Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

XXII. Сборы посланников в дорогу. Обратное путешествие

В последние дни перед отъездом посланники уладили с Маврокордато дело об оставлении в Константинополе переводчика Семена Лаврецкого с подьячим Григорием Юдиным и толмачом Дмитрием Петровым. Лаврецкому дан был наказ, которым ему предписывалось жить в Константинополе на том дворе, который им будет дан, причем с Маврокордато договорились, что двор дан будет на Фонарской улице, неподалеку от двора Маврокордато. Оставленным в Константинополе предписывалось «поступать со всякою осторожностью, с великим бережением и учтивостью. Посланником, резидентом, агентом и консулем себя не именовать и ни в какие дела не вступаться», ни к визирю, ни к министрам, ни к ближним султановым или визирским людям не ходить, ни о каких делах с ними не говорить, никаких писем от них не принимать и самим не давать; точно так же не вступать ни в какие сношения ни с чужеземными послами, ни вообще с чужеземцами, никакого совета с ними не иметь и ни о чем с ними не говорить, быть осторожными, чтоб здешние министры, или их люди, или греки и всякие иноземцы «лукавою какою подсылкою их в чем не обманули»[1230]. Этими предписаниями деятельность Лаврецкого и Юдина была совершенно парализована. Они оставлялись с единственною целью получения информации и сообщения известий в Москву в Посольский приказ тайными посылками через патриарха Досифея. Были улажены также вопросы о направлении пути, о дорожном корме, о провожатых и подводах[1231].

Посланники перед отъездом выразили было желание сделать визиты рейз-эфенди и Маврокордато, чтобы поблагодарить за многие их труды. Через посланных они справлялись у Маврокордато: «Когда ему будет к тому свиданию свободный час и о которое время им, посланникам, к нему, Маврокордату, приехать?» Маврокордато, однако, визит отклонил. «Желание его к тому было, — как он говорил, — немалое, чтоб их видеть в дому своем и всяким благоприветствованием и любовью открыться. Только, как он размыслил и обсудил, что тот их приезд к нему будет от здешнего двора не без подозрения. Сами-де они, посланники, люди разумные, могут все рассудить, что он с ними веры единые христианские и живет здесь между бусурманами и может на него всяк то свидание и приезд их причесть не к иному чему, токмо ко всякому подозрению. И чтоб-де они, посланники, такого себе труда не чинили, также и его, Александра, из такого подозрения свободили. А он-де во всем им, посланником, заочной верной работник». На недоверчивый вопрос переводчика и подьячего: «Разве-де имеет он, Александр, на них, посланников, некакую досаду, что видеться с ними не хочет и приезду их к себе не желает?» Маврокордато вновь уверял, что «воистину-де никакие досады от них, посланников, он, Александр, к себе не видал и не имеет. Только-де то свидание отлагается у него для здешнего подозрения. И просит он, Александр, себе от них, посланников, прощения заочно: а он с своей стороны также истинное и душевное прощение им чинит»[1232].

30 июля на посольский двор было прислано 80 лошадей, а для поклажи 75 арб с буйволами и волами. «А по осмотру, — замечено в „Статейном списке“, — те лошади, которых прислал тефтедар, были стары и выбиты и осаднены»[1233]. Отъезд назначен был на 2 августа. Перед самым отъездом в этот день посланниками отправлены были с прощальными приветствиями подьячие к рейз-эфенди (Иван Грамотин) и к Маврокордато (Лаврентий Протопопов), которым было велено говорить, что «они, посланники, сего числа отъезжают из Констянтинополя в путь свой, а им, министрам, за любовь их, которую они к ним во время бытности их здесь, в Констянтинополе, оказывали, благодарствуют. И буде от них, посланников, явились к ним, министрам, в делех государственных до постановления мирного какие досады, и в том просят от них любви и прощения». Маврокордато ответил учтивыми приветствиями, пожеланием счастливого пути и возвращения в отечество и выразил сожаление, что посланники не получили никаких наград от турецкого двора. Перед отъездом, как выше было замечено, посланники приняли визиты чужеземных послов, приезжавших проститься и пожелать счастливого пути: цесарского, венецианского, английского и голландского. Разговоры с ними подробно не записаны, очевидно, потому, что вещи посольства были уже уложены, и все было готово к отъезду. «И по отъезде тех чужеземных послов, — читаем в „Статейном списке“, — чрезвычайные посланники и все при них будучие люди, воздав Господу Богу благодарение и соверша молебное пение, убрався по посольскому обычаю, поехали из Констянтинополя путь свой»[1234].

