Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

В тот же день Трубецкой имел об этих делах разговор с фон Принценом. «И я потом того же числа, — продолжает он в приводимом письме, — виделся с Принцом и говорил ему о том же довольно. И между многими словами говорил я ему от себя, что ежели курфирст при нынешнем случае не покажет на деле дружбу к государю моему, что вскоре не зачнет войны против короны Свейской, то я опасаюсь, чтобы вместо дружбы не выросла от государя моего недружба того ради, что всегда друг у друга смотрит не на словах токмо, но на деле». Принцен передал эти слова курфюрсту, а на следующий день сообщал Трубецкому по поручению курфюрста: он, курфюрст, начать войны не может из боязни, что союзники шведов англичане и голландцы учинят с ним то же, что сделали с датским королем, разорят его и принудят помириться. Он просит государя постараться у цесаря, у короля английского и у Голландских Штатов, чтобы они шведам не помогали. Тайно же он будет готовить войско и, если государю удастся отклонить цесаря, Англию и голландцев от помощи Швеции, тогда он без промедления начнет против Швеции войну. Не зная же намерений этих государств, ему, курфюрсту, начать войну невозможно. Он готов также тайно помогать царю против шведов, доставляя офицеров и военные припасы. При этом курфюрст выражал надежду, что царь не станет желать ему, чтобы он «сам себе сделал стыд и разорение и убыток так, как король Датский». Ради совета и соглашения с государем он вскоре пришлет к нему своего посланника, «знатную особу». Трубецкой вступил с Принценом в спор: «И я ему говорил, что цесаря опасаться не для чего того ради, что цесарь всегда доброхот курфирсту. И он мне сказал, что цесаря де опасаться курфирсту есть чего, потому что отец-де сего курфирста, имея с шведом войну, завоевал Померскую землю и тогда-де цесарь, видя, что есть шведу трудность, учинил нападение на курфирстова отца, так что принудил возвратить то все, что он у шведа завоевал. И курфирст-де и ныне того ж опасается от цесаря». Принцен прибавил еще, что курфюрст велел Трубецкому подождать отпускать Вейде и Темирева, так как хочет отправить с ними собственноручное письмо к государю[773].

26 сентября Трубецкой получил упомянутое выше письмо Головина от 27 августа и новые инструкции о том, что если курфюрст не найдет возможным заключить наступательный союз с царем и начать войну, то пусть, по крайней мере, предотвратит насилие над Данией со стороны Англии и Голландии. «И я, — продолжает Трубецкой в том же письме от 29 сентября[774], — нынешнего числа видеть курфирста не получил того ради, что его в Берлине нет, а изволит пребывать в Поцтаме от Берлина в 4 милях. И я Принцу говорил, чтобы мне видеть курфирста донесть ему по указу государя моего, каков мне указ прислан на письме. И он мне сказал, что видеть-де тебе курфирста вскоре невозможно, и увидишь-де ты его в предбудущую неделю. И когда я, государь мой Федор Алексеевичь, увижу курфирстское пресветлейшество, и я ему о всем донесу и буду просить о наступательном союзе и, что получу отповеди, о том писать буду к вашей милости чрез почту». Делать курфюрсту представление относительно второй части той альтернативы, о которой говорилось в инструкции, т. е. о том, чтобы курфюрст, если начать войны ему нельзя, по крайней мере, предотвращал бы насилие над Данией посторонних держав, Трубецкой отказывался, находя такое представление после заключенного Данией со шведами мира запоздалым. «А о недопущении неправедного насилования посторонних до короны датской, — пишет он в том же письме от 29 сентября, — домогаться мне невозможно, потому что за многие недели до сего вышеписанного присланного ко мне письма уже король датский, чего не желал, с принуждением посторонних с пограничными помирился. А как я Принцу говорил о том, чтобы мне видеть курфирста, и он меня спросил: о чем-де тебе доносить курфирсту? И я ему сказал на перечень, а силу сказал ту, что ежели курфирст при нынешнем случае наступательного союзу и нападения не учинит на шведы, то никогда ненарушимая дружба между прежними обоих государств предками нарушима и презренна будет. И он зело удивился и говорил: какая ж де то дружба, что всем то видимо, что ежели при нынешнем случае курфирст зачнет войну против шведа, и тогда тотчас союзники шведские разорят курфюрста так, что никому помочь будет невозможно. Да и курфирст-де тебе прежде сего сказывал и ныне тож скажет, что разве-де пропасть ему, ежели ныне зачать войну против шведов. И что ж де то за дружба, что желает великий государь курфюрсту всякого разорения и пропасти! И ежели бы де не союзники шведские, то бы де курфирст радостною душею по воле великого государя учинил. А то-де курфирсту безмерно печально, что не допустят союзники короля свейского воли великого государя учинить. Прошу у тебя, государь мой, милости, Федор Алексеевич, пожалуй, донеси о вышеписанном всемилостивейшему нашему великому государю. При сем раб милости твоей Юшка Трубецкой покорно челом бью. Из Берлина сентября в 29 день 1700».

