Свет в окне напротив

Да. Даже в тех случаях, когда мне этого очень хотелось.

Милый, добрый старина Снейп, которого изо всех сил выгораживают его бывшие ученики.

Унизительное проявление непрошенного милосердия вызвало в памяти суд Визенгамота после Первой магической. Тогда Дамблдор приказал мне просто молчать. И я молчал. Слушал абсолютную ложь и сомнительную полуправду о себе и своей роли в Ордене Феникса. О спасённых жизнях и раскрытых преступлениях. А затем — вердикт:

«Признать Северуса Снейпа оправданным по сумме заслуг перед магическим сообществом при поручительстве Альбуса Дамблдора». Великому манипулятору был нужен ручной шпион, и он его получил.

Я перевернул страницу, чтобы убедиться, что ничего не упустил. И вздрогнул, увидев колдографию, предваряющую ещё один текст. Чувствуя отвратительную слабость, я продолжил чтение:

«По удивительному совпадению, в тот же день нашу редакцию посетил хорошо известный магическому сообществу мистер Драко Малфой, чья печальная история стала примером того, какие неожиданные повороты могут поджидать человека на его жизненном пути. В отличие от участников обороны Хогвартса, мистер Малфой был так любезен, что согласился рассказать нам о своей жизни после мая девяносто восьмого года и ответить на несколько вопросов.

Наши постоянные читатели, несомненно, помнят внезапную болезнь Малфоя-старшего и скандальное оправдание Малфоя-младшего. Тем интереснее им будет узнать, что ограничения, наложенные на палочку мистера Малфоя, а также репутация бывшего Пожирателя Смерти не позволили ему найти работу в магическом мире. Поэтому уже более полугода мистер Малфой осваивает для себя непривычную сферу деятельности — метрдотеля магловского ресторана. На этом новом поприще ему пришлось коренным образом изменить свои взгляды на неволшебников.

«Я просто сказал себе, что всё это больше не имеет значения», — ответил мистер Малфой на наш прямой вопрос.

Однако эти темы мистер Малфой затронул лишь походя. Он не скрывал, что пришёл для разговора о Северусе Снейпе. Как минимум трижды он прерывался, чтобы подчеркнуть, что его слова должны быть опубликованы абсолютно точно. Редакция «Пророка» выполнила это условие. И вот что мистер Малфой счел необходимым сообщить публике:

«Когда-то Северус Снейп был частым гостем в нашем доме. Можно сказать, что отец и Снейп дружили. Впрочем, Снейп предал эту дружбу, став шпионом Ордена Феникса.

Но я хотел сказать о другом. Игорь Каркаров заявил, что Снейпа нельзя было пускать преподавателем в Хогвартс. Отец как-то рассказывал мне, что тогда, в восемьдесят первом, решение Дамблдора пригласить Снейпа в школу тоже возмутило многих. Но Снейп находился все эти годы в Хогвартсе не для того, чтобы учить детей и носить звание профессора. Дамблдор взял его с другой целью. И это не только, вернее, не столько шпионаж — не так уж он был важен после исчезновения Тёмного Лорда. Прежде всего, Снейп был призван охранять жизни учеников.

Я помню много примеров, но о них пусть рассказывают другие. А мою шкуру Снейп спасал дважды. В первом случае он всего лишь не дал мне умереть после неудачной дуэли. Второй раз укрыл меня от гнева Темного Лорда и не позволил стать убийцей.

Теперь всем известно, что Дамблдор знал о своей скорой смерти и потребовал от Снейпа убить его на глазах у Пожирателей. Но мистер Поттер великодушно промолчал в своих показаниях о том, что изначально, по плану Лорда, убийцей директора должен был стать я…»

Я прочитал рассказ Драко до конца, но его смысл дошёл до моего сознания далеко не сразу. Безумие. Форменное безумие. Драко был оправдан Визенгамотом. Ему не грозил Азкабан, даже если бы он под Веритасерумом поклялся в своём участии в карательных операциях Кэрроу. Но публичное признание факта службы Тёмному Лорду закрывало для него надежду на восстановление репутации фамилии и полностью исключало возможность возвращения во власть. Это было настолько не по-малфоевски...