Путь этот громадный поезд посольства совершал медленно. Только 31 августа посланники прибыли к Дунаю; переправившись через него, остановились в городе Галаце, где были встречены боярами волошского господаря[1235]. 8 сентября они достигли Ясс и там пользовались гостеприимством у волошского господаря Иоанна Антона Константина Кантемира. Было затруднение с подводами и с провожатыми. Посланники, ссылаясь на обещание, данное им турецкими министрами, требовали подвод и провожатых до Киева или, по крайней мере, до русского рубежа. Господарь соглашался дать и то и другое, только до границы Волошской земли, до польского рубежа и ссылался на данный ему султанский указ; указ этот был предъявлен посланникам. Согласились на том, что подводы и провожатые даны будут до польского города Немирова. В Яссах, улаживая этот вопрос, посланники пробыли с 8 по 13 сентября. 10 сентября господарь дал в их честь обед, встретил посланников на нижнем крыльце и сопровождал их, идя по левую руку. «И, вшед в палаты, сели, и спрашивал господарь посланников о здравии, а посланники взаимно его спрашивали. Потом говорил господарь, что время им, посланником, ехать доброе, понеже осень настоит благополучная. И посланники сказали: правда так, что время настоит благополучное, а к тому еще и в ночи месяц осиявает». За обедом Украинцев и господарь сидели «против стола в креслах», причем Украинцеву была предоставлена правая сторона, дьяк Иван Чередеев и дворяне по правую сторону на скамье, а по левую сторону на скамье митрополит Греческий, бояре и чиновные господарские люди. В середине обеда пили за здоровье великого государя и стреляли из пушек и из мелкого ружья. За столом играла музыка. При отъезде посланников господарь со свитой сам провожал их за город[1236]. Делая остановки и ночуя в степи, посольский поезд 17 сентября прибыл в порубежный волошский город Сороку на Днестре, где простоял до 19 сентября. 19-го переправились через Днестр, 21-го миновали город Браславль, ночевали в поле, 22-го приехали в польский город Немиров. Так как польский губернатор в подводах и в провожатых отказал, а нанять было негде, то посланники, вопреки состоявшемуся в Яссах соглашению, поехали из Немирова 23 сентября на ясских подводах. «А провожатые и подводчики ясские, оставя те подводы, поворотились из Немирова в Яссы, а с посланники провожатые не поехали и подводчики за подводами не пошли. И волов, которые были в телегах, гнали и берегли и ночью пасли дворяне, и переводчики, и подьячие, и толмачи, и люди посланничьи даже до Хвастова»[1237]. 26 сентября во время ночлега посланников под Черным лесом в третьем часу ночи «явился гетманской надворной конной хоронгви ротмистр Иван Ростковской» с отрядом в 160 человек; его выслал навстречу посланникам гетман для оберегания их в пути. В тех местах было тогда неспокойно: польский коронный гетман Яблоновский вел войну с полковником Семеном Палеем и осаждал Палея в Фастове. 27 сентября к посланникам явился пасынок Палея с отрядом в 50 казаков, а 29-го под Поволочью встретил их сам Палей с 300 казаками. 30 сентября посланники были в Фастове. 2 октября ночевали под городом Васильковом. 3-го ночевали в лесу у речки Веты[1238]. Вечером приехал из Киева генеральный есаул Иван Скоропадский, посланный гетманом спросить посланников о здоровье. За ним приезжали киевские городские власти — «войт с бурмистрами, ратцами и лавниками». «В 4-й день (октября), как посланники поехали с стану, и их по приказу гетманскому встретил конной охотной полковник Иван Рубан с полком своим с осмью сот человеки и шел с полком лавою перед посланники. А как посланники учали к Киеву приближаться, и за рекою за Лыбедью встретил войска Запорожского обоих сторон Днепра гетман Иван Степанович Мазепа с генеральною старшиною, и с полковники, и с знатными войсковыми многими товарыщи и витались, сидя на лошедях. А сседчи с лошедей, друг друга поздравляли и ехали до Печерского монастыря в гетманской карете; чрезвычайной посланник сидел по правую, а гетман по левую руку. А как к Печерскому монастырю приехали и из кареты вышли, и вне монастыря у святых монастырских врат встретил гетмана и чрезвычайных посланников архимандрит печерский Иоасаф Краковский с братиею. И, учиня поздравление и говоря посланникам рацыю, пошли на монастырь. А как пришли к дверям церковным, и в тех церковных дверях с животворящим крестом Господним встретил преосвященный Иоанн Максимович архиепископ черниговский и, подав благословение гетману и посланником, вошли в церковь, и говорил диакон литию. А потом начели обедню, служил оный же архиепискуп черниговский со архимандриты и с священники. А по совершении Божественныя литоргии были посланники и все при них будучие государевы люди у гетмана на обеде. И в половину обеда пили за здравие великого государя его царского величества. И потом от гетмана приехали посланники на назначенный отведенной двор. А ясские волы и 17 лошадей, которые были в обозе посланничьем, по приказу гетмана Ивана Степановича принял Печерского монастыря конюшей, и хотел их гетман во свое время отослать в Волоскую землю с своими провожатыми к сороцкому паркалабу.

