Килл крик

В тот день после долгих слезных упрашиваний мать велела Питеру взять Дэниела в игру. Требование было не особо обременительное – старший брат и его недобрый приятель собирались всего лишь покидать мяч во дворе, – но они все равно разозлились. И когда Кенни забросил в подпол под домом драгоценный бейсбольный мяч Питера, якобы принадлежавший раньше самому Микки Мэнтлу (с фальшивым автографом), именно этот придурок настоял, чтобы Дэниел туда полез.

Дэниел посмотрел на вход в темный подпол, потом на брата – он не хотел распускать нюни, как малое дитя, но надеялся, что Питер заметит страх в его глазах и вызовется полезть сам.

Но Питер молчал, а Кенни подначивал все громче и громче. Дэниел сам не понял, как это произошло, но вот он уже медленно пробирался на четвереньках через границу, отделяющую безопасное царство солнечного света от сумрачного подземного мира, подпольного царства.

Внизу было сыро. Землю снаружи высушило солнце, но под домом она сохраняла влагу недавних дождей. Дэниел чувствовал эту влагу коленями, сквозь джинсы. Он понимал, что мама не обрадуется, обнаружив в корзине для грязного белья заляпанные штаны. Ноздри заполнили затхлый запах застоявшейся воды и густая вонь, испускаемая плесенью. Дэниел задерживал дыхание, пока перед глазами не принимались плясать черные точки, а потом быстро, судорожно глотал воздух. Спина царапнулась о балку, и Дэниел поморщился: на рубашке наверняка останется кровавое пятно. Он снова подумал о маме: она просто взбесится, когда увидит, что он сделал со своей одеждой.

И тут он его увидел – белый шарик, сверкающий, точно жемчужина во влажном чреве устрицы. Еще ярд-другой – и мяч у него в руках.

Но… перед глазами висели черные точки. Дэниел вдохнул поглубже, но точки все никак не пропадали. Он не сомневался, что сейчас потеряет сознание. И вот ведь странное дело: голова ни капли не кружилась.

Вдруг одна из точек спустилась пониже на тонкой, с волосок, шелковистой ниточке и повернулась, показав кроваво-красное пятно в форме песочных часов на брюшке; такое же пятно наверняка проступило на рубашке Дэниела. Черные точки не были предвестниками приближающегося обморока. Они были живые. Они были повсюду. И это были черные вдовы.

И тут же ужас пронзил пухлое тело Дэниела тысячей ледяных иголок. На одну невыносимую секунду ему показалось, что смертоносные пауки решили укусить его одновременно. Не раздумывая, он потянулся за мячом, схватил его… и беспомощно заскулил, пытаясь развернуться. В подполе было слишком тесно, и, как Дэниел ни изворачивался, он не мог расположиться лицом к выходу, к мучительно далекому квадрату света, обозначающему конец этого кошмара.

Он запаниковал. Его взгляд метнулся от земли под ногами к шершавым доскам над его головой, от досок – к бетонным опорам дома и остановился на белом сгустке справа, у самого его плеча. Сгусток состоял из странного вещества, наподобие сладкой ваты, только не розовой, а белой. Из его середины проворно выбежала черная фигурка, прощупала воздух передними лапками и отпрянула, словно испуганная лошадь. Похоже, паучиха почувствовала, что Дэниел близко, совсем близко, и ее охватило желание коснуться его кожи, проникнуть к нему под одежду, туда, откуда он не сможет ее достать, туда, где она займется тем, для чего рождена: кусать, убивать.

Бросив быстрый взгляд вниз и убедившись, что там пауков нет, Дэниел прижал левую ладонь к земле – в правой руке он так и сжимал бейсбольный мяч – и со всей силы оттолкнулся, направляя свое тело к выходу. Он понимал, что неукушенным отсюда не выберется. Он никогда и не думал, что вправду столкнется с черной вдовой. А здесь их были десятки, сотни… В голове прозвучало отцовское предупреждение: достаточно одного укуса.

