Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

XIX. Переговоры с послами о подтверждении договоров

Переговоры по существу начались только со следующей, второй конференции. Всего ответная комиссия имела с послами шесть конференций, или съездов, которые происходили 14, 17, 20, 26 октября, 2 и 20 ноября[239]. Главным и основным предметом переговоров, для чего, собственно, послы и явились в Москву, было подтверждение трех указанных выше прежних трактатов. Но возник вопрос о формах этого подтверждения, затронутый еще в беседе послов с боярином Л. К. Нарышкиным в Чашникове 23 июля и тогда отложенный. Вопрос этот обсуждался на второй конференции, после нее был Головиным доложен Петру и получил определенное решение, которое Головин и сообщил послам, открывая третий съезд 20 октября. Государь, заявлял Головин, желает сохранить с королем соседственную дружбу по прежним договорам; поэтому он примет привезенную послами «подтверженную» грамоту на эти договоры и в ответ велит выдать послам свою докончальную грамоту. Затем, со своей стороны, государь отправит посольство в Швецию со своей подтвержденной грамотой, и это посольство примет присягу от шведского короля и «докончальную» его грамоту. Но «крестного целования и обещания на св. Евангелии государю чинить второй раз не для чего», потому что он такое обещание чинил уже раньше в 1684 г., вскоре после вступления своего на престол перед шведским посольством Гильденстерна. Поэтому пусть послы займутся «справливанием», т. е. сверкою текста подтвержденной грамоты с хранящимися в Москве подлинными шведскими текстами подтверждаемых договоров, и пусть сами назначат для такого справливания место, а, казалось бы, всего пристойнее справливать грамоту в Посольской канцелярии или здесь, в Ответной палате, при государевых дьяках с подьячими.

Послы начали с замечаний по поводу сверки грамоты: в прежнее время в таких случаях подлинные тексты трактатов присылались с дьяками и подьячими на Посольский двор; но они не возражают и против Ответной палаты и пришлют туда своих секретарей для этой работы. По вопросу же о форме подтверждения договоров они высказали взгляд, совершенно противоположный тому, который только что высказан был Головиным, требовали непременно присяги от царя: обещания на Евангелии и крестоцелования, так как прежняя присяга была принесена царем королю Карлу XI, теперь же у них новый король. Вопрос о присяге стал центральным; о нем завязался спор, и каждая сторона изощрялась в приведении аргументов в пользу своего взгляда и для опровержения позиции противника. Этот спор занял большую часть третьей, а также часть четвертой и пятой конференций. Проследим вкратце основные направления этого спора.

На замечание послов, что государь давал прежнюю присягу королю Карлу XI, Головин возразил, что присяга тогда давалась не только Карлу XI, но и его наследникам. Затем государь пошлет своих послов в Швецию с подтвержденною грамотой, из чего видно его желание жить с новым королем в соседственной дружбе. Послы указали далее на подтверждение договоров присягою в случаях перемен на престоле как на древнее обыкновение; это обыкновение соблюдал царь Алексей Михайлович; его соблюдают и другие христианские государи. Головин, отвечая на эти доводы, начал с решительного заявления: великого государя изволение им, послам, объявлено «и инако то пременно не будет». Однако затем он перешел к оспариванию аргументов, выдвинутых послами: если другие христианские государи давали вторичную присягу, в том их воля, «знатно они то чинили по договорам». Но в Кардисском договоре в 27-й его статье второй присяги от уже присягавшего государя не требуется; при этом Головин прочитал 27-ю статью, процитированную уже послам в Чашникове Л. К. Нарышкиным. При недавней перемене на престоле польского короля вторичной присяги государь не приносил, да и вообще не в обычае у христианских государей один и тот же договор подтверждать двукратной присягой.

