Добро не остается безнаказанным

67. Санса. Предатель

На островах МакФасти ходило поверие, будто первая неделя года определяет его целиком. Хозяйки тщательно следили за тем, чтобы дом был тщательно прибран, на завтрак были приготовлены сытные вкусности, а первым вошедшим обязательно оказывался красивый и обаятельный рыжий мужчина. Впрочем, с последним угодить им было нетрудно — три четверти обитавших там волшебников были рыжими.

Можно сказать, как год встретишь — так его и проведешь. Что ж, начало трехсотого года от Завоевания Эйгоном пришлось Сансе не по душе. Если с чистотой и сытной едой — семьдесят семь блюд помимо завтрака — все было в порядке, то общество и занятия совершенно не радовали. Кого-кого, а ханжей и скупцов при дворе вращалось немало, да и спасение Джоффри со всеми последовавшими за этим проблемами настроение не улучшали.

Однозначно год предстоял тяжелый.

Оставив мариновавшегося в зельях Петира Бейлиша заботам Миталы, Сандора и утратившего ее доверие Маффина, которому теперь было запрещено находиться рядом с хозяйкой без отданного ею приказа, Санса трансгрессировала на палубу «Огненного змея» и еще раз осмотрела все подготовленное для ответа Толосу.

Времени катастрофически не хватало, а потому многое держалось на ее магии. К примеру, выкрасить паруса для полусотни кораблей не вышло, и Сансе пришлось воспользоваться заклинанием Коловари(4), которое вдобавок красиво сворачивало и расправляло парус. Высадкой и отходом тоже заправляло колдовство.

Пусть она и намеревалась — исключительно для очистки совести — дать Толосу последний шанс на принятие разумных условий возврата пленных, уничтожение города, замахнувшегося на создание дженериков ее зелий, было предрешено. Тем не менее Санса надеялась, что он станет первым и последним, кого понадобится настолько безжалостно отучать гадить ей, поэтому атака должна была стать яркой и запоминающейся.

Санса подготовила целое театральное представление для небольшой группы зрителей, так удачно появившихся в Толосе. С этим ей помогли музыканты из Юнкая и русалки, создавшие нужную атмосферу для зрителей, Адское пламя, оставившее после себя только черный песок, и бесы, которые помогли перенесенным на сушу ладонцам незаметно пробраться в город. Вдобавок маленькие бестии Эссоса подстроили достаточно «несчастных случаев» для тех толосцев, которых в назначенный день не оказалось дома, чтобы все случившееся казалось еще более пугающим. Оставалось надеяться, что на какое-то время произведенного эффекта будет достаточно.

Однако нельзя сказать, что никто из находившихся тогда в Толосе не выжил после сожжения города, пусть на пепелище остался всего один человек. Он видел, как убили тех, кто покровительствовал и помогал обустроиться ему на новом месте, а после оставили связанным на полу в окружении яростно бушевавшего огня из тысяч змей, вынудив отчаянно кричать, рыдать и сходить с ума от близости смерти.

Флот Ладона неспешно уплывал вслед уходящему солнцу, корабль волантийца следовал за ним на почтительном расстоянии, а Санса в сопровождении двух моряков с «Огненного змея» шагала по берегу в том месте, где еще два часа назад стоял роскошный дворец. Обожженный песок странно похрустывал под ногами, будто в какой-то момент стал стеклом, а после был нещадно разбит на куски размером с исходные крупинки.

— Ну здравствуй, раб мой. — Санса с отвращением смотрела на скрючившегося у ее ног слабо подвывающего старика. — Приятно, что мы снова встретились с тобой, не так ли? Как знакомо: ты корчишься от боли предо мной, а я решаю — помочь тебе или позволить умереть. Однако в этот раз судьба не на твоей стороне.

Повинуясь ее кивку, Меззака подняли на ноги, крепко удерживая под локоть. Взгляд у предателя был совершенно безумный, и Санса посчитала нужным прервать злое ликование и перейти к сути.

— Будучи моим рабом, ты совершил преступление против меня и других жителей Ладона, — сказала она, — а потому будешь судим и казнен по нашим законам.

Когда они вернулись на корабль, Санса вызнала у капитанов, какие были понесены потери. К счастью, то ли нападение для стражников Толоса оказалось слишком внезапным, то ли ладонцы могли сражаться лучше, чем показывали, но убитых, как и забытых в городе до его поджога, не было. Раненых вполне недурно перевязали взятые Сансой на обучение целители, но их все равно следовало как можно быстрее доставить в Ладон.

Возникшая через четверть часа огромная буря подхватила корабли и направилась в Узкое море.

* * *

Город встретил их гробовым молчанием. Многие жители оставили привычные дела и столпились на улице, ведущей от порта до Главной площади, но никто не издавал ни звука. Пришедший в себя Меззак пытался хорохориться, но вскоре его бравада была раздавлена этим безмолвным осуждением.

Когда его зафиксировали на эшафоте, старик заскулил, а Санса, переглянувшись с ожидавшим ее на площади Нархазом, заставила себя обернуться к рабам.

— Меззак мо Фальхор обвиняется в убийстве и заговоре с целью убийства жителей Ладона, а именно капитана Крихгара, его помощника Шрассора, моряков Ивфлея…

Она называла погибших моряков одного за другим, наблюдая за реакцией толпы и успокаиваясь оттого, что отчаянное горе многих из них сменяло горе торжественное. Едва ли кому-то стало легче от услышанного имени близкого или родного человека, ведь они до конца надеялись на их возвращение, но тридцать моряков «Бесценного дара свободы» больше не были безымянными рабами, гибель которых ничего не значила.