Что-то щекотнуло кожу. Один из пауков упал Дэниелу на руку и проворно карабкался вверх. Еще секунда – и он исчезнет в его рукаве.

Дэниел услышал собственный жуткий визг, а потом глубоко вдохнул и дунул на паука. Струя воздуха сбросила его как раз в тот момент, когда тот запускал свои тонкие черные ножки под ткань рукава. Но пару секунд спустя на Дэниела упала другая черная вдова. А за ней – еще одна. И еще.

Ему предстояло умереть в этом подполе.

И тогда юный Дэниел Манниакерсон прибег к единственному известному ему средству спасения в подобных ситуациях – к молитве. Он молился изо всех сил, крепко зажмурив глаза, слова срывались с его трясущихся губ так быстро, что сливались в одно:

Господиеслитыспасешьменясейчасяпосвящутебевсюсвоюжизнь.

Чем быстрее Дэниел бормотал, тем быстрее он продвигался к выходу.

Колено наткнулось на острый камень, и он поморщился, чувствуя, как грязные джинсы пропитываются теплой кровавой влагой, однако молитву не прекратил:

Господиеслитыспасешьменясейчасяпосвящутебевсюсвоюжизнь.

Он уже представлял, как его тело кишит чудовищными арахнидами. Он воображал их яростные укусы, жар от яда, растекающегося по венам. Его левая ладонь и мяч, зажатый в правой руке, взрывали землю, оставляя в ней глубокие несимметричные борозды, похожие на волны в кильватере корабля.

И тут случилось невероятное, случилось то, чего Дэниел ожидал меньше всего. Он ощутил тепло солнца. Оттолкнулся в последний раз и выбрался из подпола наружу. Порыв ветра подхватил и унес пауков. Дэниел принялся кататься по траве в надежде раздавить тех смертоносных созданий, что могли остаться под тонкой хлопковой тканью рубашки.

– Чего это с ним за хрень? – тупо спросил Кенни.

Дэниел открыл глаза и тут же сощурился от лучей летнего солнца. Питер и Кенни стояли над ним – черные безликие силуэты на фоне неба с облаками.

Черные силуэты.

Вскочив, Дэниел сорвал с себя рубашку и стал торопливо ощупывать свое рыхлое тело.

– На мне их нет? – Голос его дрожал от ужаса.

– Кого «их»? – озадаченно спросил Питер.

Глядя, как болтаются туда-сюда жировые складки Дэниела, Кенни согнулся пополам, еле набирая в легкие воздуха, чтобы подпитывать свое лошадиное ржание.

– На мне их нет? – Дэниел уже кричал во весь голос.

Питер быстро оглядел спину брата в поисках непонятно чего, полагая, что сумеет распознать это непонятно что, если увидит. Наконец он помотал головой:

– Не-а. Ни фига там нет.

– Ни фига? Точно?

– Ни фига, – повторил Питер.

– Алло! – сказал Дэниелу Кенни. Его лошадиное ржание уже утихло, превратившись в тихое хихиканье. Он сложил руки ковшиком, словно ловя что-то. – Мяч давай, придурок.

Дэниел опустил взгляд на свою правую руку – он все еще сжимал драгоценный мяч Питера. Даже в приступе безумной паники он не выронил его.

Питер смотрел на младшего братишку, наклонив голову набок, нахмурив брови:

– Что там внизу было, Дэнни?

Дэниел не ответил сразу. Сначала он подробно изучил свою спину в растрескавшемся зеркале в ванной в поисках следов от укусов.

И ничего не нашел. Следов не было.

Вечером Дэниел, Питер, Мэри Кей и мама смотрели с другого конца двора, как отец, выдернув чеку, закидывает в подпол «бомбу» с инсектицидом, точно гранату во вражеский окоп. Когда из-под дома, как будто из-под готовящейся к запуску хлипкой квадратной ракеты, повалил ядовитый белый дым, Дэниел осознал две неоспоримые истины.

