Так начиналась жизнь

10

Бежал Безродный недолго. Убедившись, что за ним никто не гонится, остановился. Посмотрел на огоньки, заманчиво светившиеся позади. Они напомнили ему о тепле, мягкой постели, но были недоступны. И это злило Безродного. С каким удовольствием он выпустил бы туда несколько пуль, если бы карабин не остался у старика в доме. При нем нет даже ножа, верного и незаменимого друга каждого путника.

Безродный, зябко передернув плечами, побрел дальше по полю. Подумал: «Хорошо, что там, в доме, я не разделся». В одной рубашке к утру можно было закоченеть. Но шапку он все-таки потерял, и голова мерзла.

Под ногами зашуршали листья, потом мягко начали похрустывать стебли растений. Безродный догадался, что наткнулся на ток. Это было кстати, тут он и решил переждать ночь. Прилег на ворох обмолоченной джугары и постарался поглубже втянуть в халат непокрытую голову. Заснуть быстро не смог. Пришлось смотреть, как перемигиваются на небе далекие и равнодушные ко всему звезды. В сравнении с величием вселенной дела земные казались ему теперь незначительными, а он, Безродный, и вовсе был вроде бы лишним во всей этой толчее. И впервые он пожалел о том, кем стал.

Лучше бы ему выпрашивать свой кусок хлеба, как в детстве. Мать Безродного была нищей, на улице он и родился, и вырос. Отца не знал, зато хорошо помнил мать, полусумасшедшую, с вечно трясущейся, как у паралитика, головой. Она сидела в Шах-Аббазе всегда на одном и том же месте — у высоких стен заброшенного дома — и жадно всматривалась в лица прохожих. Безродный играл рядом с нею в пыли.

— Нищий, съешь шарик, копейку дадим, — кричали ему городские мальчишки, подкидывая лошадиный помет.

Дружить с ним они стыдились.

Спала мать с сыном на кладбище, в мазаре какого-то святого. Мальчик настолько привык к своему необычному жилищу, к безмолвию могил, что в любое время дня и ночи мог разгуливать среди них, совершенно не ощущая страха. Мать была с ним необычайно ласкова, когда прояснялось ее сознание, щедро делилась хлебом, которого им почти всегда не хватало. Но она никогда не называла его по имени.

Рос мальчик уродом. Другие нищие, — с ними ему приходилось встречаться, — рассматривая его удлиненное туловище и обезьяньи, почти до колен, руки, весело говорили:

— Слава аллаху, который так всемогущ и милостив. Он дал тебе тело, способное вызвать сострадание ближних. А народ подает тем, кого жалеет, и еще тем, кого вынужден бояться.

Парня, однако, эти пророчества не радовали. И вообще, его тяготило безделье. Злили люди, которые настолько привыкли к всевозможным странствующим монахам и нищим, что перестали обращать на них внимание, как бы те ни кривлялись и как бы уродливы ни были.

В базарный день в городе становилось шумно, по-праздничному многолюдно. Безродный обычно выходил на мост, стоял на нем, опираясь на палку.

Была середина лета, жара страшная. От яркого солнца у него слезились глаза, хотелось пить, а вода — она рядом, надо только спуститься вниз, но люди идут беспрерывной вереницей, так как единственный мост соединяет почти равные половины города, рассеченные широким арыком.

Но вот прохожие ускоряют шаг и, подобострастно сутуля спины, сходят с дороги. На мост въезжает красиво одетый всадник — купец и заводчик Уракбай, имя которого известно всем от истоков Аму до границ голубого Арала. За ним еще всадники. Видно, слуги.

Кони шагают неторопливо. Кажется, что и они важничают. Взгляд заводчика скользит поверх головы нищего. Но когда он с ним поравнялся, конь, испуганно заржав, отпрянул в сторону, поднялся на дыбы над самой водой. Оказывается, под ноги ему бросилась обезумевшая от мух и жары собака. Еще секунда, и конь с седоком окажутся в воде. Что руководило Безродным — желание спасти человека или жажда вознаграждения, трудно было сказать, только он бросился навстречу, схватил коня за расшитую уздечку. Грудью постепенно оттеснил испуганное животное обратно на дорогу.

Уракбай постарался не уронить своего достоинства. Кивком поблагодарив Безродного, он произнес степенно:

— Следуйте за мной, храбрый джигит.

Так Безродный стал верным хранителем хозяина. Уракбаю нетрудно было выгнать из сердца Безродного остатки жалости. Тот теперь оберегал заводчика во время длительных поездок, выполнял его тайные поручения. Случалось, что иногда приходилось убирать с пути тех, кто становился неугоден хозяину. Люди начали бояться Безродного, а ему это нравилось.

В революцию Уракбай лишился богатства. Стал пить. А однажды, в один из запойных дней, выхватив наган, стал стрелять по проходившему красноармейскому патрулю.

В завязавшейся перестрелке он был убит. Лишившись покровителя, Безродный бежал из города. Нужно было кормиться, и он занялся грабежом, делом для него легким и наиболее прибыльным.

...Так и не сомкнул глаз за ночь Безродный. В тело врезались жесткие стебли, он постоянно их отбрасывал, а те тут же выпирали в другом месте. Его грызла отчаянная тоска, закрадывался страх, только страх и ничего больше.

Утром солнце пригрело Безродного. Он высунул голову из-под халата, огляделся. Слева были густые заросли джингила, справа, шагах в ста, виднелась неказистая бедняцкая мазанка. Видно, ее хозяину принадлежало поле и джугара, на которой сейчас лежал Безродный, и потемневший от времени чигирь, окруженный свежими посадками тала.

День обещал быть теплым. Радостно взвивались в чистое небо жаворонки, надолго в нем замирая, откуда-то донеслось мягкое воркование голубя; хорохорились, выискивая оброненные на току зерна, грязно-серые воробьи.

Безродный еще не знал, куда он пойдет. Встал, отряхнулся и побрел по первой попавшейся тропинке. От невеселых мыслей было тягостно на душе. Он стал подумывать о том, что лучше всего самому заявить о себе. Но суд страшил его, потому что знал: прощенья не будет.

— Стой! Руки вверх!

Команда прозвучала как выстрел. Безродный шагах в двадцати от себя увидел юношу в милицейской форме, торопливо расстегивающего кобуру нагана. Страх — этот извечный враг человека — заставил совершить еще один опрометчивый поступок. Безродный кинулся в сторону, побежал.

Он слышал за своей спиной топот ног, слышал, как ему снова крикнули: «Стой! Стреляю!». Потом был сильный удар и слабый, похожий на щелчок кнута, звук выстрела.

Пуля попала ему в затылок. Милиционер подбежал, наклонился. Перевернул тело бандита лицом вверх.

— Безродный! Я ведь сразу узнал тебя. И целил-то в ноги. Ну, зачем ты, дурак, от меня побежал?!