— Мистер Малфой, вы хотите сказать, что Северус Снейп искупил свою вину многолетней службой на стороне добра?

— Я не знаю, как выглядит сторона добра. И не разбираюсь в искуплении и покаянии. Но я презираю трусливую попытку Каркарова оправдаться за чужой счёт. Снейп предал моего отца и всех, кто считал его своим другом. Он был Пожирателем смерти, а от этого клейма избавиться невозможно. Но Снейп всегда оказывался там, где нужна помощь. И помогал. Даже если ненавидел. Странно, что оценил это только Поттер».

Судя по всему, Драко действительно дал это интервью. Зачем? Но много ли я знал о нём теперь? Все новости исходили от Нарциссы. «Здоров… Устаёт… Передаёт привет»... Впрочем, на этот счет я не обольщался. Во время первой и последней нашей встречи после победы Драко выразился предельно чётко:

— Вряд ли я смогу пригласить вас войти, профессор Снейп. В доме Пожирателей смерти не место герою войны.

Уходя, я услышал вопрос Нарциссы:

— Драко, кто это был?

— Никто…

Утренний огневиски выветрился без остатка. Пора было заняться делами. Определенно, размышления над газетной статьёй к таковым не относились. Сегодня стоило подготовить к отправке очередной заказ из Хогвартса, привести в порядок бумаги и решить вопрос с портретом.

Совершив необходимые приготовления, я сел в кресло и занялся документацией. Пара писем в Гринготтс, каталог Малпепперу… Но собеседник, на которого я рассчитывал, не появлялся.

Я не выдержал первым:

— Альбус, прекращайте играть в прятки. Я слышу, что вы за рамой.

— Если бы вы могли слышать всё, что говорит Минерва по ту сторону портрета, то извинили бы меня, — со вздохом отозвался Дамблдор, появляясь на картине. — Добрый день, Северус.

— Не могу с вами согласиться, — отозвался я, наблюдая, как Альбус с удобством устраивается в кресле в предвкушении долгой беседы.

— Напрасно… Но, знаете, Северус, вам стоит дозировать информацию, которой вы потчуете бедную Минерву. Она едва успела прийти в себя после ваших утренних заявлений, как появилась эта газета…

— Благодарите Лонгботтома, — прервал я его добродушные рассуждения. — Мне необходимо обсудить с вами одно дело, Альбус. Это касается Поттера.

Объяснение не заняло и пяти минут. Дамблдор выслушал меня, не перебивая, и кивнул в знак согласия. Это было настолько невероятно, что я не удержался:

— Вы согласны с моим планом? Или просто не собираетесь ему следовать?

— Я выполню вашу просьбу, Северус. Могу я поинтересоваться, почему вы не хотите лично закончить это дело?

— Простите за патетику, Альбус, но в ближайшее время я буду занят. Собираюсь навестить Азкабан.

— Вас настолько замучила совесть? — тон Альбуса был нейтрально-светским. Так можно было спросить об икоте или мозоли на пятке. Я изумлённо взглянул на него. Он увлечённо разглядывал свои ногти.

— Предположим.

— Чепуха! Вы — превосходный окклюмент и в состоянии управлять своими эмоциями. И чувством вины, в том числе.

— Возможно, причина в том, что я более не стремлюсь к полному контролю?

— Понимаю, — опять легко согласился Альбус. — Тотальная окклюменция — тяжелый опыт. Азкабан без дементоров — вариант куда более приемлемый. К тому же человек вы одинокий. Никто не расстроится, если не увидит вас несколько лет. Вам не о ком заботиться и некого защищать. Да… Я прекрасно вас понимаю.

Горло захлестнула невидимая проволока с шипами. Ярость выплеснулась наружу в хриплом шёпоте:

— Дамблдор, вы издеваетесь?

