Килл крик

15:18

Свет пропал мгновенно. Секунду назад мягкое предвечернее солнце расцвечивало нижнюю часть лестницы пестрой мозаикой, и вот оно исчезло, и ступеньки погрузились в сумрак.

Сэм бросил взгляд на Уэйнрайта; тот прервал свои попытки раскрошить раствор вокруг одного из кирпичей, положил зубило и молоток на верхнюю ступеньку и вытер лоб рукавом рубашки.

– Тут почти ничего не видно, – сказал Уэйнрайт.

Это была правда. Без света из окна в нише работать приходить практически в темноте.

– Что там случилось? – крикнул Сэм вниз.

Мор стояла у окна, глядя сквозь витражное стекло на восток.

– Похоже, дождь собирается, – объявила она. – Здоровенная черная туча закрыла солнце. Откуда эта дрянь взялась?

И тут раздался звук. Как будто кто-то постукивал пальцами. По всему дому.

– Это еще что? – закричал Сэм.

Все прислушались. Это были не пальцы. Дождь. Он тихо барабанил по крыше. Капли потекли по оконному стеклу, размывая обзор.

– Все без толку, – сказал Уэйнрайт, махнув на стену. Он почти шептал. – Видимо, кирпичи держатся не только на цементе. – Он вздохнул. – Молотками мы тут ничего не добьемся.

– Нет, добьемся, – возразил Сэм.

– Я не знаю, Сэм…

– Добьемся! – Эта внезапная вспышка гнева ошеломила даже самого Сэма. Он отвернулся, смутившись.

Уэйнрайт прокашлялся и помахал рукой, разгоняя висящую в воздухе пыль:

– Мне нужно выйти на минутку.

– У нас нет времени.

– Тут дышать невозможно, – резонно заметил Уэйнрайт.

Стиснув зубы, Сэм крепче сжал ручку чугунной сковороды.

«Кувалды», – поправил голос рассудка.

Но это была не кувалда. Это была сковорода с плиты их кухни. Он держал ее за ручку. А черная сковорода блестела. От крови. От крови его матери.

Сэм в испуге поднял глаза. Уэйнрайт сбегал вниз по лестнице. Мор крикнула ему вслед:

– Проверьте там Дэниела, хорошо? Его что-то давно нет.

Сэм посмотрел на предмет в своей руке. Это была кувалда. Она ни во что не превращалась. На ней были вмятины от ударов по твердым кирпичам.

У подножия ступенек, в коридоре, Мор разговаривала с невидимым Себастьяном. Она обеими руками обтерла пыль с выбритых висков и вышла из ниши.

Сэм остался один.

Тогда-то он и услышал идущий с той стороны голос. Обернувшись, он уставился на кирпичи.

Голос был женский, приглушенный разделяющей их стеной:

– Сэмми?

Налетел ветер, и он снова оказался на кухне, в доме своего детства. Снаружи бушевала гроза, и мать с братом ругались. Его кошмарная пьяная мать выкрикивала оскорбления, самые гнусные слова, какие только можно найти в английском языке. Маленький Сэмми стоял у плиты, не в силах сдвинуться с места, и беспомощно смотрел, как мать внезапно ударила Джека, ударила так сильно, что тот упал на пол. В следующий миг она взгромоздилась на своего сына, схватила за горло и принялась душить. Она повторяла то, что уже тысячу раз говорила, когда напивалась: что лучше бы они не рождались на свет, что они поломали ей жизнь, что они – ее проклятие. Они отняли у нее счастье. Они ничего хорошего не заслуживают. Но еще никогда ее слова не обладали такой властью, такой мощью. Изумленные глаза Джека выкатились из орбит. Его губы без толку хватали воздух. Вдохнуть он не мог. Об этом мать позаботилась. Она вознамерилась отнять у него жизнь так же, как когда-то дала ее. Она хотела убить его.

И вот десятилетний Сэм смотрел, как его мать душит его брата. Его любимого Джека, который научил его бросать бейсбольный мяч и раскуривать сигарету. Брата, который обзывал его по-всякому, и давал щелбаны, и совал обслюнявленный палец ему в ухо, брата, который защищал Сэма, когда старшие мальчишки обзывали его бабой и педиком. Выпученные глаза Джека в отчаянии устремились на Сэма. Они окрасились кровью из лопнувших сосудов, стали похожи на две багровые стекляшки.

