Хозяйка болот

21

Где, черт возьми, моя одежда для бега? В округе Колумбия – по крайней мере до прихода Хью Адамсона – я бегала три раза в неделю в обеденный перерыв. В последний раз, когда я вышла на улицу, наш молодой эксперт по эффективности ждал меня у дверей моего кабинета и сообщил, что перерыв у меня час, а я только что превысила его на десять минут.

Но эти пробежки помогают мне оставаться в здравом уме. Они также помогают поддерживать форму для наших межсмитсоновских игр по софтболу, а я – главный отбивающий в команде отдела естествознания. Что за радость ударить, если нельзя потом еще и бежать. Отсюда мои пробежки по понедельникам, средам и пятницам. Обычно я начинаю с того, что пересекаю Национальную аллею и направляюсь к Смитсоновскому институту. Бегу мимо Музея авиации и космонавтики, затем вверх и вокруг здания Капитолия. Завершаю дистанцию у восточного крыла Национальной галереи, а затем остываю, пока иду через сад скульптур. Летом буду сидеть и смотреть, как там из фонтана бьет вода.

Это круглый бассейн размером с китовый аквариум с восемью струями; постепенно они становятся все выше, пока не сходятся воедино на высоте окружающих лип.

Достигнув пика, струи успокаиваются, уменьшаясь почти до размера питьевого фонтанчика. Я любуюсь, как они поднимаются и опускаются, пока не приходит время вернуться.

Сейчас, во Флориде, я бы даже не подумала бегать в обеденный перерыв.

Любой вид спорта на открытом воздухе приходится четко рассчитывать, чтобы избежать теплового удара.

На дне чемодана наконец обнаруживаются мои шорты и рубашка для бега. Я надеваю их, беру кроссовки и пораньше иду к Филу.

На пассажирском сиденье у меня лежит тот самый конверт из электросетей.

Если бы отец поехал по трассе 319 в сторону 263-го шоссе, то попал бы в Таллахасси.

Но он страстно ненавидел Таллахасси. Я направляюсь в сторону кольца, где шоссе 263 огибает аэропорт. Редко бываю в этой части города, и мне интересно, что могло привести папу сюда. Район вдали от университета, выглядит современным – широкое пространство, окруженные соснами дороги нашей маленькой столицы штата. Я поворачиваю направо в Содружество, как предписывает отец, но там нет номера улицы, и я с трудом представляю, куда он мог направиться. Завод по розливу «Кока-Колы»? Госпиталь? Некоторых фирм точно не было во времена моего отца – компании-разработчика программного обеспечения и биотехнологического центра с изображением большой ступни. Еду чуть дальше, а потом разворачиваюсь. На обратном пути я вижу самую маленькую из вывесок – «Флоридский отдел по охране рыбы и дикой природы» – и их эмблему. Сворачиваю и еду по очень длинной служебной дороге на парковку перед низким зданием, которое прежде даже не заметила.

Беру конверт. КРД ОПО. Прищуриваюсь, чтобы увидеть, что написано на стеклянной двери. «Комиссия по рыболовству и дичи, отдел правоохранительных органов». Папа ездил сюда на подготовку? Смотрю на часы. Уже пять. Выхожу и пробую открыть дверь, но она заперта. Я возвращаюсь и сажусь на капот машины с альбомом для рисования.

Здание неодушевленное – не моя специфика. Я рисую прямоугольник двери и копирую буквы, выведенные на стекле. Пятичасовое солнце отражается от фасада, и маленькие деревья усеивают парковку. Из-за этого рисунка я опаздываю на пробежку, но мне надо понять. Офицер выходит из двери, звеня большой связкой ключей, и поворачивает замок. Она примерно моего возраста и торопится. Я спрыгиваю с машины и подхожу к ней.

– Извините, офицер…

Она поворачивается.

– Могу ли я спросить вас, за что… гм… отвечает этот офис? Я имею в виду отдел правоохранительных органов.

Она смотрит в сторону парковки, потом на часы.

– Простите, что беспокою вас, просто…

Она декламирует строки должностной инструкции.