Царю был бы стыд от всех христианских государей, если бы он стал чинить такое повторное подтверждение договоров: можно было бы из того заключить, что договоры были нарушены. Царь Алексей Михайлович, на которого сослались послы, одних и тех же договоров дважды не подтверждал, разве только после разрыва сношений, когда случилась война; у ныне же царствующего государя войны со Швецией не было. Послы продолжали настаивать на древнем обыкновении присяги. Если о ней не говорится в Кардисском договоре прямо, то она подразумевается как обычная форма подтверждения договоров. В таком смысле был сделан доклад и королю, который посылал их, не предполагая, что древнее обыкновение будет отменено. Принятие присяги от царя включено в их наказ; без такого принятия они отдать подтвержденной грамоты не смеют и будут писать королю о новом указе. Послы вообще не раз в продолжение спора ссылались на данный им наказ и заявляли, что они действовать вопреки наказу самовольно не смеют и будут писать королю, ожидая новых инструкций. Головин возражал против сношения с Стокгольмом; оно потребует долгого времени; напрасно послы думают, что такое сношение может быть сделано скоро. В Москве дорогу до Стокгольма знают, в четыре месяца едва ли возможно обернуться. В 1674 г. шведские послы («Густав Оксенстьерна с товарищи») посылали в Стокгольм за инструкциями — едва в пять месяцев получили ответ, проживая все это время на своих проторях; так же на своих проторях придется жить и им, теперешним послам. А между тем во время перерыва переговоров государь может уехать из Москвы в какое-либо из своих дальних пограничных государств, и тогда послам придется ждать еще дольше. Да новые инструкции им и не нужны, так как они снабжены вполне достаточными полномочиями. На вопрос послов о том, если случится великому государю «с сего света применение», должен ли будет Карл XII приносить присягу на подтверждении договоров его наследнику, Головин в подкрепление своей точки зрения на недопустимость повторной присяги сказал, что не должен, а другое замечание послов, что если царь присяги давать не желает, то и их королю присяги давать не следует, отразил словами, что король должен принести присягу, так как он ее еще не приносил, а государь ее уже принес Карлу XI и его наследникам.

Наконец, Головин выдвинул довод, оказавший решительное действие на ход переговоров, сослался на исторический прецедент, именно на подтверждение договоров королевой Христиной. Когда после смерти короля Густава-Адольфа «учинилась на королевстве дочь его Христина королевна», она подкрепила Столбовский договор, заключенный между королем Густавом-Адольфом и царем Михаилом Федоровичем, только подтвержденною грамотою, а присяги не давала, как не давал ее взаимно и Михаил Федорович. Вот древний обычай, который послы домогаются теперь нарушить. Послы ответили, что этот случай им известен, королева Христина не чинила присяги по малолетству и соответственно этому и царь не давал ей присяги, «а скреплен тот договор был с обеих сторон равно только одними подтверженными грамотами». Однако прецедент, указанный Головиным, произвел на послов сильное впечатление; они обратились к ответной комиссии с просьбой дать им «то объявление на рассуждение» и обещали, посоветовавшись между собою, сообщить ответ на следующей конференции.

Открывая следующую, четвертую конференцию 26 октября, Головин предложил послам высказаться о том, что они в прошлый раз взяли себе «на размышление», т. е. о затронутом прецеденте. Послы теперь стали отговариваться неведением, ссылаясь на пожар в Стокгольме, уничтоживший архивы и лишивший их возможности знать о поведении в подобном случае королевы Христины. «Что объявил он, ближний боярин, им, послом, на пример поведение бывшей их свейской королевны Христины, что бутто Христина королевна… в прошедшие лета при таком вечном мире на подтверженных грамотах при царских послех подтвержения не чинила, а укрепляла договоры докончальными грамотами, и такого де поведения они, послы, не ведают и в наказе им того не написано, потому что по воле Божией, прошедшего лета в Свее в Стеколне посолская их канцелярия, в которой были всякие государственные крепости, договоры и подтверженные грамоты и дела, погорели все без остатку и для того-де им, послом, о том поведении ведать не по чему и подлинно ль такого обещания у ней, королевны Христины, не было, а подтвержала только одними грамотами, и того в канцелярии их неведомо». Московские архивы имели более счастливую судьбу, а московские дипломаты оказались более сведущими в исторических прецедентах. Ф. А. Головин, так удачно, вероятно, не без помощи присутствовавших на конференции посольских дьяков В. Посникова и Б. Михайлова выдвинувший прецедент королевы Христины, в перерыв между третьей и четвертой конференциями имел время подготовиться по этому вопросу, наведя более подробные справки, и теперь, на четвертой конференции, привел уже не один, а два случая с королевой Христиной, указывая им точные хронологические даты. Первый случай относился к 143 (1635), второй к 154 (1646) году. В первом случае, как указал боярин, королева Христина присылала к царю Михаилу Федоровичу послов, Филиппа Шейднига со товарищи, с подтвержденною грамотой для подтверждения договоров вечного мира. И в то время царь Михаил Федорович второго обещания на подтвержденной грамоте королевы не давал, потому что давал уже ее отцу королю Густаву-Адольфу и его наследникам и подкрепил те договоры только своею докончальною грамотой, посланною с теми же послами. Другой случай относился ко вступлению на престол царя Алексея Михайловича. Царь в 1646 г. послал со своею подтвержденной грамотой к королеве Христине своих послов: окольничего Григория Гавриловича Пушкина со товарищи. И при тех послах королева Христина, хотя тогда уже и не в молодых летах была и самостоятельно правила королевством, однако на царской подтвержденной грамоте «обещания не чинила и душею своею тех договоров не закрепляла», а подтвердила те договоры только докончальной своей грамотой. Если посольская канцелярия в Стокгольме сгорела, то послы в том, что королева Христина в обоих случаях не давала присяги, могут убедиться по документам русской Посольской канцелярии, по хранящимся там подлинным подтвержденным и докончальным грамотам королевы Христины, написанным на шведском языке за ее рукою и с печатью Шведского королевства и по «Статейным спискам» посольств.