— Ну, что вы. Я всего лишь пытаюсь понять вашу точку зрения. Неужели публикация воспоминаний не слишком уважаемого вами человека могла вызвать такой эффект?

Приступ кашля не дал мне ответить. В этот момент я полностью осознал, о чём говорил утром Аберфорт. С трудом отдышавшись, я поднял глаза на Альбуса и встретил внимательный и сочувственный взгляд.

— Боюсь, я вас утомил. А о поручении не беспокойтесь. Всего доброго.

Он уже почти исчез с холста, но внезапно появился вновь и теперь выглядел смущённым.

— Да, Северус, могу я вас попросить не пересылать портрет совиной почтой? Меня ужасно укачивает. Когда мистер Филч последний раз менял раму…

Я развернул портрет к стене и вышел из библиотеки, чувствуя себя до крайности раздражённым и почти больным.

Дамблдор сегодня выбрал самую удачную из своих ролей — мудрого деревенского простачка. Вероятно, это короткое представление должно было пробудить во мне дремлющее чувство ответственности за всех выросших детей, за несгибаемую, но стареющую Минерву, странную Элли Райт, за Хогвартс… Но портретный Дамблдор утратил тонкость своего искусства манипуляции. «Вам не о ком заботиться и некого защищать». Слишком очевидно, дорогой Альбус. Не будет мук раскаяния и раздачи конфет первым встречным. Лучше заняться делом. Зельеварение отсекает лишние мысли не хуже окклюменции.

Я выбрал самый сложный заказ из немногих оставшихся, и уже через пару минут эмоции уступили место сосредоточенности. Мерный стук, раздавшийся внезапно, заставил меня вздрогнуть. Это был всего лишь метроном мисс Грейнджер. По неясной причине он вызвался мне ассистировать. Остановив маятник, я машинально посмотрел в окно. Моя соседка уже проводила подругу и сейчас навёрстывала за учебниками время, пропущенное утром. Надо будет вернуть ей прибор...

Забавно, но необходимость постоянно присматривать за Грейнджер меня почти не угнетала. Более того, она оказалась настолько толковым ассистентом, что я бы не отказался взять ее на работу на постоянной основе. Для неё это было бы неплохой практикой. Всё же в школе она относилась к зельям недостаточно серьёзно. Чушь, конечно. Даже при условии, что последний пункт плана останется невыполненным, моя палочка будет служить ей столько, сколько необходимо. И Грейнджер найдёт себе дело, более отвечающее её интересам. И прекрасно. Вот только, выполнив главное требование Поттера, я остался связан магией обета. А парень так старался: «...если это не будет связано с риском для его жизни, здоровья, тяжёлыми жертвами и поступками, которые он сочтёт для себя неприемлемыми»... Поттер добавил одно лишнее слово. Он просил вернуть «её магические способности».

А может, отправиться в Румынию, найти загостившегося Уизли Шестого и вызвать его на магическую дуэль? Палочка Лестрейндж вынужденно признает меня хозяином. Дальнейшее просто и понятно. А в Англию можно и не возвращаться. И гори всё огнём…

Зелье выстрелило снопом искр. Пламя под котлом полыхнуло зелёным. Я выругался, но снимать баллы, увы, было не с кого.

Никуда я не сбегу. И мифическая совесть здесь ни при чём. Разве что гордость. А Дамблдор сказал бы «гордыня». Зелье снова выстрелило, и я погасил огонь. Определённо, свободное время не идёт мне на пользу. Самокопание — самое бессмысленное из возможных дел. Скорее бы произошло хоть что-нибудь. Бездействие — невыносимо.

Я перелил ещё горячее зелье в бутыль, запечатал сургучом и осторожно перенёс на полку в кладовой. Если всё сделано верно, то через двенадцать дней на дне сосуда вырастут кристаллы с весьма полезными свойствами. «Терпение и аккуратность — непременная добродетель искусства зельеварения», — напомнил я себе.