Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Тяжело заболел второй посланник дьяк Иван Чередеев, так что на XV конференцию 25 марта приехал Украинцев один. Встречая его, Маврокордато говорил: «Слышал-де он, что товарищ его, чрезвычайного посланника, дьяк Иван Чередеев, волею Божиею, заскорбел и немоществует гораздо, и есть ли ему ныне от той болезни облегчение? И чрезвычайной посланник говорил, что-де тот товарищ его занемог третьего дни, припала ему вдруг болезнь жестокая горячка с лихорадкою. И по совету дохтурскому пустил он себе из обоих рук кровь, по котором кровопущании, милосердием Божием, ставится ему от той болезни полегче. А до того-де кровопущания было ему зело тяжко, и бессонница была великая, потому что человек он мокротной, и жар в нем вселился было превеликой. А тем кровопущанием тот жар поутолился. И Александр говорил: то-де зело добро, что он дох-туров послушал и кровь себе от такие лютые болезни, не продолжая, отворил и пустил, в чем он, Александр, признавает и надеется, что Господь Бог подаст ему облегчение и здравие вскоре, понеже нынешние вешние фебры[892] хотя и тяжки, только не таковы, каковы у них здесь бывают осенние. А те-де осенние зело жестоки и смертоносны человеком являются и бывают». Чередеев хворал долго, пропустил шесть конференций (XVXX), и с тех пор на каждой из этих конференций разговор начинался с вопросов о состоянии его здоровья.

XV конференция происходила в Благовещеньев день, и это подало повод посланникам и Маврокордато ко взаимным поздравлениям с праздником и к пожеланиям встретить в радости приближающийся праздник Пасхи. Маврокордато прибавил при этом, что если б Украинцев захотел по наступлении этого великого праздника видеться со святейшими патриархами Царьградским и Иерусалимским, то ему предоставлена будет к этому его, Александровым, ходатайством возможность. Сами святейшие патриархи видеться с ним, посланником, давно желают; царьградский патриарх говорил о том Александру не раз. Однако Украинцев заявил, что им будет с патриархом видеться «способнее и радостнее» уже по окончании дела.

Осведомившись, нет ли у Маврокордато каких-нибудь вестей с Московской Украины и получив отрицательный ответ, посланник заговорил от отпуске находившегося в Константинополе московского гонца Жерлова, прибывшего в Царьград еще в феврале. Турецкое правительство дало уже разрешение на его отъезд в Россию и обещало предоставить ему необходимое число подвод, но Украинцев колебался его отпустить до окончания мирных переговоров; не лучше ли его отпустить «по совершении дела, чтобы ему великого государя пресветлые очи видеть с добрым и веселым делом», т. е. явиться в Москву с известием о заключении мира. Вчера как раз он, гонец, будучи в городских торговых рядах, слышал там разговоры с выражением надежды на скорое заключение мира. Для такого «народного слова» посланники задержали его в Константинополе, но Украинцев все же спрашивал Маврокордато, как они, думные люди, смотрят на задержку Жерлова, угодна ли она им и если неугодна, то он отпустит гонца тотчас же. Марокордато предоставлял посланникам свободу действовать по усмотрению; однако, сославшись на «глас народный и глас Божий», все-таки советовал гонца задержать до окончания дела. Они, думные люди, признают, что гонец прислан от «пресветлого лица» самого государя, чтобы через него получить какую-нибудь радостную весть, и, если его отпустить ни с чем, какое удовольствие будет царскому величеству? Будет «пристойно и порядочно» отпустить его, когда уже начавшееся между государствами полезное дело станет приводиться или уже и приведется к «согласию и соединению». Посланники могут отправить в Москву кого-либо из своих сродников или из дворян — «в том никакие худобы не будет». Они, думные люди, поступали так, будучи на Карловицком съезде. Когда вступили с послами союзников в мирное соглашение, присылали к султану с известиями многих своих родственников и чужеродцев, чем снискали себе большую милость султана. Украинцев ответил, что он «такого его, Александрова, разумного и дельного рассуждения послушает и того гонца, не восприяв в деле настоящем подлинного и полезного определения, не отпустит»[893].

