Петр I. Материалы для биографии. Том 2, 1697–1699

Исполняя просьбу цесарцев, Возницын на другой день посетил Рудзини, но говорил ему как раз самое противоположное тому, о чем цесарцы просили, внушал ему, «чтоб он в делах своих был не страшлив и в поступках не скор, а что цесарцы принуждают его и страшают турских послов отъездом и то они делают для своей пользы»[1349]. Австрийцы сердились на Рудзини, говорили Возницыну, что «тот венет надут некаким злым духом и то делает нарочно, развращая мир», обвиняли его в том, что он так поступает по интригам французов, во что бы то ни стало желающих помешать миру цесаря с турками; однако они все же выхлопотали ради него новую отсрочку для подписания мира — до 16 января[1350]. Этот срок был уже крайним. Когда 8 января Возницын сделал им визит, они ему сказали, что дело остановилось «за упрямством венетовым». Возницын ответил, что «упрямства его нет: что может, то уступает, а чего не мочно, как того уступить? И цесарцы сказали: как хочет. И великой посол отвещал: союзник их, не надобно его покидать! И цесарские послы сказали: буде он (Возницын) изволит, то б ему добро чинил и его ждал; а они для него в войне быти не хотят. Не силою на сей съезд принужден. И уж де они так об нем труждаются, слово б в слово так, кто б каменья носил, такие ж бы труды полагал; ни день, ни ночь покою им нет в его деле, и больше того не могут, и не треснуть им стать, подпишут свой договор в 16 день января, и чтоб и он свой договор изволил кончать». Передавая венецианцу об этом разговоре, Возницын наставительно и не без горечи ему заметил: «…какое желание у царского величества продолжать войну! или, по крайней мере, додержать союз до его срока, но они, союзники, желание это презрели, союз не додержали, основание („uti possidetis“) без совету подписали и к миру принудили. Что ж Бог делает? Та болезнь обратилась (на него же), как ныне он сам видит»[1351].

Между тем Маврокордато и посредники торопили московского посла с подписанием перемирия. 1 января Возницын, на год опережая указ Петра о праздновании январского Нового года, посылал к союзникам со странным поздравлением по случаю Нового года, который союзники, жившие по григорианскому календарю, отпраздновали уже десять дней тому назад. Еще страннее было то, что с тем же поздравлением он послал доктора Посникова и к туркам. Впрочем, кроме поздравления, Посников должен был дать туркам заверение, чтобы они в его «приятстве» и постоянстве не сомневались; что он твердо стоит на тех условиях, о которых согласились, и не подписывает договора только потому, что не хочет подписывать раньше других союзников «для некоторых междосоюзных своих впредь околичностей». Турки ответили, что в его постоянстве не сомневаются, как ему покажется лучше, так бы он и поступал, захочет других ждать, будь по его воле, захочет подписать и разменяться договорами — готовы хоть завтра. Однако 9 января Маврокордато прислал к Возницыну своего попа, который сказал, что турецкие послы послали уже в Белград за подводами, хотят вскоре ехать и собираются. На другой день, 10-го, прислал английский посол сказать Возницыну, что договор его с турками лежит у них, посредников, «многое время и едва ли уж не вышел из силы, а турки-де варвары, мало что им не покажется, то все бросят», чтобы он поспешил подписать договор и разменяться. 12 и 13 января Маврокордато в разговорах с посылавшимся к нему опять доктором Посниковым напоминал о скорейшем подписании, уверяя, что австрийцы дали письменное обязательство подписать свой договор в понедельник 16/26 января и что венета ждать не будут, 12-го от Маврокордато Посников зашел к рейзэфенди и в знак дружбы поднес ему от Возницына пару пистолетов «турского железа, цволы — работы изрядной, куплены в Вене, которые принял благодарно и дивился такому художеству и спрашивал: не французской ли то работы?» Посников, прихвастнувши, сказал — московской. Рейз-эфенди говорил: «…давно ли на Москве так почали делать? Он сказал: лет десять или меньше, научились от немец. Он сказал, что он таких пистолей не видал; мнит, что сие железа для работы вяше золота»[1352]. «Здешнее дело, — писал Возницын царю 13 января, уведомляя его о получении его письма от 2 декабря, очевидно, не дававшего Возницыну никаких новых дальнейших указаний, — приходят к окончанию. Цесарцы, как ему сами сказывали, взяли перемирье на двадцать на пять лет, поляк помирился вечным миром, я взял перемирье на два года, венет остался — нечто что на нынешних днях между собою сделают». Рассматривая заключение перемирия как дело уже конченное и дипломатические услуги Посникова более ненужными, Возницын в этом письме передает Петру просьбу доктора отпустить его в Амстердам для научных занятий: «…говорил мне дохтур Петр Посников, чтоб я челобитье его к тебе, великому государю, донес — нужда-де ему быть в Амстрадаме для исправления к художеству его некаких инструментов и чтоб его из Вены туда отпустить и дать ему жалованье»[1353]. С той же почтой, 13 января, Возницын писал Ф. А. Головину, что расстроить мир, убедить цесарцев оставаться в войне не было никакой возможности: «…ангел бы цесарцом вещал, дабы они с турки не мирились, но и того б, чаю, не послушали — нечто сам Всемогущий изволит от того их отлучить! И ныне стоят в прежнем деле за венетом; я молчу, а ломка велика. Венет, как угорелой, бросается ко всем к нам, просит помощи. Я говорю: как тебе мириться? чего войною не потеряли, то миром потерять хочешь? советую ему, чтоб взял на год армистицыум, буде ему так в войне остаться невозможно. Турки сверх морейских городов Превеза, Лепанда, Румелина ныне вновь еще втрое тягостный запрос ему учинили: Далмация вся за венеты; они, оставя им первую и третю часть, просят против Рогуз второй части, т. е. середки…» Цесарцы — главные союзники венециан, но всякий может видеть, какую правду к ним оказали; показали прямо «злость: соверша свои договоры, оставили его (венета) с таким на некоторые дни определением (т. е. до 16 января), чтоб он в те дни договор свой определил, а естли не придет, то они оставя, подпишут свои. Турки, то слыша, паче обнадежены тем стали. А по настоящему должно было туркам так говорить, что един без другого не помирится, а не на урочные дни оставлять. Я венету часто к словам говорю: они делали другим и союза не держали, и основание подписали, и к миру принудили и прошение к продолжению войны презрели. Бог обратил то все к ним еще в вящую тягость. Однакож, не помня того всего, я своего договору не подписываю, пока мочно, смотря своего дела и желания. А в другой разум: пускай то не токмо Речь Посполитая их (т. е. Венецианская республика), но всяк увидит правду и истину его царского величества» (т. е. лояльность царя в соблюдения союзных обязательств, как бы мы теперь выразились).