С этим письмом Трубецкого от 29 сентября случилось именно то, чего он постоянно так боялся и ради чего он обыкновенно дублировал свои письма: оно пропало в дороге. Оно, равно как и собственноручное письмо курфюрста к Петру, было отправлено с Францем Вейде и Афанасием Темиревым, которые в Польше, не доезжая Гродна, милях в 10 от курфюрстской границы, «в зеленой пуще в лесу» подверглись нападению разбойников, были ранены и ограблены, причем вместе с их имуществом отобраны были у них и врученные им письма. Они вернулись в Кенигсберг, где нашли фон Принцена, ехавшего уже послом в Москву, и он оказал им помощь, дав им взаймы 200 талеров. Отсюда они уведомили о происшедшем Трубецкого, который выслал им копию со своего письма к Головину от 29 сентября. Этот список все же попал к адресату, но уже очень поздно. Темирев доставил его Головину только 28 декабря. Впрочем, в этом опоздании не было большой беды, так как Головиным своевременно, 4 ноября, под Нарвою было получено письмо Трубецкого от 24 сентября[775].

Обещанная Принценом аудиенция Трубецкому у курфюрста «на предбудущей неделе» состоялась 4 октября в Розентале. О ней Трубецкой доносил Головину в письмах от 5 и от 8 октября. «Государь мой милостивый Федор Алексеевичь, — пишет он в последнем из этих писем, от 8 октября, — здравствуй на многие лета! Письмо от милости твоей, писанное тайною азбукою, о котором я прежде сего к милости твоей писал с Францом Вейдом, до меня дошло чрез Принца сентября в 26 день. И я получил видеть курфирстское пресветлейшество в Розентале, от Берлина миля и четверть, нынешнего октября в 4 день, и по тому письму я доносил курфирстскому пресветлейшеству о всем подлинно, как в том письме написано, только не доносил о короле датском, а для чего, о том я писал милости твоей с Францом Вейдом. И курфирстская пресветлость, выслушав, мне изволил сказать, что я-де пребываю и ныне при прежнем своем слове и что-де я его царскому величеству обещал, то делать рад. А чтобы-де нападение учинить на корону Свейскую ныне вскоре, как желает его царское величество, и того-де мне учинить невозможно. Мочно то рассудить, что когда было мне возможно (т. е. в 1697 г.), тогда я и сам желал; но тогда-де было невозможно его царскому величеству. И я-де в то время сумнения на его царское величество не имел. Но и королю польскому его царское величество не помог в то время, когда король польский в то вступил того же ради, что было его царскому величеству невозможно ж. А ныне приспело и самому мне такое время, что мне ныне вскоре невозможно ни по которому образу того учинить. А что-де его царское величество сумнение полагает на меня в том и чает, что будто мне ныне вскоре возможно зачать войну, и о том-де его царскому величеству так не известно, что мне. И надежду-де имею в том, что когда его царское величество уведает подлинно о том о всем, за чем-де мне вскоре ныне по воле его учинить невозможно, и тогда-де его царское величество обо мне сумнения иметь не будет. И на нынешних-де днях для сего пошлю нарочно чрезвычайного своего посланника Принца и прикажу-де с ним обо всем. И он-де его царскому величеству донесет о всем подлинно». Трубецкой просит далее о докладе слов курфюрста государю и сообщает сведения о приготовлениях Принцена к отъезду. «А на почте нынешняго октября в 5 день о всем вышеписанном писал к милости твоей слово в слово. А ныне пишу в другой ряд того ради, опасаясь, чтобы то не утерялось. И я прошу у тебя милости, государь мой Федор Алексеевичь, ежели то мое письмо до рук вашей милости не дошло, пожалуй, донеси о всем вышеписанном всемилостивейшему нашему государю. Еще тебе, государю моему, известную: нынешняго дня Принц отпустил обоз свой, а сам поедет к великому государю для вышепомянутого дела нынешняго ж октября в 12 день. Да он же, Принц, с приезду моего и до сего дня, памятуя к себе милость великого государя, ко мне поступает зело любезно. А милость великого государя к себе непространно прославляет и обещается ему, великому государю, служить и радеть во весь свой живот ото всего своего сердца. Раб твой Юшка Трубецкой челом бью. Из Берлина, октября в 8 день 1700»[776]. Из этого письма видно, что Трубецкой, как он писал к Головину, не делал представления о помощи датскому королю, так как считал такое представление запоздалым, и что курфюрст непоколебимо оставался при своем решении не вступать в войну, находя момент для такого вступления в высшей степени неудобным. Может быть, чтобы сообщить в Москву что-нибудь утешительное, Трубецкой от 19 октября писал о намерении курфюрста предотвратить нападение шведов на Саксонию и о сосредоточении им войск на шведской границе[777]. Но такое утешение уже запоздало: письмо это было получено Головиным «в пути 23 ноября», т. е. при возвращении из-под Нарвы после разгрома. В следующем письме, отправленном в начале ноября, Трубецкой рассказывает о происшествии с Вейде и Темиревым в дороге и о тех шагах, которые он предпринял для того, чтобы восстановить отправленное с ними и отнятое разбойниками собственноручное письмо курфюрста.