Эти доводы стали колебать шведов. Они попросили ответную комиссию показать им подтвержденные и докончальные грамоты Христины и «Статейные списки». Когда эти подлинные документы им будут предъявлены, тогда они, послы, по тому примеру «могут иметь в размышлении своем облегчение», т. е. перестанут настаивать на своем требовании, убедившись в прецеденте. Они просили только в «любительной и в докончательной» царских грамотах, которые будут с ними посланы к королю, засвидетельствовать, как они, послы, домогались царской присяги. Боярин охотно согласился на немедленное предъявление документов.

«И октября в 27 день, — т. е. на другой день после четвертой конференции, как читаем в составленной в Посольском приказе записке, — в Посольском приказе прежние свейские Христины королевы грамоты сыскиваны. А по сыску те грамоты явились из Посолского приказу отосланы на Казенной двор[240] и послано о том в поход письмо»[241]. Сохранился черновик этого письма к Ф. А. Головину кого-то из дьяков Посольского приказа. Головин в это время, вероятно, сопровождал Петра в подмосковный поход, о котором упоминается выше в записке Посольского приказа[242]. «Государь мой милостивой Федор Алексеевичь! По твоему, государь, приказу сыскано, что те обе свейские Христины королевы подтверженны в грамоты 143 и 154 годов положены на Казенной двор и запечатаны государевою перстневою печатью. А напред сего для вынятия таких крепостей хаживали на Казенной двор за государеву печать [зачеркнуто: ближ] боярин [зачеркнуто: Илья Данилович Милославской и] да думные люди [зачеркнуто: дьяк] Ларион Лопухин и [зачеркнуто: иные]. И о сем тебе, государю, известив… (не окончено)». Письмо это показывает, что на Казенном дворе в архиве документы хранились за личною печатью государей и даже в помещении, запечатанном этой печатью, что доступ туда происходил с разрешения самого государя и что извлечение документов производилось особой комиссией. И на этот раз для отыскания и извлечения понадобившихся актов назначена была царем специальная комиссия. «Октября в 28 день, — читаем в составленном по этому случаю протоколе, — по именному великого государя указу ходили для сыску тех грамот на Казенной двор боярин князь Петр Ивановичь Прозоровской, окольничие Михайло Тимофеевичь Лихачев, Семен Ивановичь Языков, думной дворянин и печатник Дементей Миничь Башмаков, думной советник Прокофей Богдановичь Возницын, дьяк Борис Михайлов и тех свейских грамот сыскивали и сыскали ящик с свейскими прежними крепостьми. И те крепости с Казенного двора взяты в Посолской приказ и осматриваны; и те свейские прежние грамоты найдены и свейским послом показаваны, посыланы к ним с дьяком с Борисом Михайловым да с подьячим с Михаилом Волковым. И послы те грамоты чли и просили, чтоб с них дать списки. И по приказу боярина Федора Алексеевича Головина велено им, послом, для подлинного ведома те грамоты списать в Посолском приказе. И послы того ж числа присылали в Посолской приказ дву человек своих канцеляристов и те обе грамоты свейской Христины королевы списали. А подлинные грамоты по прежнему отосланы на Казенной двор»[243].