Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

XXIX. Палата об Уложении 1700–1703 гг. Учреждение палаты и ее личный состав

18 февраля 1700 г. довольно неожиданно появился указ о составлении нового Уложения, имевший целью устранить беспорядок в законодательстве, начавший ощутительно давать себя знать во всех областях русской жизни. Беспорядок заключался в том, что со времени выхода в свет Уложения царя Алексея Михайловича 1649 г. накопилось множество законодательного материала: именных царских указов и приговоров Боярской думы, не только не согласованных с Уложением, но даже и не приведенных в известность и потому ускользавших от внимания администраторов и судей. Весь этот накопившийся за полустолетие, с 1649 по 1700 г., законодательный материал, известный под техническим названием «Новоуказные статьи», теперь без особого труда обозримый благодаря изданию его в первых трех томах Полного Собрания Законов, тогда, в 1700 г., с таким удобством обозрим не был, потому что не был собран в один какой-либо сборник, известный и доступный, подобно Полному Собранию Законов, а был рассеян по указным книгам различных приказов. В эти книги отдельные указы и статьи вписывались по мере их издания; каждый приказ имел свою указную книгу, куда и вписывал указы, касающиеся его ведомства, так что одному приказу оставалось совершенно неизвестным, какие указы вписывались в книгу другого. Никакой общей регистрации Новоуказных статей в Московском государстве того времени в одном каком-либо учреждении не велось, законодательство рассеивалось по многочисленным канцеляриям и вследствие этого вскоре покрывалось пылью забвения. Понятно, к каким тяжелым последствиям такой беспорядок в законах должен был приводить в судебной практике и какие затруднения должен он был порождать. Внимание Петра уже раз, еще до 1700 г., было обращено на недостатки в законодательстве. 6 июня 1695 г., еще при жизни царя Ивана Алексеевича, появился указ, предписывавший по всем приказам в тех случаях, когда для решения возникающих в практике казусов или совсем не было в Уложении и в Новоуказных статьях подходящих статей, или были статьи, но недостаточно полные, составить вновь проекты соответствующих статей, применяясь к прежним указам, к Уложению и к Новоуказным статьям; об этих статьях составить особые докладные записки, которые держать в приказах наготове до дальнейших распоряжений, до их великих государей указа. Однако никаких дальнейших распоряжений по этому предмету не последовало. Неизвестно, были ли проекты таких дополнительных статей в приказах составляемы; если и были, то никаких практических последствий эта работа не имела и законодательство не пополнила[300].

Указом 18 февраля 1700 г. учреждалась особая комиссия, которой поручалось составить новое Уложение. «Великий государь указал, гласит этот указ, с прежнего Уложения 157 году и с Новоуказных статей и с своих великого государя новосостоятельных указов, которые после того Уложенья прибыли, сделать Уложенье и у того дела быть бояром, и окольничим, и думным людем, и стольником, и дворяном, и дьяком, которых имена ниже сего, и сидеть им за тем Уложеньем в Ответной палате, и для того к ним из Розряду и изо всех приказов с Новоуказных статей и с новосостоятельных указов отослать списки». К указу приложен список лиц, которые должны были войти в состав комиссии[301]. Разберем этот состав.

