Килл крик

17:21

Себастьян знал, что умирает.

Руки охватила дрожь. Холодный пот покрывал его с ног до головы. Ему срочно нужно было в больницу. Но выбираться в коридор было слишком рискованно. Если там Дэниел, на спасение можно не надеяться. Оставалось одно – ждать, пока кто-нибудь его не найдет или пока Дэниел не придет в себя.

Мор и Уэйнрайт в лучшем случае тоже ранены. А в худшем – мертвы.

В сознании скользнула тень воспоминания, образ, увиденный словно сквозь окно – трупы в доме, трупы его друзей, – а потом все исчезло, растаяло, как туман на рассвете.

Себастьян подумал о Дэниеле. Он из этой переделки легко не выберется. Но если проявит милосердие к Себастьяну и Сэму, то сможет рассчитывать на какое-то снисхождение в суде.

Если Сэм еще жив.

Он слышал крики с лестницы, ведущей к спальне третьего этажа. За криками последовал оглушительный шум, произвести который могла лишь падающая кирпичная стена. Себастьян понятия не имел, что это значило, но всей душой надеялся, что Сэму удалось убежать. Потом вернулись голоса, они просачивались сквозь пол, точно дым от пожара этажом ниже. Заговорщические перешептывания сплетников.

Сидя на полу, опираясь спиной о стену, Себастьян не сводил взгляда со своих бледных костлявых рук и шепотом просил их не дрожать. Двигаться было тяжело. С этим он мог справиться. Рана в боку перестала кровоточить. Вне всякого сомнения у него были повреждены внутренние органы, но он мог выжить. Требовалось лишь сохранять спокойствие.

Себастьян больше не мог выносить зрелище своих трясущихся рук. Он сжал ладони вместе и притиснул их к груди. Закрыв глаза, стал искать в памяти какое-нибудь утешение, какой-то образ, что напомнил бы о счастливых временах. Однако все его воспоминания были поблекшими, словно старые фотографии. Он представил Ричарда – еще до того, как его рак проявил себя. Представил, как пьет чай в саду позади их дома, как гортензия цветет лиловыми гроздьями в тени молодого багряника. Он вцепился в это видение, как вцепляется утопающий в проплывающее мимо бревно, пытаясь забыться в ощущении покоя, которое дарила картинка.

В коридоре заскрипели половицы. Но Себастьян этого не услышал. Он уплывал прочь, к саду, к Ричарду, к улыбке, обещающей, что все будет хорошо.

Вокруг было потрясающе ясно. Себастьян заморгал в пятнах солнечного света. Вдохнул влажный летний воздух. Почувствовал нежный аромат чая с лимонной цедрой.

– Ричард? – позвал он.

Ответа не было.

Старое деревянное кресло-качалка – в саду Ричард больше всего любил сидеть именно в нем – едва заметно шевельнулось, словно кто-то только что встал с него.

– Ричард? Где ты?

Беседка, заросшая декоративными лианами, обозначала конец сада и начало того, что Себастьян называл «природой», там его тщательно ухоженный и прополотый цветник уступал место дикому лесному ландшафту. Кто-то двигался меж деревьев.

– Ричард! Это я! Себастьян!

Человек, похоже, услышал его и застыл у толстого трухлявого дубового пня. Это был не Ричард, это была женщина: кожа у нее была на два оттенка темнее коры дерева, за которым она укрывалась. Она смотрела на Себастьяна так, словно голос напугал ее.

– Здравствуйте, – сказал он, направляясь к ней. – Кто вы?

Женщина ничего не ответила, но, когда Себастьян приблизился, начала медленно мотать головой. Он делал шаг к ней – она делала шаг от него. И все мотала головой.

– Милая моя, да что с вами такое? – спросил Себастьян.

Она пятилась все дальше и дальше в лесные тени, лицо ее было трудно разглядеть в убывающем свете. Теперь она подняла руки, выставила их ладонями вперед, словно прося Себастьяна не приближаться.

Но Себастьян не послушался. Он пошел за ней в глубину чащи, в темноту, которая приняла обоих нежно, как объятия любовника.

Дэниел тупо смотрел на кровавое пятно на полу. Это зрелище его не тревожило. Кровь была чужая.

Себастьян был еще жив. И кровавая дорожка ясно указывала, что он заполз в свою спальню.

Он прижал ухо к двери, но ничего не услышал. Крепче стиснул топор-молоток. Рукоять была скользкой от крови и пота.

Вначале, когда становилось тихо, его одолевало желание прекратить эту бойню. Он начинал думать о том, что эти люди ему друзья, вспоминать разные моменты до того, как Клэр умерла и все потеряло смысл. Но потом это прошло. Назад пути уже не было. Он должен довести дело до конца.

Он оглянулся и увидел Клэр: ее пшеничные волосы танцевали в солнечных лучах, она нежно, ласково улыбалась своему папе.

Значит, остались еще двое. Всего двое – и она снова будет с ним. Их жертвоприношение возродит семью. Разве найдется на свете человек, который не пойдет на все ради семьи?

В тишине Дэниел слушал стук своего изможденного сердца и свое хриплое, частое дыхание. Вскоре он уловил новый звук – мягкий щелчок убираемой задвижки.

Скрипнув петлями, дверь спальни медленно распахнулась.

Дэниел осторожно заглянул внутрь.

И увидел Себастьяна, сидящего спиной к стене, уставившегося в пустоту. Низ его рубашки и брюки были мокры от крови.

Это не старик открыл дверь.

Это дом. Дом впустил Дэниела.

– Ради нее, – прошептал Дэниел и шагнул в спальню.

