Так начиналась жизнь

14

Рано встал Батыр. Талас был строгий хозяин. Плеснув в лицо холодной воды, запахнув потуже халат, он вышел из дома.

На востоке пылало розовым светом небо, с минуты на минуту оттуда должны были брызнуть слепящие лучи солнца. На сизых кустах полыни, на широких листьях подорожника, даже на иглах верблюжьей колючки — всюду сверкали прозрачные капли росы. Это был верный признак недалекой осени.

С серых кистей джугары, росшей у дома, поднялась стая отяжелевших воробьев.

— Кыш, ненасытные! — крикнул Батыр.

Тут из-под самого пугала взлетела еще одна стая, заслонившая чуть не полнеба, так много в ней было птиц. «Сколько труда загубят эти летающие воришки, пока придет время убирать урожай», — подумал Батыр.

Не меньше десяти раз успел он разогнуть спину, чтобы вытереть со лба пот, прежде чем увидел Таласа. Хозяин шел медленно, осматривая посевы.

— Бог в помощь, Батыр! — произнес он, приблизившись.

— Здравствуйте.

— Неважный урожай в этом году у меня, Батыр.

— У меня хуже.

— Так должно быть, — рассудительно заметил Талас.

— Потому что на ваших полях от света до ночи работаю.

— Ну, не сердись, Батыр. Ладно. А хлопок у меня хорош! Хлопок — это деньги, богатый дом, вкусная еда, почет от людей. Но почему дехкане его не сеют?

— Для хлопка много земли надо, много воды, хороший уход.

— Ты прав, Батыр. Ну, хватит, поговорили и достаточно, а теперь поспеши, иначе не успеешь убрать сегодня это поле. Ведь мороз может ударить. Он всегда гость нежданный.

Батыр оглядел участок, сравнил с тем, что выкосил с утра, и нахмурился: работы тут было в лучшем случае еще дня на два. Возражать не стал, Талас мог рассердиться, а тогда с просьбой к нему лучше не обращаться, откажет.

— Талас-ага, моя жена испекла вчера последнюю лепешку, и в доме нет больше хлеба.

— Ну?

— Мне немного зерна до своего урожая.

— Не дам. Пусть джугары намолотит. Наверное, поспела.

Талас хотел было повернуться, чтобы уйти.

— Не дашь?

Столько негодования и злости было в голосе работника, что Талас испуганно замер. Покосился на кривое лезвие серпа, блестевшее в руке Батыра. Превозмогая растерянность, сказал:

— Ты ведь мне должен столько, что не сможешь отработать и за год. Дождись своего урожая, немного осталось. Ну, подумай, кому выгодно давать в долг, не надеясь получить обратно?

— А разве моя дневная работа оценивается в пиалу зерна?

Батыр с силой махнул серпом по верхушкам толстых стеблей, несколько головок джугары упало на землю. Подобрав их, шагнул к Таласу, вытянул руку:

— За это я работаю на тебя целый день! Дешево платишь, хозяин.

— Батыр, я плачу больше. Ты забыл, кто дал тебе это... — Талас, притворно возмущаясь, показал пальцем на рваный халат Батыра. — Галоши...

— Ты отдал вещи мне потому, что тебе они стали ненадобны. Износились, а выбросить жалко.

Неожиданно колючие глаза Таласа потеплели. Он изменил решение. Надо уступить работнику, но попросить быть усердней. От этого он, Талас, только выиграет.

— Ладно, дам тебе зерна. И долг помнить не буду. Получше потрудишься, и в расчете. Пойдем.

Рядом с громадным домом, напоминавшим крепость, где жил Талас, стоял сарай: низкие глинобитные стены и тяжелая дверь. Талас отомкнул поржавевший замок, вошел внутрь. Батыр остановился у порога.

Помещение было без окон, и Батыр присел, чтобы не заслонять свет. Талас вынес из темноты весы с круглыми жестяными чашками, которые были привязаны веревками к толстой палке, отполированной до блеска долгим употреблением. На одну из чаш он бросил вместо гирь обточенные куски жженого кирпича. Стал сыпать зерно. Когда весы выровнялись, в чашу с зерном кинул еще горсть. Это должно было убедить Батыра в том, что хозяин щедр, что он не собирается обвешивать.

Закинув за плечи мешок, Батыр легко зашагал по дороге.

— Участок все-таки нужно закончить сегодня. Завтра будет другая работа, — крикнул ему вслед Талас.

Батыр не откликнулся. А Таласу и не нужен был его ответ. Он знал, что теперь Батыр условие выполнит, станет работать, как вол.

Позднее обычного вернулся домой Батыр. Была уже ночь, множество ярких звезд усыпало черное небо.

Жена еще хлопотала у печи. Много времени, видно, ушло у нее на то, чтобы смолоть зерно. Батыр прилег отдохнуть на кошму. Нывшие руки он закинул за голову и, закрыв глаза, начал прикидывать. Выходило, что хлеб теперь в доме не выведется до самой весны. Если, конечно, прибавить свой урожай и расходовать зерно экономно. Зимой, когда работы будет поменьше и станет коротким день, можно прожить, готовя еду раз в сутки.

Рядом с отцом, прислонив к нему голову, спал Аман. Он не смог дождаться ужина, и вот теперь сладко причмокивал во сне губами. Наверно, пробовал что-нибудь вкусное.

В передней послышались неторопливые шаги. В комнату вошел Шамурат. Мужчины поздоровались. Алима засуетилась, выбирая на сундучке поновее одеяла. Постелила на видном месте, у печи. Гость и хозяин сели один против другого.

Алима собрала угощение: несколько свежеиспеченных лепешек и узелок с джидой. Покопавшись, вытащила из сундучка серые от долгого лежания кусочки сахара. И тотчас к свету коптилки выдвинулось заспанное лицо Амана. Он уставился на сладости, но протянуть к ним руку не решался.

— Интересную новость принес я тебе, Батыр, — сказал Шамурат, прихлебывая горячий чай.

— Новость? Какую?

— Колхоз хотят в ауле построить.

— Колхоз?

— Да-a. Большой дом, в который потом всех баев загонят.

Батыр засмеялся, недоверчиво покачал головой, произнес:

— Они в том доме грызться будут.

— Пусть. Не жалко.

— Хорошо придумали! — осторожно похвалил Батыр.

— Очень удачно, — согласился с ним Шамурат.

Он взял с дастархана кусочек сахару, подал Аману. Мальчик громко им захрустел. Вскоре Алима внесла миску с супом. Столбом от нее потянулся вверх пар, в комнате вкусно запахло.

— А в работниках-то будто повыгоднее, чем самому хозяйство вести. Достаток виден. А моя семья месяц уже одним пшеном перебивается. У детей от разной дряни животы, как бурдюки с водой. Плачут, а мать их бьет. Жалко, а что сделаешь? Хотел вот у соседей перезанять... Но хлеб у всех на исходе. К тебе последнему зашел.

Шамурат смотрит Батыру в лицо, в глазах у него столько печали. Батыр, не выдержав взгляда друга, отворачивается.

Мужчины долго молчат. Алима тревожится: вдруг муж откажет Шамурату. Беспокойство взрослых передалось и Аману. Он открыл рот, сморщил лицо, готовый к тому, чтобы в нужный момент заплакать.

— Алима, раздели зерно надвое, — тихо произнес, наконец, Батыр.