Наследник волхва

Глава 54. Смутные воспоминания

Георгий со всего размаха хлопнул себя по лбу, едва не смахнув кепку на пол. И снова присел на стул.

— Так я же вам рассказать хотел, Илья Семенович, что вчера произошло и откуда у меня этот фингал под глазом. А то вы еще подумаете, что я в одночасье стал пьяницей и драчуном, каких свет не видывал.

— А это не так? — Илья Семенович едва сдержал улыбку, таким искренним выглядело наивное желание Георгия оправдаться.

— Обижаете, Илья Семенович, — посмотрел на него с укоризной мужчина.

— Тогда рассказывай, — махнул рукой участковый. — Только покороче. А то я с тобой полдня потеряю, а у меня еще уйма работы. Слыхал, наверное, что ночью школа сгорела?

— Так я ради этого и пришел, — обрадованно заявил Георгий. — Мне кажется, я знаю, кто ее поджег.

Капитан Трутнев сразу подобрался, как зверь перед прыжком. Его профессиональная интуиция подсказала ему, что сейчас он услышит что-то очень интересное. И его серая папка станет толще.

— А вот с этого места поподробнее, — сказал он уже другим тоном. — И как на духу.

— Так мне скрывать нечего, — сказал Георгий. — Признаю, что вчера, когда узнал, что понаехавшие лишили меня работы, с горя пошел в магазин и купил бутылку водки. Это и Клава может подтвердить. Она мне эту бутылку продала и тоже, помнится, удивлялась, как и вы, Илья Семенович, с чего это я вдруг пристрастился к алкоголю. Ну, я ей все объяснил, как вам, взял бутылку и пошел искать компанию. Одному пить — только беса тешить, как говорит отец Климент, да и скучно, поговорить по душам не с кем. Душа — она ведь что просит? Чтобы ее поняли, пожалели…

— Можно не так подробно, — внес коррективы капитан Трутнев. — Ты суть излагай. Факты.

— Ну, если факты, то встретил я Егора и Коляна, предложил им выпить, они, понятное дело, не отказались, — заторопился Георгий. — Пошли мы к Егору домой, чтобы нам, значит, никто не мог помешать разговаривать. Егор — он ведь один живет, ни жены, ни детей, ни тещи. Потому, я думаю, он и обозленный такой на жизнь. А когда глаза лишился, так вообще остервенел. Охотиться перестал, зато начал на людей почем зря бросаться…

— Факты, Георгий, факты, — вздохнул участковый. — Значит, выпили вы. Что потом?

— Не торопите меня, Илья Семенович, а то я собьюсь, — сказал Георгий. — Не успели мы допить бутылку, как в калитку вошел какой-то мужик. Мы-то ведь во дворе сидели, я вначале не сказал, потому что вы меня подгоняете, Илья Семенович. Ну, мы сразу смекнули, что мужик из приезжих. Удивились, что ему надо. И Егор вежливо так спрашивает: «Мужик, ты чего приперся, добрым людям глаза мозолишь?» А он в ответ: «Ты Егор?» Егор отвечает: «Ну, я, и что?» А тот, ни слова ни говоря, достает из кармана бутылку водки и говорит: «Выпить со мной не откажешься?»

Георгий усмехнулся и даже покрутил головой, давая понять свое отношение к описываемым событиям.

— Глупый вопрос. А кто откажется? Сразу видно, что не наш человек.

— Давай без лирических отступлений, — в очередной раз потребовал участковый уже почти безнадежным тоном.

— Ну, Егор больше его ни о чем расспрашивать не стал, а пригласил в нашу компанию, — опять заторопился Георгий. — Я-то был против, у меня на чужаков зуб, но большинство поддержало, и демократия победила. Сидим мы, значит, выпиваем, разговариваем. Только вижу я, что мужик этот разговор все к одному сводит — к Усадьбе волхва и ее хозяину. Мол, и то не так, и это не этак. И глаз Егор по его вине потерял, и веру православную язычники пятой попирают, и много чего другого приплел, я сейчас и не вспомню.

— А про школу он говорил? — нетерпеливо спросил участковый, снова заинтересовавшись рассказом.

— И про школу что-то было, но что именно — не скажу, — ответил Георгий, подумав. — Так что фактов у меня нет, Илья Семенович, одни смутные воспоминания.

— Мужик этот как выглядел? — поинтересовался капитан Трутнев.

— Да как, обыкновенно, — ответил Георгий. — Две руки, две ноги, голова бритая, морда наглая. Городской, одним словом, к гадалке не ходи.