По первоначальному впечатлению при чтении слов «у того дела быть бояром, и окольничим, и думным людем» могло бы возникнуть представление, что кодификационная работа была поручена Боярской думе, которая нередко такими терминами «бояре, окольничие и думные люди» обозначалась. Однако из приложенного к указу личного списка видно, что из думных чинов в состав комиссии вошло всего 12 человек, по трое от каждого думного чина: трое бояр, трое окольничих, трое думных дворян и трое думных дьяков. Сверх 12 членов думного чина в составе комиссии перечислены еще служилые люди не думного звания, так что состав комиссии, хотя и обозначаемый терминами, которыми обозначалась Боярская дума, не совпадал с этой последней. Комиссия совсем не была похожа и на ту небольшую предварительную комиссию, которая подготовляла проект Уложения в 1648 г. и которая состояла всего из пяти лиц. Если уже искать прецедента для комиссии 1700 г., то до некоторой степени именно ее думный состав может напомнить состав Расправной палаты, учреждения, действовавшего при Боярской думе в 1681–1694 гг. и заседавшего в Золотой палате Кремлевского дворца. В состав Расправной палаты также входили три боярина, три окольничих, три думных дворянина. Близость Палаты об Уложении к Расправной палате увеличивается еще тем, что двое бояр, назначенные в Палату об Уложении: князь Иван Борисович Троекуров и князь Михаил Григорьевич Ромодановский, а также двое окольничих: князь Федор Иванович Шаховской и князь Дмитрий Нефедьевич Щербатов — были раньше членами Расправной палаты. Царь мог назначить этих бояр и окольничих в состав уложенной комиссии, как лиц, обладавших опытом в обращении с законами, вынесенным из их судебной деятельности в Расправной палате. Заметим, наконец, некоторую связь уложенной комиссии с Расправной палатой и по самому месту заседаний. По указу 18 февраля уложенная комиссия должна была заседать в Ответной палате Кремлевского дворца; но в действительности она почему-то стала собираться как раз «в Расправной палате, что перед Золотые сени» и в Ответную палату перешла только в феврале 1702 г.[302]

Взглянем теперь ближе на личный состав Палаты об Уложении и прежде всего познакомимся с вошедшими в нее думными чинами. На назначение трех лиц из бояр: князя Ивана Борисовича Троекурова, князя Михаила Григорьевича Ромодановского и князя Михаила Никитича Львова, помимо связи двух из них с прежней Расправной палатой, могло повлиять еще то соображение, что в момент назначения их для работы над Уложением они были свободны или должны были освободиться от лежавших на них ранее дел и могли пользоваться большим досугом для законодательства. Князь И. Б. Троекуров, как припомним, был начальником Стрелецкого приказа, но с раскассированием стрелецкого войска в 1699 г. компетенция приказа должна была значительно сузиться; за ним оставалась только лежавшая на нем часть полицейского управления в столице. Таким исключительно полицейским столичным органом приказ и остался, когда к тому же указом 3 ноября 1699 г. было велено закрыть другой ведавший столичную полицию приказ, Земский, соединив все полицейское столичное управление в Стрелецком приказе под начальством князя И. Б. Троекурова[303]. Освобождение князя И. Б. Троекурова от управления стрелецким войском позволило ему с большим вниманием заняться кодификационной работой в Палате; он и стал ее первоприсутствующим, или председателем. Официально он такого звания не носил; но его имя поставлено первым в числе бояр в списке Палаты, а затем из наблюдений над сохранившимися записями о ходе работ в Палате видно, что он пользовался в ней правами председателя: заседания комиссии прерывались, когда он однажды не выезжал из дому, болея глазами, и в другой раз, когда он уезжал на некоторое время в Ярославль. С закрытием Земского приказа и передачей дел его частью в Ратушу, частью Стрелецкому приказу освобождался его начальник боярин князь М. Н. Львов. Третий же из бояр М. Г. Ромодановский, как припомним, в 1697 и 1698 гг. командовал корпусом русского войска, стоявшим со времени королевских выборов 1697 г. на литовской границе и распущенным летом 1698 г., причем вспыхнул бунт в четырех стрелецких полках. После роспуска корпуса князь Ромодановский вернулся в Москву, участвовал в стрелецком розыске в качестве одного из следователей, а затем до назначения в Палату об Уложении оставался не у дел, не занимая никакой особой должности.

