Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

«Первое, скудость во всем и изнемогли и одолжали и чтоб отдохнуть и завоеванные городы укрепить; второе, естли гишпан умрет, как уже при дверех (т. е. ожидается), то тотчас француз войну за то королевство с цесарем взочнет». Посредники же выступают вовсе не в интересах турок, а в своих собственных, «чтоб француза не допустить до гишпанского королевства, понеже он, то приобрев, всех их задавит». Следует заметить, что, делая эти тайные предложения Маврокордато, Возницын ежедневно находился в общении с союзными послами, ссылался с ними через дворян, делал им визиты, обедал у графа Эттингена и графа Шлыка и принимал их у себя, свидетельствуя им самое доброжелательное расположение. Маврокордато не поддался увещаниям (хитрость московского посла была, по замечанию Соловьева[1291], слишком простовата) и дал Посникову полный достоинства ответ. На перемирие он выразил согласие, а на предложение «с другими не мириться» сказал, что «того им никоторыми меры учинить нелзе, понеже Порта Оттоманская слово свое держит». Притом же турки не только дали слово, а и подписали письменное соглашение об основании переговоров — «uti possidetis»[1292]. После побед цесарцев турки были более всего заинтересованы заключением мира с императором и пожертвовать этим миром в расчете на перемирие с Москвой, конечно, не могли.

На следующий день, 17 октября, после предварительного сообщения через того же чернеца Григория, Посников опять отправился к Маврокордато. По поручению Возницына он должен был начать разговор с замечания по поводу отказа турецких послов разорвать переговоры с немцами: «Когда они слова своего немцам отставить не хотят, и то им не в прибыль. Однакож буди по их воле». Затем доктор перешел к конкретным предложениям: перемирие на год или на полтора на основании «uti possidetis»; во время перемирия прилежно стараться через посольские переговоры добиться заключения мира; дать и соблюдать в это же время взаимное обязательство не нападать друг на друга: в пределы Московского государства не будет ни воинских походов, ни набегов и иного какого-либо зла ни от турецких войск, ни от крымских, очаковских и белгородских татар; такое же обязательство будет дано и с московской стороны. В те же перемирные лета должна открыться с обеих сторон как сухим путем, так и морем вольная и безопасная торговля с платежом обычных пошлин. Все эти перечисленные пункты надо утвердить договором. Возницын выдвигает новое предложение; он уже не настаивает на продолжении войны с немцами, а предлагает заключить сепаратный договор с Москвой; достигнув этого, Москва уже не будет помогать союзникам, и они, узнав об отпадении, будут более податливы на турецкие требования. Договор надо заключить скорее, без содействия союзников, чтобы немцы не приписывали себе заслугу примирения Московского государства с Турцией «и чтоб и вы, и мы не слепые были, чтоб от них всего желать». В заключение Посников обещал Маврокордато награду от царя за его радение и службу. Маврокордато подтвердил согласие на перемирие, но выразил пожелание, во-первых, чтобы перемирие было заключено на более продолжительный срок и, во-вторых, чтобы уже теперь в перемирном договоре были выяснены и улажены «со всяким определением» спорные вопросы без откладывания их впредь. Впрочем, заявлял Маврокордато, об этих обстоятельствах, или «окрестностях» (circumstantia), желательно переговорить на съезде с самим послом. Посников убеждал Маврокордато, что туркам выгоднее поскорее заключить договор с Возницыным, отделить его этим от союзников и затем твердо стоять на своих требованиях к союзникам, лишенным московской поддержки. «И дохтур ему говорил, что то им же в пользе, что прежде учинить со мною договор и, надеясь на то, мочно им в своих прибылях стоять надежно». Но Маврокордато по-прежнему оставался непреклонен и на эти убеждения «отвечал по обычаю турецкому, что сила оттоманская доселе еще не ослабела и страху ни от кого не имеет, а просящим мира не отрицает и слово свое постоянно и твердо держит».

Помимо словесных убеждений, Возницын сделал попытку повлиять на Маврокордато иным способом, однако также неудачно. «Как в другие (т. е. в другой раз) дохтур ездил, я с ним посылал к нему (Маврокордато) две пары соболей во сто шестьдесят рублев и сулил ему в подарок несколько сороков соболей — не принял и во всем отрицался»[1293].