Сообщив дальше о своих разговорах с цесарцами и о пересылках с Маврокордато за последние дни, Возницын заканчивает письмо собственноручной припиской, показывающей, какой страх чувствовали перед Петром исполнители его повелений. «Милостивый государь, отец Петр Алексеевич! Помилуй, не оставь убогого раба своего во всякой своей милости; ей-ей больше мне того делать невозможно было, боюся всякого гнева. Только уж в сем упование мое Бог видит, сколько труд свой полагал. Пронка, раб твой, челом бью. Из Сирмской земли из предел Карловича. Генвар в 11 день 1699»[1354].

Убедившись в том, что цесарцы бесповоротно назначили подписание своего договора на 16 января и что турки собрались 18-го уезжать, Возницын решил и в этом случае опередить других, действуя здесь так же, как он поступал при расположении лагерей на Карловицком поле, и известил посредников, турок и союзников, что готов подписать свой договор в субботу, 14 января.

Итальянское известие говорит, что Возницын действовал так, опасаясь при подписании договора, если бы он подписывал его одновременно в один и тот же день с другими, встретиться с поляком и выступать при подписании после него. «Это он сделал прежде всех других из страха, как бы не остаться последним и потому, что он не хотел находиться вместе с поляком в таком деле, ни делать его после него»[1355]. Так именно объяснял причины своего поступка и сам Возницын в недельной записке за 13–20 января. «По многим поведениям увидено, — пишет он там, — что у цесарцев и у прочих мирные с турки договоры к окончанию приходят и хотят подлинно подписаться в 16 день января. Мышленно, как бы лучше в том поступить. А то проведано, что цесарцы, подписав с турскими послы, будут есть у посредника, аглинского посла и на том же обеде будут турские, польский и венецийский поcлы. И первое, что будет ехать на съезд перед цесарцы; второе: там в заседании и в подписании договоров, так же и в столе — в местех и в здоровьях без пренья б не было и еще при таком случае до чего б дурного не пришло, постановил у себя, что подписать свой договор преж их в субботу, т. е. генваря в 14 день». Итак, соображения дипломатического местничества и опасения, как бы эти местнические расчеты с польским послом и при подписании договоров и на обеде в занятии мест и в порядке заздравных тостов не привели к конфликту, а конфликт к срыву дела, — повлияли на решение Возницына опередить союзников в подписании договора. Приводит он, впрочем, также и соображение другого порядка. Настроение у цесарцев и у поляка — радостное и ликующее, потому что они, покинув остальных союзников, заключили длительный мир, — не совпадало с настроением русских, ограничившихся лишь кратким перемирием. «Еще и для того на то поступлено, — пишет Возницын далее, — что цесарцы и поляк, оставя прочих, учинили довольный мир и будут тому радоваться и триумфовать, а мне на чужой свадьбе тут же плясать показалось непристойно».

