Свет в окне напротив

— Пап, — каждое слово давалось с трудом, — а ты… на моём месте… предпочёл бы позволить мне умереть? Прикрываясь лозунгами о свободе и равенстве?

— Ты сделала именно это, — тихо ответил он. — Заставила нас с матерью поверить в твою смерть…

— Прекрати, — громко и сердито возразила мама. — Это не её вина. Это сделала та ужасная женщина. Ты же помнишь.

— Как я могу теперь верить в то, что помню?..

— … а потом он вспомнил, что лучше было начинать с маленького кайта, — вклинился в мои мысли Рон. — Хотя Берт говорит, что некоторые волшебники просто заговаривают оснастку и фигуряют, как хотят… Можно попробовать, чтобы получить ощущения. Ты как, рискнёшь?

Я фыркнула.

— Нет, спасибо! В последнее время мне хватает адреналина.

Рон озадаченно посмотрел на меня. Видимо, слово «адреналин» было для него незнакомым. Я отмахнулась:

— Неважно. Забудь.

Щёлкнул замок — вернулся с работы папа. Мама поднялась и поспешила в прихожую. Сквозь полуоткрытую дверь было видно, как родители обнялись, а потом папа осторожно поцеловал маму в макушку.

— Круто, когда через столько лет такие отношения, — шепнул мне Рон. — Мать бы уже начала ворчать, что отец как маленький...

Я кивнула, почти не слушая, что он говорит. Не объяснять же Рону, что родители испытывают почти непреодолимую физическую и психологическую потребность друг в друге, потому что это было единственной возможностью вытеснить воспоминания обо мне. Зелье вернуло им память, но не сформированные привычки. Теперь эта болезненная тяга постепенно сходит на нет, уступая место естественным чувствам. Так что я больше радовалась их вчерашней «нормальной» ссоре, чем сегодняшним объятиям.

— Добрый день, — папа вошёл в кухню, без тени улыбки посмотрел на нас с Роном и сел за стол.

— Рон пришёл помочь тебе с акацией, — мама поставила перед папой тарелку с едой и села рядом, подперев щёку ладонью.

— Отлично, — кивнул папа. — Дай мне двадцать минут, Рон, и приступим к делу.

— Не торопитесь, мистер Грейнджер, — Рон помотал головой. — Я могу ждать столько, сколько надо.

— Хорошее качество, — папа бросил на меня быстрый взгляд и едва заметно улыбнулся.

Разумеется, я поняла намёк. Он был далеко не первым. Но рассказать родителям о том, что мы с Роном просто друзья, никак не получалось. Я усмехнулась своим невесёлым мыслям. Рон обиженно покосился на меня и поднялся.

— Подожду в гостиной.

— Не уходи, Рон, — остановила его мама. — Сейчас будет чай. Есть печенье и ореховая паста. После спортивных тренировок — то, что нужно.

И Рон остался.

Папа рассказал о пробке на Альберт-роуд, мама — о том, что завтра ожидают сильный ветер, Рон — ещё один анекдот про кайтинг. Любой наблюдатель смело присвоил бы нам звание идеальной семьи. Конечно, при условии, что он не слышал вчерашних разговоров в этом доме.

— Ты убивала? — этим вопросом папа остановил меня вчера в коридоре, когда мама отправилась в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок.

— Если да, то что? — в груди стало пусто и холодно, как будто рядом с домом выстроилась целая армия дементоров. — Вдруг мне пришлось? Что тогда, папа? Выставишь из дома? Откажешься от меня? Или будешь судить по всей строгости закона?

Я смотрела на него и первый раз в жизни жалела, что не владею легилименцией. Кажется, молчание продолжалось слишком долго. А потом папа сгрёб меня в охапку и прижал к себе.

— Ты всегда будешь моей дочерью. И я всегда на твоей стороне.

От папы пахло клиникой и его любимым одеколоном. Я потерлась носом о папину рубашку и спросила:

— А ты, правда, думаешь, что у вас и теперь фальшивые воспоминания?

Он помолчал, а потом ответил очень мягко:

— Нет, не думаю. Потому что я сразу вспомнил, как был зол на тебя в день отъезда. И вспомнил, почему.

— Злость — хороший признак, — согласилась я. — Тот человек, что сделал для вас зелье памяти, говорил, что злость — индикатор сохранности личности. Мама злится на Джейн, ты — на меня. Значит, с вами всё будет в порядке.

Папа ничего не ответил, только сильнее прижал меня к себе. И я не выдержала.

— Была битва, папа. Настоящая. Со взрывами, ранами и смертью. Я не палила ни в кого убивающим, но я сражалась. И я чувствовала, что… я хотела уничтожить их всех. Потом это прошло, и стало очень страшно. Я рассорилась со всеми друзьями. От меня даже кот сбежал. Я забросила учебу, и почти не спала, и…

Неслышно подошла мама и обняла нас обоих.

… Рон толкнул меня локтем, и я вынырнула из воспоминаний.

— Ты что, ночью опять не спала?

— Спала, но только немного, — честно ответила я. — Вначале сочиняла правдоподобную объяснительную для… австралийских правоохранительных органов, потом — отчёт по каплям. Снейпу пригодится.

Задача была простой. Приучить себя вспоминать и говорить о профессоре без сильных эмоций. Это было уже четвёртым упоминанием за сутки. И вроде бы я справлялась.

Рон пожал плечами.

— Зачем усердствовать? Он же тебя об этом не просил. Пер-фек-ци-о-низм? И кстати… Зачем теперь пилить акацию? Нет, мне не трудно, я с удовольствием, но новым владельцам дома наверняка захочется сделать всё по своему?

Мама не удержала в мокрых руках стопку тарелок, и они с грохотом обрушились в раковину.

Я хотела опередить родителей, но не успела.

— Никто не собирается продавать этот дом, — спокойно ответил папа.

— То есть как не собирается? — ошалело переспросил Рон.

Не таким мне представлялся этот разговор, но теперь было уже поздно. Зажмурившись, я выпалила на одном дыхании:

— Мы с родителями вчера всё обсудили, Рон. Они не вернутся в Англию.