— За эти преступления, а также кражу моего корабля, денег и товара по законам Ладона я приговариваю тебя к казни через обезглавливание, — закончила Санса, и в этот момент раздался удар топором.

Медленно переведя дыхание, она приказала сжечь труп и похоронить пепел на Вонючем кладбище, куда уже отправились несколько бессемейных преступников. Рядом с коптильнями и сушильнями для рыбы, чей смрад не пробирался в город только благодаря героически очищавшим воздух кустикам, им самое место.

На помосте для казней заработал фонтан, смывая кровь, но трудное еще не закончилось.

Толпа медленно расступалась, и по улице медленно несли гробы, накрытые полосами парусины с гербом Ладона. Сансе было неприятно возвращать одни только головы, небрежно брошенные ей под ноги толосцами. Потому в тот час, который она отвела волантийцу, чтобы убраться из города, бесы выискивали и вытаскивали из «рабских канав» — братских могил, в которых толосцы хоронили погибших рабов, — тела в комплект к выданным головам, ориентируясь на их кровь. Довольно гадко, но зато было что отдать женам, детям, матерям или просто друзьям, которые хотели попрощаться.

Гробы расставили на площади, вызвав недоумение у собравшихся, ведь так покойников было не отличить. Со вздохом приняв сумку из рук Хастора, капитана «Огненного змея», Санса принялась расставлять на них обожжённые и укрепленные драконьим огнем каменные пластины с выгравированными портретами моряков, сверяясь с содержимым ящиков. Нехитрый ритуал, чтобы почтить память усопших, который она заготовила заранее в надежде, что нескоро пригодится. К тому же впору гордиться, что в ее городе рабы измеряются десятками тысяч, а она каждого помнит в лицо и по имени. А что до личной неприязни к усопшим, выступившим подложными свидетелями в одном из прежних обвинений, — так ведь похороны не для мертвых.

— Все вы прибыли сюда из разных мест, — обратилась Санса к рабам, — с верой в разных богов и с разным представлением о том, каков правильный способ провожания умершего после смерти. Прошу, похороните ваших родных, близких или друзей по привычным традициям или обрядам, и пусть они обретут покой.

Первой из толпы шагнула жена капитана «Бесценного дара», но падать со слезами на гроб мужа она не торопилась.

— Госпожа, позвольте вопрос, — склонила голову женщина, — а что же делать мне? Великий Пастырь оставил меня, как Семош и Селлосо покинули Крихгара в тот день, когда нас обратили в рабство. Боги господ не стали для нас своими, и только в Ладоне мы наконец увидели место, которое готовы были назвать домом. Я хочу, чтобы мой муж обрел покой, так скажите же вы — что мне делать?

Санса полагала, что кто-нибудь возмутится, но эту мысль собравшиеся внезапно поддержали. Мол, новый город, новая жизнь, так пусть же и бог тоже будет новым.

Волшебники были, как правило, весьма плохи в богословии, но что-то подсказывало Сансе, что будет ошибкой относиться к сущностям, обладающим влиянием на человеческие судьбы, как к базарным торговкам: ходить от одной к другой в поисках лучшего предложения. С другой стороны, а вдруг эта спонтанная религиозная демократия тоже есть проявление божественной воли?

— Я вас услышала, но считаю недопустимым диктовать, в какого бога и как верить. — Санса обвела взглядом обступивших ее ладонцев. — Поэтому дадим возможность высказаться любому богу, который захочет покровительствовать Ладону. Пусть покажет нам знак, за которым мы последуем! А мы тем временем простимся с павшими и поблагодарим воинов и моряков, вернувших их домой.

Весьма далекое от идеала решение, с которым, впрочем, никто не взялся спорить.

Ничего особенного затевать не стали. Санса объявила выходной, а горожане вытащили столы на улицу, принесли из столовой еду и напитки, добавив из личных запасов что смогли. В основном старались собраться на главной улице, которая вела от порта через Базарную к Главной площади, затем на пустующую Храмовую площадь, а потом продолжалась через весь город до самых ворот у Верхней Ройны.

От себя Санса добавила пышные хлеба и пироги с мясом и рыбой, засахаренные фрукты и леденцы для детей, после чего перестала как-либо вмешиваться в течение праздника, разделяя его вместе с остальными. Ладонцы к выборам пантеона и поминкам отнеслись на удивление ответственно: минимум алкоголя, максимум веселья. Точнее, погоревав и выразив соболезнования, они по какой-то традиции решили, что если слишком долго стенать, мертвые могут захотеть вернуться к опечаленной родне, чтобы ее утешить. А кому это нужно? Так что в скором времени разгорелись костры и начались танцы.

* * *

Утомленная событиями последних дней, Санса решила на ночь остаться в Ладоне, растянув гамак на заднем дворе своего дома для приема посетителей. Луна едва мерцала растущим полумесяцем, чем радостно воспользовались высыпавшие звезды, начав задорно перемигиваться на темном небе. Ветер мягко шелестел листвой деревьев и кустов, и гулко билось о скалы море.

В такую ночь рождаются удивительные сны, и один из них Сансе посчастливилось увидеть.

Она видела свой город и огромный костер, который ладонцы разожгли на Храмовой площади. Смазанные силуэты жителей отплясывали вокруг него, но они казались не вполне настоящими.

А вот темную фигуру, выделявшуюся на фоне жаркого пламени, Сансе было видно отчетливо. Неразличимый против света мужчина зачерпнул немного огня из костра и принялся играть с ним, катая по руке, отчего привычный желто-оранжевый цвет начал меняться между изумрудно-зеленым и пронзительно-голубым.