Так начиналась жизнь

13

Пряталось за горизонт багровое солнце в ореоле из сиреневой дымки. Спад зноя после длинного и жаркого дня был особенно желанным. По аулу расползся запах дыма. Смешавшись с пылью, которую подняло прошедшее стадо, он щекотал ноздри, и Батыр сдерживал себя, чтобы не чихнуть. Сидел он у открытых дверей дома на расстеленной камышовой чипте и с лаской во взгляде наблюдал, как его пятилетний сынишка, ухватив обеими руками огромную ложку, торопливо ел из миски жидкую кашу.

— Посмотришь на него и подумаешь, будто нет на свете вкуснее пищи, — сказал Батыр, обращаясь к жене.

Он погладил жесткой ладонью головку сына.

Алима держала в руке чайник и пиалы. Присев напротив мужа, развернула скатерть, в которой хранились хлеб, джида. Ребенок, отставив ложку, потянулся к лепешке. Алима опередила его движение легким шлепком.

Мальчик не заплакал, он только вздохнул, поднялся и заковылял к дороге на шум детских голосов.

— Аман, вернись! — крикнула ему Алима.

Матери показалось, что он недостаточно долго побыл с отцом. Мальчик остановился, повернул голову.

— Ладно, иди! — Батыр махнул в сторону дороги. — Пусть играет, пока тепло на дворе. Зиму дома придется сидеть, одеть-то его не во что.

К каждой пиале чая Батыр отламывал небольшой кусочек лепешки. А вот Алима к хлебу не притрагивалась.

— Почему не ешь? — спросил Батыр.

Алима, опустив глаза, тихо ответила:

— Я не хочу.

— Не верю тебе, — признался Батыр. — Может, зерно кончилось?

— Да.

Скоро шесть лет, как живет Батыр в ауле, а еще, кажется, не выдавалось года, когда не приходилось думать, где занять джугары, чтобы дотянуть до нового урожая. Хотелось кричать от обиды: работаешь ведь не покладая рук, а живешь впроголодь. Но не оставалось ничего, как снова идти к Таласу, унижаться, просить.

— Не горюй, Алима. Талас нам, наверно, не откажет.

Батыр обнял жену. Она прижалась к нему так крепко, что услышала ровные и сильные удары его сердца. Алима была счастлива. У нее добрый муж. Если бы не постоянная забота о куске хлеба...

И все же Батыр надеялся, что бедность поселилась в домах аула не навсегда, что радость еще заглянет под крыши дехкан.

— Немного еще потерпим, Алима. Жизнь наша должна измениться.

— Мне с тобой и так хорошо, — шепнула она.

— ...Аману тогда крепкие сапоги купим, — размечтавшись, сказал Батыр. — Будет он в них в школу ходить, учиться.

По щеке Алимы скользнула счастливая слеза. Но в люльке заплакал ребенок. Алима вопросительно посмотрела на мужа.

— Сходи, покорми дочь, — произнес он.