«Прекрати ее мучения, – молили они. – Прекрати ее ужасную жизнь, которую она так ненавидит. Прекрати. Убей ее».

Убей мать.

Лицо Джека сделалось лиловым.

Сэм наугад протянул руку, и пальцы его сомкнулись вокруг ручки чугунной сковороды.

Он размахнулся. И в ту же секунду понял, что сковорода слишком тяжелая. Глухой стук металла о череп был самым отвратительным звуком, который ему доводилось слышать. Затылок у матери провалился. Кровь брызнула маленькому Сэмми Мак-Гарверу в лицо.

Сэм в ужасе смотрел на багровую сковороду в своей руке, еще вибрирующую от удара.

Но это была не сковорода.

Это была кувалда.

И ударил он не по затылку матери.

Он врезал кувалдой по стене, и один из кирпичей зашатался. Сэм ткнул в него указательным пальцем, и кирпич чуть шевельнулся.

– Мор! – завопил он.

– Что стряслось? – тут же откликнулась она.

– Кирпич. – Сэм дикими глазами смотрел на нее с лестницы. – Один кирпич сдвинулся.

Взлетев по ступенькам, Мор схватила зубило и приставила острым концом к полоске раствора. От души размахнулась другой рукой, с зажатым в ней маленьким молотком, и с силой ударила по зубилу.

Раздался звук, словно переломился пополам хребет тысячелетнего зверя.

Кирпич на дюйм выступил из стены.

Мор замерла. Она не знала, может ли верить своим глазам. Она снова ударила по зубилу, и кирпич снова шевельнулся.

– Твою мать, – прошептала она. – У нас получается. Эта падла начинает разваливаться.

Сэм почувствовал, как с головы до ног покрывается холодным потом. Внезапно ему расхотелось сносить стену. Он хотел собрать инструменты и уехать далеко, как можно дальше от этого дома.

Потому что ты знаешь, что по ту сторону. Знаешь, что она там, ждет тебя.

Мор азартно ковыряла раствор вокруг кирпича. Потом ухватила его за края и слегка потянула. Кирпич зашатался, как гнилой зуб.

На лице Мор – редкое зрелище! – проступила улыбка.

– Не стойте столбом. Помогайте, – сказала она.

«Оставьте стену в покое, – остерег внутренний голос. – Уходите из этого дома».

Но Сэм знал, что этого они сделать не могут.

Что бы ни таилось по ту сторону, это должно закончиться здесь.

Зажигалка вначале забарахлила. Уэйнрайт чиркнул металлическим колесиком снова. На этот раз зажигалка ожила, огонек затрепетал на легком ветру. Уэйнрайт поднес его к сигарете. Услышал тихое шипение – готово! Он резко вдохнул, чтобы кончик сигареты как следует раскраснелся. Выдохнул первое облачко дыма, посмотрел, как оно тает под холодной моросью.

Прислонился к косяку задней двери и затянулся снова. Рукава его приталенной льняной рубашки были закатаны до локтя, руки покрыты серой пылью. Он провел пальцами по взъерошенным волосам, и пыль поднялась в воздух.

Даже уютно устроившись в сухом месте, Уэйнрайт ощущал прохладу вечернего дождя, загоняющего тяжелую жару в землю. Он напряг слух, пытаясь уловить звук кувалды Сэма. Похоже, битва со стеной приостановилась. Уэйнрайт различал лишь успокаивающее постукивание капель по листьям окружающих дом деревьев и кустов.

Ему открывался прекрасный вид на южную сторону леса и еле заметную, уходящую в чащу тропку. В октябре ее было невозможно не заметить, но сейчас разросшаяся зелень прятала ее.

Уэйнрайт затянулся снова, смакуя сладковатый привкус дыма, покрутил его на языке, прежде чем выдохнуть. Нервы у него искрились, как оголенные провода у старой лампы с барахолки. Сигарета помогала, но не сильно.

