И, видя их, посланничье, к тому искусство, даст Господь Бог по совершении сих дел покажет им атляс и иные мапы (карты) и о том подлиннее по-приятельски с ними разговорится. А теперево будут они говорить о делех, для которых ныне съехались. И посланники за объявление таких землемерных описаний и что хочет он, рейз, в свое время их им, посланником, объявить, благодарствовали»[878].

В разговоре, которым закончилась V конференция 16 декабря, турки обнаружили интерес к русскому государственному строю и расспрашивали о нем посланников. По окончании официальных переговоров уполномоченные велели подать шербету. «И говорили: теперво-де по многих трудех надобно им их, посланников, повеселить. И тот шербет они, думные люди, сами пили и посланником пить подносили ж и окуривали их благовонием». Посланники выразили благодарность: «За такие-де их ласковые и учтивые слова и за приветство они благодарствуют». При этом они заметили, что «трудов их, думных людей, в нынешнем разговоре произошло много, а паче господина рейз-эфенди, что он не токмо с ними, посланники, разговор имел, но и иные многие салтанова величества належащие дела управлял» (рейз-эфенди подписывал принесенные ему на заседание конференции бумаги). В ответ на это замечание посланников Маврокордато сообщил о служебных делах, возложенных на рейз-эфенди, а в связи с этим разговор перешел на порядки в Русском государстве. «И Александр говорил: по указу-де салтанова величества дано ему, рейз-эфенди, во управление во всяких гражданских делах три приказа, да сверх того на нем же положены и государственные все посольские дела. И спрашивали они, думные люди, посланников: Московского-де государства дела и право примером которому из чужеземских государств подобно?» Посланники ответили, что строй Московского государства ближе всего к турецкому. «И посланники говорили, что у великого государя в государствах его дела и права содержатся не против иных западных государств, но подобно здешнему государству: кому поведение императорское о чем какое произыдет, так и чинит, или кому куды повелит великий государь итить, тот туды и идет»[879].