XV конференция, происходившая в Благовещеньев день 25 марта, совпала с понедельником Страстной недели. Заканчивая ее, Украинцев говорил, что рад бы дело кончить сегодня и готов сидеть с думными людьми хотя бы до самой ночи, «понеже в иной день на нынешней неделе съезжаться ему с ними, думными людьми, некогда: близко праздник светлого Христова Воскресенья, и наступила ныне неделя у христиан постная, Христовых Страстей, о чем ведает подлинно и сам он, Александр. И хотелось ему, посланнику, в те нынешние святые и постные дни воздать благодарение Господу Богу, якоже у христиан ведется, постом и молением, а потом и покаянием ко очищению всякого греха». Это заявление Украинцева дало повод Маврокордато сказать о благосклонном отношении рейз-эфенди к православной вере. «И Александр говорил, что-де товарищ его рейз-эфенди хотя мусульманского закона, однакож благочестие любит и веру христианскую зело похваляет против римского папежского закона отменно. И про то-де он ведает, что у православных христиан нынешняя Страстная неделя содержится в великом почитании и в посте и что близко праздник светлое Христово Воскресенье, он рейз, знает же и для того-де откладывает он, рейз, в съезде с ним, посланником, до святые недели. А на той неделе учинят они, думные люди, с ним, посланником, такой же счастливой съезд в среду, то есть апреля в 3-й день»[894]. На праздник Пасхи Маврокордато прислал посланникам в подарок «баранов молодых», и на XVI конференции 3 апреля, в среду на Пасхе, Украинцев приносил ему за эту присылку благодарность, на что Маврокордато заметил: «А что он… прислал к нему такую малую присылку баранов, и в том бы он, посланник, его не осудил»[895].

На Пасхе среди проживающих на посольском дворе русских пленников, которые должны были отправиться на русском корабле на родину, появилась какая-то подозрительная болезнь. Занимая Украинцева разговором перед XVII конференцией 10 апреля в ожидании прибытия думных людей, сын Маврокордато Николай спрашивал: «Все ли у них, посланников, милостию Божиею, поводится благо и пребывающие при них люди в добром ли здравии?», на что Украинцев отвечал, что «по се время, милосердием Божиим, при них будучие люди все живы, только-де два человека невольников померли, один на Святой неделе в пятницу, а другой сего числа». Николай дал предостерегающий совет: «Зело-де им, посланником, надобно опасаться и впредь от тех полоняников, потому что они сволочь[896] из розных мест, и опасно, чтоб не нанесли какого вреду или поветрия, и спрашивал, сколько дней они в болезни лежали». На заявление посланника, что «первой-де полоняник немоществовал многие дни, а другой умер, поскорбев немного», Николай сказал: «Довлеет-де того последнего умершего осмотреть дохтуром, нет ли на теле его каких заповетренных язв, потому что-де и отца его, Николаева, недавно человек умер также скорою смертию и на нем-де осмотрели некоторые недобрые признаки, и затем-де отец его на том своем дворе ныне не живет, а переехал на иной двор»[897].