Решение Возницына поспешить с подписанием перемирия встретило сочувствие у посредников и у турок. Нa его заявление о том посредники отозвались, чтобы он чинил по своему рассмотрению, а турки «зело то хвалили и говорили, что он вольного и самодержавного государя посол — для чего у иных след носить? (т. е. для чего идти по следу других) — пристойно так самовластно поступать». Цесарцы также одобряли его решение кончить дело, но предпочитали бы, чтобы он подписывал с ними вместе, тем более что после подписания назначен был банкет у английского посла. Венецианец отозвался неопределенно[1356].

Наконец, в субботу 14 января, в десятом часу утра состоялась церемония подписания. Возницын прибыл к дому конференций парадным красивым поездом: «…ехал тем же убором, как и на первой съезд. Сперва ехал калмык в нарочитом платье, в саадаке оп-равном и на лошади уборной: за ним шла корета о 6 возниках, в ней сидели переводчики; за тою другая корета о 6 возниках, в ней сидели поп да Посольского приказу подьячий; за нею ехало 3 человека трубачев, в левреях серебряных с трубами серебряными и трубили; за ними ехали подьячих 3 человека в одноцветных добрых кафтанах и шапках; за ними ехали 3 человека дворян, особого одного ж цвету платье и шапки; потом вместо лакеев шли 6 человек русских юнош в алых суконных кафтанах и в лазоревых шапках; за теми ехал конюшей, за ним конюх вел посольского аргамака в полном уборе; за тем ехал великой и полномочной посол в государеве золотой середней карете о 6 возниках, против его сидел дохтур и секретарь посольства Петр Посников — на возниках была леврея серебряная, корета и возники и шоры покупки амстрадамской; по обе стороны кореты шло 4 человека гайдуков в строевом платье с перьи и серебреными обухи; позади кореты ехали пажи и иные служители и челядь, за ними рота рейтар». В зале конференции встретили его посредники; поздоровавшись, сели по местам и в ожидании турок «говорили между собою, не касаясь государственных дел, внешнее соглагольствование». Вокруг здания стояли множество зрителей, собравшихся смотреть церемонию. «А в тое пору как турок, так немец и посреднических служителей кругом светлиц на съезжем месте было многое число, которые все тихо и безмятежно стояли и смотрили». Турки по приезде остановились на некоторое время в сенях, куда вызвали английского посланника и с ним имели небольшое совещание; затем, войдя в залу, поздоровавшись, сели по местам. Заседание открыл вступительной речью английский посол, «выводя, — как передает содержание речи „Статейный список“, — что по толиких многих трудех при Божией помощи восприяли между собою желаемое междо обоих великих государей и государств их утешение всему христианству в делех окончание и совершение». Затем следовало самое подписание. «И поставили междо всех послов стол и положили посредники обоих сторон посольские договорные писма. Тогда турки, взяв с стола, отдали великому и полномочному послу свои договорные письма на турском и на латинском языке, а великой и полномочной посол отдал им свои договорные писма на русском и на латинском языке, дабы с обоих сторон справили и просмотрили. И великой и полномочной посол, взяв те письма, отдал переводчиком: турской — цесарскому, которого для того нарочно с собою взял, латинский — Петру Вульфу и Ивану Зекану, которые, прочетчи с прежними, сказали, что во всем сходны и прибавки и убавки никакой нет, и положили перед великого и полномочного посла. Маврокордат так же в его договорных письмах высмотрел прилежно. А по том с обоих сторон согласном предложении, взяв позволение от посредников, приближились к подписанию тех договоров. Тогда турки говорили, чтоб они для такого высокого дела повелели отворить со всех сторон все четверы двери и пустили всех в ту светлицу, дабы всяк видел то настоящее междо обоих великих государей мирное дело. И по согласию велели отворить все двери и пустить всех народов людей; и по тому его посольские всякого чину люди вошли с его стороны и стали за ним, турских множество вошло с их стороны и стали за ними, аглинские с его стороны, галанские с его стороны и все стояли в глубоком молчании и тихости. Потом подьячей доставил на стол чернилицу серебряную большую; турки, увидя, тотчас по свою послали, и принесли чер-нилицу ж столовую, местами золочену. И великой и полномочной посол, взяв свои договорные письма, подписал с числом и к русскому печать на сургуче приложил; турки так же турское приписали с числом же и печать приложили; а латинское подписал один Маврокордат». После подписания обеими сторонами каждой по два текста договоров, одного — на национальном, другого — на латинском языке, произошел размен. Маврокордато предлагал произвести размен через руки посредников; Возницын изъявил согласие; но посредники уклонились и предоставили сторонам разменяться самим, по мнению Возницына, во-первых, потому, что великий государь подлинно их за посредников не признавал, а затем и потому, что в них заговорила совесть — «зная совесть свою», — сознавая свою несклонность к русской стороне и что примирение состоялось не их трудами. «Тогда рейз-эфенди, встав, поднес ему, великому и полномочному послу, на обоих руках свои договорные письма, и великой и полномочной посол взаимно так же учинил, стоя все». Произнесены были заключительные речи.