— А очки у него были? — спросил участковый. — От солнца?

— Были, — уверенно сказал Георгий. — Помню, я еще ему сказал, что честным людям глаза за темными стеклами прятать незачем. Он ответил, что глаза у него слабые, солнечного света не терпят. Вот он очки и носит. Так и не снял, вражина.

— А звали его случайно не Леонид? — осторожно спросил капитан Трутнев.

— Кажется, Леонид, — кивнул Георгий. — Я-то его именем не интересовался, мне с ним детей не крестить. И на брудершафт я c ним пить не собирался. Это Колян спросил. Сказал, что неприлично к человеку обращаться «эй, ты», когда идет такая задушевная беседа. Ну, он и представился. А Колян говорит, что было бы неплохо еще выпить, чтобы дружбу скрепить. К тому времени мы уже и мою бутылку, и ту, что этот мужик принес, допили. А душа еще просила. Ну, мужик и говорит Коляну: «А ты сходи купи». И денег ему дает. А Колян отвечает что, мол, купить он купит, а вот донести, может быть, и не сумеет по слабости здоровья. Дескать, ноги у него и руки дрожат от какой-то болезни, а проявляется она, когда он выпьет. А мужик ему отвечает: «А ты возьми с собой вот его», и на меня показывает. Ну, я сразу сообразил, что он хочет наедине с Егором остаться. Для того и пришел. Помню, даже сказал ему: «Ты хвостом не крути. Надо с Егором потолковать — так и скажи, а тень на плетень наводить да за бутылкой меня посылать нечего. Я тебе не мальчишка чтобы за водкой бегать». Ну, или что-то в этом роде. Сейчас скажу точно…

Георгий задумался, вспоминая. Но капитан Трутнев остановил его мыслительный процесс, сказав:

— Не надо, Георгий. Потом вспомнишь, это не важно. Говори, чем дело кончилось.

— А кончилось все тем, что я все-таки пошел с Коляном в магазин, — грустно вздохнув, ответил Георгий. — Уговорили они меня. Уж не помню как. Купили мы еще три бутылки, на все деньги, что дал мужик, и пошли обратно. Только у меня уже настроение пропало пить из-за этого мужика. Так я Коляну и сказал. А он ответил, что, мол, я дурак, и ничего не понимаю в хороших людях. Я возразил Коляну в том духе, что он сам дурак, и это он ничего не понимает в жизни. Так, слово за слово, мы и сцепились. Начали друг друга за грудки трясти. А Колян мне случайно в глаз и засветил. Я, конечно, обиделся. Говорю, что если так, то пусть он сам эти бутылки несет и пьет с тем мужиком, если ему совесть позволяет, а я ему не друг, и знать его не хочу. И ушел. Колян мне долго что-то вслед кричал, а потом взял бутылки в охапку и пошел в сторону дома Егора. Не знаю, донес или нет по причине своей болезни, но, пока я мог видеть, он ни одной бутылки не уронил и сам ни разу не упал.

Георгий облегченно вздохнул и сказал:

— Вот и вся история, Илья Семенович. Словно исповедовался я вам. И на душе сразу полегчало.

— Так, все-таки, о школе говорили? — спросил капитан Трутнев. — Постарайся припомнить.

Георгий задумался.

— Вертятся в памяти обрывки фраз, — сказал он неуверенно. — Кажется, мужик говорил, что в этой школе, когда ее достроят, детей будут отучать от православной веры. Потому что строит ее жрец языческого бога, а зачем ему это, если не для того, чтобы приучать детей с малолетства к язычеству. И что, мол, священный долг каждой христианской души… — Георгий вздохнул. — А вот в чем он заключается, этот долг, я уже и не скажу. Фраза такая заковыристая, без ста грамм и не выговоришь. Вы уж простите, Илья Семенович, но что помню — то и рассказал. А что не помню — о том врать не буду.

— Ладно, Георгий, не буду тебя мучить, — сказал капитан Трутнев. — Ты и без того рассказал достаточно. Протокол подпишешь? Не пойдешь на попятный?

— Подпишу, Илья Семенович, — сказал Георгий. — Мне бояться нечего. Напраслины не возвожу, за каждое свое слово готов ответить головой. Правда, не знаю, подтвердят ли мои слова Егор с Коляном. Вот за них ручаться не могу.

— А вот это моя забота, — успокоил его капитан Трутнев. — Ты за это не переживай, Георгий.

И полицейский начал писать протокол.