Кенни Милберн – первостатейный мудила.

А Бог есть любовь.

По другую сторону колодца тропинка заросла сильнее, но все же ясно просматривалась среди растительности. Дэниел пошел по ней, не спуская глаз с ползучих растений, которые так и норовили зацепить его шипами.

Даже осенью в этом лесу было сумрачно. Высохшие листья дубов и вязов никак не желали опадать с ветвей, так что свет почти не проникал сквозь древесные кроны.

Дэниел пролез под упавшей веткой и оказался наверху склона. Растопырив руки, хватаясь для равновесия за торчащие из земли корни, он неуклюже преодолел спуск и вскоре стоял посередине того, что, судя по всему, было пересохшим руслом ручья. С одной стороны оно резко заворачивало в направлении дома, и Дэниел решил, что где-то здесь находится мост, по которому они проезжали сегодня. С другой стороны русло шло прямо и выглядело как овраг.

Так вот, значит, какой он, Кровавый ручей. Точнее, то, что от него осталось. Если не считать неглубокие лужицы здесь и там, можно было подумать, что воды здесь не было уже много лет. Кучи опавших листьев образовывали причудливые, рукотворного вида курганы, напоминавшие древние захоронения. Похоже, благоденствовали в ручье только ползучие растения – толстые узловатые побеги змеились по лесной подстилке, спускались по склону, покрывали русло хитросплетенным узором. Но даже ползучие растения, похоже, отчаянно нуждались в воде. Они были необычно крупными, толщиной с мужскую руку, но при этом болезненно бурыми, стебли покрывала жесткая, похожая на волосы щетина.

Дэниел сделал шаг и чуть не упал: носок туфли уткнулся под один из толстых стеблей.

Странное дело.

Он не помнил, как перешагивал через этот стебель раньше, но должен же он был перешагнуть. Не заметил бы такой здоровенный стебель – точно споткнулся бы об него.

Попытался вытащить туфлю из-под вьюнка и обнаружил, что второй вьюнок, чуть потоньше, протянулся прямо у него за пяткой.

«Как же я ухитрился засунуть сюда ногу, сам того не заметив?» – изумился Дэниел. Он с силой дернул ступней и высвободил ее, но туфля так и осталась в объятиях вьюнков. Высвобождение произошло неожиданно легко, и Дэниел грохнулся задом о землю. Он готов был поклясться, что, падая, увидел, как стебли сжали его туфлю, точно змея, хватающая добычу.

Пораженный, он сидел, не сводя с туфли глаз. Вьюнки, конечно же, не шевелились, и, выждав минуту, Дэниел осторожно просунул между ними руку и вытащил свой кожаный лофер. Нервно хихикнув, натянул его на ногу, развернулся к склону и ухватился покрепче за пожелтевшую траву, готовясь карабкаться наверх. Это было непростое испытание для его бедных рук, но в конце концов он одолел подъем и побрел по тропинке к дому. Дойдя до колодца, он опустился на колени и, как мог, пристроил рассыпающиеся доски на место.

– Я ведь, кажется, говорил не ходить сюда.

Дэниел вскрикнул от неожиданности. И обернулся.

Это был Уэйнрайт – он стоял на мощеной дорожке.

– А… д-да, верно, – пробормотал, запинаясь, Дэниел, сердце его колотилось. – Я просто…

Уэйнрайт не дал ему закончить свою мысль.

– Пошли в дом. Нечего вам здесь делать, – сказал он, развернулся и зашагал по дорожке.

Дэниел потащился следом. Он раздвинул низко висящие ветви молодых деревьев и снова оказался перед домом.

С тех пор как он ушел, небо прояснилось, и дом теперь купался в теплом солнечном свете. Красный кирпич казался еще краснее. Окна сверкали.

Особняк сестер Финч звал Дэниела Манниака домой.

Глава 13