Химеры пустошей

18.

Он легким движением кисти смахнул ее магию, как отмахиваются от случайной помехи.

Кажется, совсем отпустило.

— Неблагодарный идиот. Где бы ты был, если б не я?! Я тебя вытащила, помнишь? Ты мне обязан.

Мар мог бы ответить, что давно расплатился по счетам, но не стал этого делать: не поймет. Он переждал вспышку гнева все так же стоя к ней спиной и изучая движение прохожих под окном.

День в Менгирах выдался теплый, прохожих было много. Там, внизу, все праздновали весну. Люди убрали подальше темные зимние одежды и нарядились в одежды легкие и светлые, под стать весеннему солнцу.

— Ты даже не представляешь, что я могу с тобой сделать! И сделала бы, если бы захотела. Да ты сдох бы в пустошах, как твой малахольный брат! И никто бы про тебя не вспомнил…

Вот это она и вовсе зря сказала. Не стоило вспоминать Ференса.

И да. Мар в свое время в тех самых пустошах все-таки не сдох. Хотя как раз его-то туда никто не выбрасывал химерам на поживу. Сам сбежал.

Тогда казалось, это единственный выход. Тогда «родственники» казались ему хуже любых химер.

А Ференс погиб не в пустошах. Его убили по приказу Тедора, в Водопадном. Брат умер у Мара на руках, и это он не мог не помнить.

Но, как всегда, упоминание о нем что-то переключило в голове, Мар резко обернулся.

Клара смотрела на него и улыбалась самой нежной из своих змеиных улыбок.

— Ты предсказуем, Марик. Ты по-прежнему невероятно предсказуем.

Говорить что-то было бессмысленно, он кивнул. Предсказуем, да.

Она знает, на какие точки давить, чтобы получилось больнее. Она умеет, причинив боль, потом ее же и снять…

Пусть уж поскорей скажет, чего хочет, и убирается назад, в Водопадный. В красивейший из драконьих чертогов Астеры, будь он проклят…

Она снова подошла к нему, пробежала пальчиками по рубашке вверх, к горловине.

Пальцы остановились напротив шрама от криосов.

— Мне нужен Изер.

— Отец? Клара, — напомнил Мар ровно, — он давно умер.

— Мне нужны его бумаги… записи. Что угодно. Мне нужен его рабочий кабинет. У хозяина Водопадного должен был быть рабочий кабинет?

— Да, его занял Тедор.

— Другой!

Голова чуть набок, сухие красные губы слегка приоткрыты. Рубашка сминается под пальцами. Отвечать надо, но она поймет, что снова попала в цель.

Выдох. Нормально, голос немного сел, но это и после лекций могло. Главное, говорить быстро, холодно и по делу.

…Два трупа, о которых Клара не может не знать…

— Другого не было. Скажи мне, что именно ты ищешь. Так будет проще.

Она слегка скривилась:

— Записи. Документы. Я не знаю, что конкретно, но мне они нужны раньше чем… в общем, они мне нужны прямо сейчас.

Дыхание у нее тоже слегка сбилось, Клара снова почти касалась высокой грудью его ребер.

Запах ее духов не будоражил воображение, а будил воспоминания. И все равно — Клара — Это Клара. Ее невозможно забыть, ее невозможно дае просто игнорировать.

Ее красное платье было словно облито чужой кровью. Да, вот об этом и надо думать. Все остальное — не сейчас. Остальное — обман.

— Ответ за ответ, — предложил Мар.

— Ладно. Давай попробуем! — еще немного ближе. Даже слышно, как бьется ее сердце. Ровно бьется. Медленно. — Итак…

— Ты первая.

Мар вынул из кармана штанов и положил на край стола серебряную бляху, найденную трапперами на пустоши.

— Кто-то из драконов Водопадного пропадал в последнее время? Имя? Сюзерен?

— Молодежь уходит, потом возвращается, — мурлыкнула Клара, продолжая расчетливо заигрывать. — Кто-то потерял жетон? Надо вернуть. Я отнесу в Водопадный.