Из окольничих князь Федор Иванович Шаховской впервые упоминается в Дворцовых разрядах в 1658 г. стряпчим на приеме в Москве грузинского царя Теймураза. В 1668 г. он уже в чине стольника состоит при царе Алексее Михайловиче в селе Острове близ Николо-Угрешского монастыря на проводах антиохийского патриарха Макария. В 1683 г. в чине окольничего он послан был воеводою в Курск, откуда затем также воеводою в Великие Луки[304]. При восстановлении 12 сентября 1689 г. Расправной палаты он получил назначение в ее члены[305]. В бытность в Москве он несет придворную службу, состоя преимущественно в свите царя Ивана Алексеевича, получает очень частые назначения идти в крестных ходах и сопровождать выносимые в крестные ходы иконы. Видимо, человек, пользующийся симпатиями в церковных кругах, князь Федор Иванович бывал у патриарха на торжественных обедах, которые тот давал в 1685 г. в Крестовой палате на Пасхе и в храмовой праздник кафедральной церкви — в день Успения Богоматери 15 августа[306].

Следующий окольничий князь Дмитрий Нефедьевич Щербатов упоминается стряпчим в 1679 г. в походе за царем Федором в Савин монастырь. Придворную службу затем он несет в свите царя Петра, сопровождая его в походы по монастырям и подмосковным резиденциям. С 12 сентября 1689 г. он член Расправной палаты, а с 14 октября того же года делается начальником Владимирского Судного приказа, но занимает эту должность очень недолго, только до 14 декабря того же года[307].

Третий окольничий Семен Федорович Толочанов по возрасту старше первых двух своих товарищей. Мы встречаем его стряпчим в самом начале царствования Алексея Михайловича в 1651 г. в свите царя при выезде его в село Покровское. В 1658 г. стольником он подает питья царевичам сибирским на обеде в честь грузинского царя Теймураза. В 1662 г. он посылается в Смоленск на съезд с польскими комиссарами при после князе Никите Ивановиче Одоевском; в январе 1665 г. состоит приставом при бывшем тогда в Москве голландском после Якове Бореле; в 1667 г. состоит приставом при приехавшем в Москву польском после Станиславе Казимире Беневском. Судебную службу он начал в 1674 г., когда все еще в чине стольника он был назначен присутствовать в товарищах с ближним стольником Иваном Васильевичем Бутурлиным в Московском Судном приказе, учреждении, которое, как и Владимирский Судный приказ, ведало судебные дела служилого сословия. Как человек по происхождению менее знатный, чем первые два окольничих, он из стольников был пожалован в окольничие не непосредственно, а должен он был назначен присутствовать в приказе Казанского дворца при князе Якове Никитиче Одоевском. В окольничие он был пожалован из казначеев в январе 1683 г. Придворную службу нес в свите того и другого царя. 29 августа 1689 г. он получил рискованное назначение: мы видим его в свите царевны Софьи, выехавшей в этот день к Троице для примирения с братом. Может быть, не без связи с этим было назначение С. Ф. Толочанова, тогда же, 12 сентября 1689 г., воеводою в Переславль-Южный — должность весьма ответственная при тогдашнем положении дел на Украине, но все же это было удаление из Москвы. Переславльским воеводою Толочанов был в начале 90-х гг., в конце 90-х мы видим его опять в столице на придворной службе[308].

Из назначенных в Палату об Уложении думных дворян о Федоре Григорьевиче Хрущове имеем немного сведений в виде отметок в Дворцовых разрядах, касающихся незначительных эпизодов его придворной службы. 23 апреля 1685 г. в чине стольника он сопровождает царя Ивана Алексеевича в Новодевичий монастырь, в 1696 г. назначается при гробе того же царя на дежурство и т. п. Едва ли он мог быть активным членом Палаты, по крайней мере на первых порах ее деятельности. В разрядных делах мы находим его сказку от 28 февраля 1700 г. следующего содержания: «1700 февраля в 28 день по указу великого государя думный дворянин Федор Григорьевич Хрущов сказал. По указу великого государя велено ему быть в Палате у Уложения. И он думный дворянин Федор Григорьевич у того дела быть готов, а февраля в 27 день в Палате не был для болезни что лежит болен, убился самою поясницею и от того убою лом в крестце и в ногах великой и ходить никакими делы не мочно, а лечит тое болезнь Алексей Кружевников, а как убился и тому другая неделя, а как поздоровеет, и он быть готов. К сей сказке Федор Хрущов по приказу отца своего Федора Григорьевича руку приложил»[309].