Дверь медленно закрылась за ним.

Носками ботинок Сэм коснулся выступа. Правая нога заскользила на мокром бетоне, центр тяжести неожиданно сместился, и на мгновение Сэму показалось, что сейчас он упадет. Он еще крепче ухватился за водосток, ногти мерзко заскребли по металлу. Паника длилась несколько секунд, а затем нога снова нащупала выступ.

Нависающая крыша защищала его, однако дождь все равно попадал на руки, и длинные струйки стекали к плечам. В небе наверху раздавался гром – звук был странный, электрический, будто потрескивал оголенный провод.

Сэму повезло: он спустился к окну спальни, в которой укрылся Себастьян. Щурясь, он уставился в свое отражение в стекле, но что там за ним, в полутемной комнате, он не видел. Вдруг показалось, что он уловил какое-то движение внутри, чуть правее кровати.

Сэм осторожно постучал по стеклу носком ботинка.

– Себастьян! – позвал негромко, но так, чтобы можно было расслышать через стекло.

В сумраке что-то блеснуло, отразив скудный свет, словно ломтик луны в ночном небе. А потом исчезло, вновь поглощенное тенями.

Сэм снова постучал в стекло и позвал чуть громче:

– Себастьян! Вы меня слышите?

Лицо врезалось в стекло с той стороны, и Сэм дернулся; одна рука выпустила трубу водостока. Он заерзал, пытаясь не сорваться с выступа, понимая, что отступать некуда. Лицо было перекошено в чудовищной гримасе, похожей на рисунок потрескавшейся коры дряхлого дерева: глаза вытаращены, кривящийся рот страдальчески распахнут. Кровь запачкала окно, оставив темно-красную полосу.

– Себастьян… – Сэм едва смог прошептать его имя.

Престарелый писатель смотрел на него, словно спрашивая: «Почему, почему со мной это случилось, чем я заслужил такую участь?»

Себастьян Коул, человек-легенда, отец современного хоррора… Без него не было бы никакого Сэма Мак-Гарвера. А теперь его убивали…

Вцепившись пальцами в край водостока, Сэм отвел назад ногу и быстро, с силой стукнул по окну. Тонкое стекло от удара должно было легко разбиться. Однако оно осталось целым, лишь из центра паутиной разбежались трещины.

Сэм бил по окну снова и снова.

– Себастьян! Держитесь! Вы только держитесь!

Губы Себастьяна зашевелились в некой беззвучной мольбе, а потом по лицу его разлились тоска и осознание поражения. За спиной у него появилось другое лицо, в брызгах крови.

Дэниел обнажил зубы в полуухмылке-полуоскале, и в ту секунду, когда время словно с невыносимым скрипом затормозило, Сэм взглянул в лицо чудовищу. В своих книгах он иногда описывал умопомешательство, однако полноту этого безумия не могли передать никакие слова, запечатленные на бумаге. Дэниела Манниака больше не было. Осталась лишь эта тварь, это насквозь пропитавшееся кровью существо, марионетка Кровавого ручья.

Сэм даже не заметил, как закричал, лишь услышал собственный голос:

– Дэниел, нет!

Он опоздал. В воздух взмыл топор-молоток, до того запачканный кровью и плотью, что был похож на орудие доисторического человека: заостренный камень, предназначенный для истребления врагов.

Себастьян заметил орудие, и глаза его закатились. Он беспомощно ожидал конца.

Все случилось быстро. Топор-молоток завис над Себастьяном, точно лезвие гильотины, и секунду спустя глубоко зарылся в бледную старческую шею. Кровь, как из гейзера, брызнула на стекло, багровый фонтан скрыл от Сэма происходящее в комнате.

Не думая о риске падения, Сэм оттолкнулся от выступа, подтянулся и ударил снова, выставив ноги перед собой. На этот раз окно поддалось, стекло превратилось в водопад осколков. Один из них, оставшийся торчать из деревянной рамы, располосовал Сэму голень, но боли он не почувствовал. Он должен был попасть внутрь. Должен был остановить Дэниела.

Сэм ударил его ногами в огромную грудь, вынудил зашататься и отступить на несколько шагов. И качнулся сквозь дыру на месте уничтоженного окна обратно, под проливной дождь.

«Встань обратно на выступ, – приказал рассудок. – Найди устойчивое положение, пролезь в окно и уложи этого ублюдка!»

Не сводя глаз с выступа, Сэм подтянулся на руках, готовясь выполнить задуманное. Еще секунда – и он окажется в доме. Никаких дальнейших планов, кроме как отобрать у Дэниела топор-молоток, у Сэма не имелось.

Резиновые подошвы его ботинок скрипнули на бетоне. И в то же мгновение порыв холодного ветра из сизых облаков раздул висящие в спальне занавеси, точно паруса корабля. Из щели между ними показался Дэниел с занесенным топором-молотком. Лезвие мазнуло Сэма по животу, мгновенно замарав рубашку темной кровью.

– Да дайте же мне это сделать! Дайте мне закончить! – взвыл Дэниел, и последние его слова заглушил свирепый раскат грома.

И снова Сэм оттолкнулся ногами от выступа и повис в воздухе. Высунув руку в окно, Дэниел размахивал топором-молотком, безуспешно пытаясь его достать. Сэм оттолкнулся от выступа инстинктивно, не успев приготовиться, и намокшие под дождем пальцы потеряли хватку. Он почувствовал, как пальцы соскальзывают с водостока. А потом наблюдал, как Дэниел становится все дальше и дальше. Лишь почти достигнув земли, Сэм осознал, что падает.

Глава 37