— Кто-то потерял жетон вместе с головой. Это найдено на трупе.

— Мало ли трупов в пустошах… нет. Не знаю, кто это может быть. Никто не пропадал. Может, кто-то из молодых потерял жетон, а какой-нибудь шимс нашел и присвоил. Теперь ты отвечаешь.

Она встала на цыпочки и ткнулась теплыми губами Мару в шею.

— Отвечай… ну же…

— Отец любил работать в библиотеке, — не отстраняясь, ответил он. Рука помимо воли легла ей на талию. — Не знаю, что он там делал. В те времена меня мало интересовали книги без картинок.

— Марик, — мурлыкнула она, — ты же тоже этого хочешь, правда? Я тебе нравлюсь, признайся!

Теплая ладонь на щеке — у Клары всегда теплые ладони. И змеиные глаза.

— Сейчас…

Одно движение легкой руки и красное платье соскальзывает на пол по гладкой светлой коже. Обезоруживающая улыбка. Ладони на вороте его рубашки.

— Ненавидишь меня?

Ответ ей не нужен. Достаточно того, что он не уходит. Не отвечает, не отстраняется…

— Только сегодня, Марик… только сейчас… решайся!

Решится не сложно: они были вместе не раз и не два. Он знает ее тело, он знает, какой она бывает в мгновения страсти. Он знает, какой она бывает, когда не получает то, что хочет получить…

Мар, внутренне готовясь к новому приступу ярости, склонился к ней, и припечатал нежным братским поцелуем в высокий и чистый лоб. Шепнул на ушко:

— В другой раз, милая. У меня лекция через тридцать минут…

— Убью, — пообещала Клара. И эта угроза не была пустой.

Когда-нибудь действительно убьет…

Клара оделась едва ли не быстрее, чем разделась до этого, не глядя на Мара. И телепортировалась в этот раз сама.

Мар, зажмурившись простоял с минуту, забыв куда шел и что собирался делать.

Нельзя дать себя снова вовлечь в ее игры — это он понимал умом, безусловно, понимал. Но Клара — это Клара.

Потер ладонями шею в тех местах где касались ее теплые пальцы, словно стирая след ее прикосновения. На памяти его образа эти прикосновения не скажутся никак — слишком невесомы, но ощущаются, как клеймо. Вернуть ее? Извиниться за хамство? Обнять?

Может, ей и надо-то немного тепла и понимания…

То есть, когда-то он действительно в это верил.

Что же. От всей этой нелепой встречи кое-какая польза все же была. Клара прекрасно узнала серебряный жетон. И сразу поняла, кому он мог принадлежать. Более того, это ее даже взволновало — в достаточной степени, чтобы попытаться отвлечь Мара собственным обнаженным телом.

Мар умылся. Тщательно, с маниакальным усердием прямо таки, вымыл руки.

Она словно носила с собой самые гадостные страницы из прошлой жизни Вольдемара Шторма. И в отличие от него, гордилась теми страницами, выставляла их напоказ.

Мар в задумчивости провел пальцем по жетону. Кто же ты был, неизвестный мне молодой дракон из Водопадного? Кто ты был и чем помешал Тедору Шторму настолько, что он решил тебя казнить самым жестоким из возможных способов?

Если простые расспросы не помогли, можно попытаться использовать жетон как привязку для некромантской нежити. Если удастся проявить память образа, то есть шанс получить нужный ответ. Вот только, надо ли Мару Шторму знать этот ответ? Надо ли ввязываться?

Он давно не часть Водопадного. Его ничто не связывает с Чертогом. Так отчего же это не отпускает — рассказ трапперов. Жуткий человек на дне клоаки. Слова Клары про Фера. Хотя, это-то как раз полный бред.

— Но, может, потому что она все-таки вспомнила про Фера? — спросил он сам у себя вслух.

Имя прозвучало чужеродно. Словно он никогда в прошлом не звал так младшего брата.