Ис Печерского местечка в Киев приехали посланники октября в 6 ден и были того дня в Софейской церкви у обедни. Служил Божественную литоргию преосвященный Варлаам Ясинский митрополит киевский, а с ним епископ и архимандриты и священники. А по совершении Божественные литоргии были посланники на обеде у гетмана ж. И в половину обеда пили за здравие великого государя его царского величества. Стояли посланники в Киеве на Подолии у киевского войта»[1239]. Из Киева двинулись на 150 данных гетманом подводах. Гетман с старшиной, с полковниками и «с знатными товарищами» провожали посланников с милю за город. Путь лежал на Козелец, Нежин и Глухов.

В Москву посольство прибыло 10 ноября. 15 ноября Украинцев передал в Посольский приказ привезенные им документы: султанскую грамоту и визирев лист к царю, подлинный экземпляр мирного договора и список с него на латинском языке[1240]. Из Посольского приказа велено было «ящик оклеен отласом червчатым, в котором положены турского салтана и везиря его подлинные грамоты на турском языке, каковы они к великому государю прислали с чрезвычайными посланники с думным советником с Емельяном Игнатьевичем Украинцевым да с дьяком с Иваном Чередеевым, да о тридесятилетнем перемирье договорные подлинные статьи на турском же языке, да с тех ж договорных статей список на латинском языке за печатьми турских министров, а отдан тот ящик в Государственном Посольском приказе сего же ноября в 14 день за его, думного советника, печатью, поставить для бережения, запечатав своею, государевою, печатью на Казенном дворе в палате с прежними такими ж государственными крепостьми»[1241]. Состав посольства: Украинцев, Чередеев, переводчик Ботвинкин, подьячий Карцев были вызваны в полки под Ругодив для доклада. С ними же вызывался туда и стольник князь Д. М. Голицын, назначенный великим послом в Константинополь для подтверждения мирного договора[1242]. Парадный официальный прием Украинцеву дан был в Преображенском 11 декабря: «А великого государя пресветлые очи видел и был у руки и грамоты святейших патриархов к нему, великому государю, и к сыну его, государеву, к благоверному великому государю царевичу и великому князю Алексею Петровичу и ко святейшему Адриану патриарху Московскому и всеа России писанные поднес ему, великому государю, чрезвычайной посланник в Преображенском декабря в 11 день, как он, великий государь, изволил притить к Москве из своего, государского воинского походу из-под Ругодива»[1243]. За посольскую службу Украинцев получил в 1702 г. вотчину в Каширском уезде — Жерновскую дворцовую волость[1244].

Объяснительный словарь