«Милостивый мой государь Федор Алексеевичь, — читаем в этом письме, — здравствуй на многие лета! Известно тебе буди: сентября в 29 день отпустил я Франца Вейда да Афанасья Антемирева, а с ними послал я к вашей милости письма и велел милости твоей подать, где тебя сыщут. И октября в 30 день пришла ко мне грамотка от Франца Вейда да от Афанасия Антемирева, а в ней пишут: не доехав-де они до литовского города Гродни за 4 мили, ограбили-де их разбойники польские люди, а грабежем-де у них взяли письма те, которые послал с ними к вашей милости, и все, что при них было, и деньги все взял ж.

И едут-де они назад, чтоб им такие ж письма от меня взять. А ответу-де они от меня станут дожидаться в Королевце, и чтобы я прислал к ним такие ж письма, чтобы-де было с чем им приехать. И на проезд чтобы-де я прислал к ним денег. И когда ко мне от них пришла грамотка, и я того ж дни, наняв фурмана, ездил в Ораниенбурк того ради, что был там курфирст и обер-камергер, и виделся с обер-камергером и ему о том сказывал и говорил ему, что я хочу послать к ним такое ж мое письмо слово в слово, какое у них отняли разбойники. Также спрашивал его, изволит ли курфирст послать такое же свое письмо, которое у них отняли те ж разбойники, с моим письмом вместе. И он докладывал курфирста и назавтрея сказал мне, что курфирст к ним письма не пошлет. И я ему бил челом, чтобы с письма курфирстова и с письма Принцева, которые у них отняли разбойники, дал списки для того, чтоб мне послать с них списки с ними для ведома ко государю моему. И он мне сказал, что я бы де рад тебе дать, да невозможно того ради, что увез те списки с собою Принц к Москве. А как-де он будет на Москве, и он о тех письмах великому государю донесет. И я, написав такое ж письмо слово в слово, которое у них отняли разбойники, и послал в Королевец чрез почту с сею моею гра-моткою и велел отдать им, а к ним писал, чтобы они ехали в путь свой и подали бы они мои письма вашей милости. А денег хотел я к ним послать на проезд, да не послал за тем, что получил я ведомость от обер-камергера, что-де им дал Принц в Королевце 200 талеров. И поехали-де они с ним, Принцом, вместе к Москве. И по той ведомости с сими моими письмами писал я в Королевец к почтмастеру о том, ежели они не уехали, чтоб послал немедленно к Москве чрез почту. Да с ними ж, моими письмами, послал я к милости твоей сверток писем, которой прислан в Берлин из Стекольной (т. е. из Стокгольма от князя А. Хилкова), а тот сверток отдал мне по курфюрстову указу обер-камергер»[778].