Доктор после этих двух встреч имел с Маврокордато еще два свидания: 26 октября и 4 ноября[1294]. Речь шла все о том же, но дело не подвигалось вперед. Посников говорил о краткосрочном перемирии, которое будет к пользе туркам, так как один из союзников выйдет, таким образом, из строя, и предлагал все затруднительные вопросы отложить до переговоров о мире. Перемирие должно быть только «преддверием» к миру. Мирные переговоры — дело затяжное; если турки будут вести переговоры о мире «вообще со всеми», возникнет много трудностей: поляки не станут мириться без Каменца, как мы без Керчи. Наоборот, с выходом из строя русских, в случае заключения с ними перемирия, остальные союзники будут податливее. Но Маврокордато продолжал настаивать на длительном перемирии, служащем заменой мира, с тем чтобы все затруднительные обстоятельства — «окружности» — уладить теперь же, 4 ноября Посников был представлен и первому турецкому послу рейз-эфенди Рами-Магомету и был принят очень любезно; оба посла «посадили его и говорили многие любительные речи, к нему приятственные». По отзыву Рудзини, Рами-Магомет был человек, «украшенный благоразумием, сведениями и высшею преданностью турецкому духу и обычаям, проницательный, осторожный, с приятными манерами, когда не было вспышки надменности и жестокости, неотделимых от варварского темперамента»[1295]. Но, говоря любительные и приятственные речи в разговоре с Посниковым, оба посла стояли неуклонно на своем: надежное перемирие, основание «uti possidetis», но с улажением некоторых «окружностей» в виде очищения или даже срытия некоторых захваченных русскими крепостей. Взаимная любезность была проявлена и в обмене подарками: Маврокордато прислал к Возницыну своего представителя с жалобой на наступивший холод. «С тем же попом[1296], — пишет Возницын Петру, — приказал ко мне, что студено (холодно). Я тотчас отослал к нему кафтан свой лисицы черно-бурые под сукном малиновым с нашивкою турскою и с пугвицы обнизными; принял любительно; а соболей шубы не послал для того, ведаю, что не примет. Они так же прислали ко мне табаку, кафе, чубуки, бумагу добрую и приказывают непрестанно, любо что мне у них понадобятся, о том им сказал. Я к нему сего дни послал с ченцом (чернецом) вин разных, икры паюсной, спинок осетрьих и белужьих, несколько теш белужьих. Ездят от меня к ним и от них ко мне, объезжая станы, степью, никем не видимы»[1297].

Но любезности любезностями, а Возницын все же не имел успеха в тех тайных сношениях с турками, которые он начал. Ему не удалось уговорить турок прервать переговоры с союзниками и продолжать с ними войну. Эта попытка была уже слишком наивна. Турки, как раз наоборот, все свои расчеты строили на том, чтобы заключить мир прежде всего с самым страшным своим врагом — цесарцами, а затем, заручившись миром с ними, предъявлять к остальным более твердые и повышенные требования. Не удалась поэтому же и другая попытка — достигнуть с турками отдельного частного соглашения до открытия официальных конференций при участии посредников. Турки на перемирие соглашались, но не хотели и слышать о непосредственных переговорах без посредников. «По-видимому, перемирья не бегают (т. е. не избегают), — писал Возницын Петру от 29 октября, — только не спешат и посредников тем, чтоб без их ведома учинить, оскорбить и озлобить не хотят»[1298]. Не достигнув сепаратного соглашения с турками, он принужден был вести свои дела только на официальных съездах, когда до него дошла очередь и в присутствии посредников. Об этой очереди цесарцы уведомили его через секретаря, возвестившего, что переговоры будут происходить при участии посредников в таком порядке: первые два дня отдаются цесарцам, за ними следует польский посол, затем венет и, наконец, наступает очередь московского посла.

Возницын, разумеется, заявил самый горячий протест против такого распорядка, при котором он оказывался на четвертом месте, как равно и против участия посредников. «И великой и полномочной посол говорил: для чего так, что перво (т. е. прежде) его, великого и полномочного посла, ехать полскому и венецийскому и говорить чрез посредников, а не с самими турки?» В ответ он получил заявление, что очередь переговоров установлена в соответствии с очередью вступления каждого союзника в союз: кто сперва с цесарем в союз вошел, тот первый о своих делах и говорить будет. Участия же посредников требуют турки, не желающие вести переговоров непосредственно. Возницын возражал, выдвигая против установленной очереди и против принципа последовательности вступления в союз другой принцип — сравнительное достоинство государей, а против участия посредников заявлял, что он не может признавать их за посредников, не имея на то специального указа своего государя, а признает их только за друзей и приятелей и порученных ему государем дел никому без такого специального указа передать не смеет и потому «тех обоих статей (т. е. об очереди и о посредниках) он, великой и полномочной посол, не приемлет»[1299]. Эту точку зрения на посредников Возницын проводил и ранее в личных разговорах с цесарцами и в обмене по этому предмету письменными нотами 18 и 19 октября, заявив тогда, что он совершенно не осведомлен: «Каким они желанием или хотением на сей съезд прибыли, понеже, как в постановлении [союзных] договоров, так ни во ином каком междособном [т. е. между союзниками] сношении о оных воспомяновения не показуется»[1300]. Однако эти его возражения никакого успеха не имели, и ему пришлось подчиниться установленному распорядку.