Брату не нравилось имя Ференс. Брату не нравилось ни одно из сокращений, которые придумали родители — ни Франц, ни Фриц, ни Фрэнк. И он придумал свое. Ему было лет шесть, и одной из ночей он шепотом жаловался старшему на несправедливость мира: почему мы сами не можем выбрать себе имя, какое нравится? Тогда-то Вольдемар и предложил:

— Действительно, что нам мешает придумать себе прозвища? Про них будем знать только мы с тобой. Даже в садке никто не узнает.

Мару было девять. Из него уже перестали делать дракона.

Но в садок все равно отправляли. Даже без крыльев, магии учиться надо. Без магии он окажется беззащитным перед большим миром. Мар тогда этого еще не понимал.

Садок он не любил… а брату немного завидовал: в тот год еще считалось, что у него неплохие шансы.

Ференс тогда сказал:

— Ты первый! У тебя-то имя нормальное… только длинное.

— Вольмар? Как кальмар, только на «в».

— Что такое «кальмар»?

— Древняя скользкая рыба. Вольм? Как тебе?

— Да ну… как-то странно звучит. Тоже по-рыбному. Давай ты будешь просто Мар… а я просто Фер…

— Ну, давай…

Потом он забыл ту ночь и тот разговор. И Ференс его все равно всегда называл полным именем. А вот он помнил, что брату приятней быть Фером… и до самого последнего дня звал его только так.

До того дня, когда его зашвырнули в глухое темное подземелье с мокрыми стенами и гнилой соломой на полу. В крошечную вонючую камеру. Где Фер лежал один уже несколько дней — даже не Фер, окровавленное маленькое тело, в котором Вольдемар чудом каким-то смог узнать брата.

Мар держал его на руках, прижимал к себе, пытался отогреть и уговаривал не умирать.

Не помогло.

Про лекцию была чистая правда, и надо было спешить, но Мар все равно потратил несколько минут на то, чтобы просто посидеть в тишине. Заменить в голове воспоминания о визите Клары Шторм другими, куда менее мрачными: о луче света из окна. О прохожих там, снаружи. О том, как сквозняк едва заметно шевелит серую от пыли занавеску. В мире много всего красивого, сиюминутного, того, что достойно быть сохраненным в сердце. Кстати, разговор о памяти образа с третьекурсниками, пожалуй, можно начать с этого… с одного единственного ничего не значащего, но яркого воспоминания.

Янка Безымянка

Она много раз пыталась представить себе, как выглядит ее соседка по комнате. И каждый раз образ получался немного другой. Алиса виделась ей то смуглой и темноглазой красоткой из Искателей, то голубоглазой шатенкой, как многие из Бризов или Аркад. Темперамент у нее был исключительно «искательский» — быстрые решения, между идеей и исполнением — несколько мгновений. Говорят же, что Искателей мало осталось, потому что они сначала делают, потом думают…

Алиса была из Саумов, — это очень большой дом, встречается во многих циркусах. А если судить по книгам, то и среди драконов Самумы встречаются. Или встречались раньше.

В хрониках Романа Скальда точно такое было, в «Песне об одиночестве» — там герой дракон из Самумов остается единственным выжившим после нападения химер в небольшом внешнем поселении, Форте Огня. Он держит оборону, ведет хозяйство, поддерживает стену и хоронит погибших товарищей. Он выполняет каждодневную работу, занимается исследованиями, как будто ничего не случилось и даже ведет дневник. Он ученый, но ему хватает знаний, сил и смелости быть и поваром, и охотником, и механиком, и гробовщиком. И так всю долгую зиму, пока не открываются вёрсты… А когда пришла помощь, то нашли в Форте Огня только записи его дневника и завершенное исследование. Ни записки, ни объяснений. Скальд считал, что маг отчаялся ждать весны и, сходя с ума от одиночества, отправился к ближайшему циркусу своими крыльями… не долетел, конечно.

Янка, когда читала эту историю, подумала, что это несправедливое и глупое объяснение: не мог человек с таким характером и такими качествами просто взять и, по сути, совершить самоубийство. Должно было быть что-то еще.