Турки прислали доктора для осмотра всех пленников, проживавших на посольском дворе, и на следующей XVIII конференции 13 апреля предложили Украинцеву переселиться на другой двор. Украинцев «благодарствовал ему, Александру, за присылку себе лекарств и для осмотру полоняников и на них моровых язв дохтура и сказал ему, что по досмотру дохторскому на тех полоняниках никаких моровых язв не явилось, и все они ныне в добром здравии пребывают. А до того досмотру он, посланник, в немалой был опасности, потому что два человека полоняников померли на одной неделе». Появившийся затем рейз-эфенди говорил, что «имели они немалое соболезнование, чтоб не заповетрились люди их, посольские, от приходящих из разных мест полоняников, о чем-де известно и великому везирю. И везирь-де ходатайством их, думных людей, велел для нынешнего приходящего (наступающего) вешнего и летнего времени и легкого воздуха отвесть им, посланникам, иной двор на берегу проливы Черноморской, понеже тот их, посланничей, двор, где ныне стоят, в глухом месте, не на большой улице, к Белому морю, и с Белого моря бывают у них ветры нездравые и в летнее время от того воздуха будет он им нездрав». Турки предлагали также всех полоняников, живших на посольском дворе, перевести на другой двор. Посланники были очень недовольны занимаемым ими помещением в глухом узком переулке, откуда не было никакого вида ни на море, ни на поле, однако Украинцев говорил, что им «на иной двор переезжать зело не хочется, а желают, как бы им получить скорой себе отъезд с того двора», и переезд на другой двор откладывал[898]. На XIX конференции 15 апреля Маврокордато говорил, что, «милосердием Божиим, нынешний день благоугодной и теплой является, и приходит время изрядное и веселое. И если-де ему, посланнику, угодно для легкого воздуха с прежнего двора переехать жить на иной двор, которой им по милости салтанова величества также и великого везиря назначен на берегу Черноморского гирла, и они б переезжали на тот двор хотя ныне». Украинцев не находил, однако, наступившее время достаточно теплым, а кроме того, опять повторил, что желал бы, окончив мирные переговоры, выехать из Константинополя с того же двора, на котором они стояли: «Зело-де ему хотелось того, дабы, начатое свое дело сверша, выехать отсюду из Царягорода из того ж двора, на которой он, посланник, сперва приехал, не переезжая на иные дворы. И чаял он тому делу совершения до приходящего нынешнего вешнего и летнего времени. И того-де нового двора пожелал он, посланник, не для себя, токмо для будущих при нем посланных с ним людей, чтоб в нынешнее приходящее вешнее и в летнее время от неспособного воздуха и от тесноты в прежнем дворе какого вреду им не учинилось и были б здравы и живы. И на тот-де новый двор переедет он, посланник, разве тогда, когда вящая теплота наступит, а ныне время еще холодно и ветер носит с северу, а не с полудня»[899].

На XX конференцию 24 апреля Маврокордато не приехал. Встречая Украинцева, явившегося также без товарища, Николай объявил ему: «Рейз-де эфенди будет с ним, посланником, в ответе один, а отец его Александр не будет для того, что-де болезнию одержим ножною и из двора своего никуды не выезжает. И чрезвычайной посланник говорил, что-де он о той отца его болезни слышал и зело ему, посланнику, не радостно, что отца его с ними сего числа на разговорех не будет. И спрашивал он, посланник, у него, Николая, какая у отца его в ногах болезнь случилась и прежде у него такая болезнь бывала ль? И Николай отвещал, что у отца его болезнь в ногах подагра и болезнует он ею почасту». Посланник пожелал отцу его скорейшего выздоровления: «Желает-де он отцу его здравия и от болезни его скорого облегчения, понеже человек он надобной и дела на нем положены великие государственные и до сего времени в настоящих обоих государств делех трудов его было много». Рейз-эфенди, приехав на конференцию, начал с Украинцевым разговор также о болезни обоих их товарищей, выразив надежду, что Господь Бог может привести дело к окончанию трудами их двоих совершенно так же, как если бы оно совершалось «всеми четырьмя персонами», потому что «мысль у всех у них не разная, но во всем согласная». Украинцев заметил: «Такой-де случай — событие их нынешнее без товарищей — прилучился по воле Божии. И хотя такой случай им не полезен, однако ж Господь Бог милосердием своим может все учинить и исполнить и их увеселить», во-первых, счастливым окончанием начатого между обоими государствами дела и, во-вторых, тем, что пошлет выздоровление их товарищам, — «и та печаль может в них утолиться». Рейз-эфенди сообщил, что товарищу его, Александру, хотя и малое, однако ж есть облегчение, и выразил пожелание, чтобы и товарищу Украинцева быть здоровым и чтоб на будущем съезде видеться им всем в добром здравии[900].