Свое недовольство по поводу необходимости вести переговоры с турками не иначе, как через посредников, и того последнего места в установленной очереди переговоров, которое ему было отведено, Возницын выражал в беседах с цесарцами во время визитов к ним 1 и 6 ноября, срывая свою досаду именно на них как на виновниках его неудач и упрекая их также и в том, что они в его дела вмешиваются, а о ходе своих дел ему не сообщают. Эти заявления он делал, если только «Статейный список» верно передает тон его речей, в очень резкой форме. «Ноября в 1 день был великой и полномочной посол у цесарских послов и говорил им, вычитая их многие неправды, и что они ныне, призвав его, великого и полномочного посла, на комисию, велят невольно говорить о делех с турки чрез посредников, и еще при наших предложениях и разговорах сами быть хотят, а нас к своим не допускают. Так же и в приезде к съезжему месту постановили его бытие послежде всех, чего он, великой и полномочной посол, отнюдь учинить не может и хочет сам с турки о врученных ему делех говорить, а не чрез иного кого, понеже он цело (т. е. всецело) тех за посредников признавати не может». Посетив цесарцев 6 ноября, он опять говорил с ними о делах, «вычитая им с их, цесарской, стороны к стороне великого государя… несклонность и неприятство и что они токмо свои дела с турки трактуют, и, что чинят, того ему, послу, никогда не дадут знать и с турки видетись не велят; а ежели бы он виделся сам с турки, то б мог чаять уже и свои дела давно зачать и делать без посредников. Выводя им о всем пространно и притом совершенно домогался, дабы ему поволено было с турки видетись и назначен бы был день, хотя по совершении их собственных с цесарской стороны дел». Австрийцы отделывались неизменно теми же ответами: вести дело через посредников желают сами турки, весь распорядок переговоров устанавливается посредниками, очередь переговоров соответствует последовательности вступления в союз, они, цесарцы, как равно и посредники, царской стороне всякого добра желают и т. д.[1301] Того же раздражения и досады на цесарцев и на посредников полны письма Возницына к Петру за это время — 22 и 29 октября и 5 ноября. «Доношу тебе, государь, — пишет он в первом из них, — что турки, как я вижу, во всем на посредников положились и надежду свою на них имеют и чрез них дело свое делают и с великим почитанием и бережением и на своих проторях их имеют, так же и цесарцы. А наше дело зело трудно, потому что во всем неволя — перво чрез цесарцев, а потом чрез посредников. И за таким поведением как что выторгуешь? нечто сила Божия иным каким поведением поспешит. И потому приятство их и дела сего поведение видимо суть. Еще турки, приезжая в мой стан, спрашивают, кто тут стоит? Скажут — московской посол. Они отвещевают, — тот, что не хочет мириться? Мои говорят: кто вам сказывал? Они отвещевают: нам немцы сказывали. Мои говорят: лгут немцы; буде хотите пить и есть, подите в шатры! Они отвещевают: когда не хотите мириться, есть и пить у вас не хотим; а иные едят и пьют»[1302]. Так австрийцы старались рассорить турок с русскими. Вместо того чтобы действовать сообща и одновременно помирить всех с неприятелем, чтo ставило бы неприятеля в невыгодное положение, они намереваются разделить союзников и через посредников сначала мирить с турками одного, потом другого, чтo усилило бы положение турок. «Это закон не Моисеев и не Божий!»[1303] Они, цесарцы, обнадежили поляков в уступке им турками Каменца; поэтому польский посол, держась за них, выказывал такое худое отношение к нему, Возницыну, и враждовал с ним[1304]. С ним, Возницыным, они не откровенны и дают ему, когда он о чем их спросит, лживые объяснения. «Сами ездят к посредникам, а посредники к ним, а чрез пересылки что час (частые) сношения, имеют, а о чем спросишь — все неправду сказывают: уже явных причин пять или шесть неправедных их мочно пред ними поставить. Я по отпуске сей почты (29 октября) буду у них сам и о всем им стану говорить, чтоб они в своей неправде убоялись Бога и устыдились всего света», — это он и сделал во время своих визитов к цесарцам 1 и 6 ноября. «Изволишь, государь, из сего выразуметь, какое нам от них приятство творится!»[1305] Трудно вести свои дела, образно жалуется он далее, «оставшись у цесарцев на хвосте»[1306].