Он начинал сомневаться, что приезд на Кровавый ручей позволит им найти желанные ответы. С тех пор как они сюда явились, дом себя ничем не выказывал, даже не продемонстрировал никаких паранормальных фокусов, чтобы подкрепить их страхи. Никаких светящихся шаров. Никаких призрачных фигур. Ничего. Лишь стена, которая не желает рушиться. В этом не было ни капли сверхъестественного. Они вернулись в эту глухомань, чтобы сразиться с абсолютным злом, но обнаружили только качественную кирпичную кладку.

Уэйнрайт сделал последнюю затяжку, затушил окурок о дверной косяк и швырнул во двор. Окурок упал у тропы – белая полоска на темно-зеленом ковре, словно торчащий из земли осколок кости.

Он уже повернулся, чтобы уйти, собрался закрыть за собой дверь… и краем глаза на секунду заметил девушку. Лишь на секунду – не более, – однако она четко отпечаталась на его сетчатке: темно-коричневая кожа, черные волосы, просвечивающие сквозь густую листву. Он застыл на месте. Оглянулся. Девушка исчезла. «Ты ничего не видел, – сказал он себе. – Там никого не было». Он хотел верить в это, потому что первый его порыв был совсем иным. Первой его мыслью было: «Там Кейт».

Он попятился в дом, не отрывая взгляда от деревьев, выискивая девушку. Капли дождя молотили по листьям, придавая лесу причудливую иллюзию движения, ветви кивали, словно поощряя отправиться на разведку.

Девушка вновь появилась, в этот раз дальше на тропинке, едва видимая сквозь листву. Мгновение спустя она пропала, затерялась в густой чаще.

Уэйнрайт вышел из-под козырька крыши под струи воды. Его спутанные волосы тут же намокли, прилипли ко лбу, точно курчавые побеги плюща. Он поморгал, смахивая с ресниц мешающие смотреть дождевые капли.

«Это была не она», – настаивал голос разума. Но девушка выглядела так, как она. Даже нескольких секунд Уэйнрайту хватило, чтобы заметить: у нее осанка и походка Кейт. Разве что движения были странно резкими, как на пленке, где не хватает кадров.

Отведя с дороги разросшиеся ветки, Уэйнрайт ступил на лесную тропу. Ветви сомкнулись за его спиной плотной завесой. Намек был непреднамеренный, но ясный: назад пути нет.

Вначале он не предпринимал ничего. Просто стоял у начала тропы и высматривал девушку. Густые древесные кроны давали небольшую передышку от разыгравшейся непогоды, задерживая дождь.

– Кейт? – позвал он, чувствуя себя идиотом.

Это не Кейт. Этого не может быть. Это чертов дом. Или вообще ничего. Это твое воображение.

Но что, если?…

До него донесся приглушенный мерным шумом дождя звук. Уэйнрайт наклонил голову, напряг слух, пытаясь разделить шумы, как аудиотреки на компьютере: стук капель – на один трек, шелест листьев – на другой. А на третий трек – звук, который ему, возможно, почудился: женский голос с дальнего конца тропы.

– Ю… да. – В этот раз он точно расслышал. «Сюда», – сказала она. Даже голос был совсем как у Кейт, игривый, но в то же время властный, каждое слово согрето теплом ее южного выговора.

Он двинулся вперед, сначала неуверенно, затем смелее, после первого поворота ноги зашагали быстрее.

– Сюда! – повторил голос. – Живее! – Голос был уже ближе, прямо за следующим изгибом тропы.

Подняв руку, чтобы защитить лицо от веток, Уэйнрайт выбрался на поляну. Он ожидал, что Кейт будет стоять там и ласково улыбаться ему. Но поляна оказалась пуста, лишь вьюнки, захватившие всю округу, змеились по земле.

– Кейт? – Теперь в его голосе не было робости, он позвал ее уверенно, не сомневаясь, что она где-то рядом.

Ответил ему лишь дождь: он усилился, колотил по зеленому покрову, тщась прорваться сквозь листья.

Уэйнрайт пошел вдоль края поляны, абсолютно круглой, не больше сорока футов в окружности. На другом ее конце, напротив того места, откуда он появился, продолжалась едва заметная тропа. Кейт, должно быть, ускользнула перед самым его приходом, ушла глубже в лес.