– Мы проводим тренинги, ведем учет, храним отчеты осведомителей, ведем базу данных, устраиваем проверки генеральных инспекторов, выпускаем еженедельный информационный бюллетень и тому подобное. Если вы вернетесь в рабочее время…

– Спасибо, я поняла.

Она спешит, может быть, как и я, опаздывает на встречу с кем-то.

Жилой комплекс примыкает к муниципальному парку. Как только я стучу, Фил открывает. Мы идем по дорожке к парку, и он наклоняется затянуть шнурки. Лэнс Эшфорд в униформе выходит из своей двери.

– Привет, Фил. Привет, Лони, – говорит он.

– Привет, Лэнс.

Он бросает на меня многозначительный взгляд.

– Надеюсь, ты держишься подальше от неприятностей.

Я не говорила Филу о странном инциденте с голубями. Лэнс пожимает руку моему брату и хлопает того по плечу. Мне же он говорит:

– Ты держишь этого парня в узде, Лони? Ты всегда была такой строгой. – Лэнс садится в свою патрульную машину, и я подхожу к окну со стороны водителя. Тихим голосом спрашиваю:

– Есть какие-нибудь новости о, э-э, почтовых голубях?

Он качает головой.

– Мы нашли несколько длинных белых волосков, запутавшихся в веревке, но они могли уже валяться на тротуаре, или какая-то лохматая собака прошла мимо и обнюхала птиц, прежде чем ты их нашла.

Я знаю только одно беловолосое существо, и это вообще не собака.

– Так что сказать могу немного, извини. – Что-то перед машиной привлекает его внимание, и он улыбается. Лэнс смотрит сквозь лобовое стекло и шевелит пальцами правой руки. Я слежу за его взглядом и вижу двух девочек по ту сторону окна. Малышки корчат рожицы и хихикают.

Иду в парк с Филом. Он снова затягивает шнурки. Может, и ему бег помогает оставаться в здравом уме. В смысле, брат же бухгалтер. Я бы от такой работы свихнулась.

– Готова? – спрашивает он, глядя на меня с той же улыбкой, что и в детском саду.

Никогда не забуду тот день, когда уезжала в колледж. Шестилетний Филипп посмотрел на меня и сказал: «Я не хочу, чтобы ты уходила». Мне следовало присесть рядом с ним, сказать, что я буду часто навещать их и что он никогда меня не потеряет. Вместо этого я развернулась и села в автобус, убегая от решающего момента, который с тех пор окрасил наши отношения.

Но пробежки могут наладить связь, я на это по крайней мере надеюсь.

У Фила ноги длиннее моих, он на двенадцать лет моложе и постоянно тренируется, так что у него есть преимущество. Я не бегала трусцой почти три недели, и мне приходится поднапрячься, чтобы не отставать. Мы проходим небольшое расстояние, огибая маленькое озеро.

– Темп нормальный? – спрашивает он.

Я глотаю достаточно воздуха, чтобы сказать: «Да, все в порядке!»

Брат указывает на свой телефон.

– Видишь? Он позволяет мне отслеживать длину и продолжительность каждой пробежки, а также затраченную энергию на основе моего ИМТ[3]. – Как же парень любит цифры.

– Эм, а можно помедленнее?

Слава богу, он замедляется. Затем говорит:

– Да, Барт сегодня подал иск. Похоже, процесс не займет много времени.

– Барт… что сделал?

У Фила даже одышки нет.

– Запустил наши дела с государством. Сказал, лучше сделать все через суд, типа мини-иска, чтобы мама быстрее получила свои деньги. Как только докажем, что папа был на дежурстве…

Я останавливаюсь.

– Фил, я же говорила тебе не делать этого! Тебе что, капитан Шаппель не звонил?

– Капитан?.. – Фил бежит спиной вперед.

– Фрэнк Шаппель, – говорю я, догоняя его. – Прежний босс папы.

– Зачем ему мне звонить? – Он снова разворачивается.

– Фил, вели Барту отозвать иск или… что он там должен сделать, чтобы все остановить.

– Почему? Что плохого?

– Мошенничество – вот что плохо. Если мы скажем, что папа был при исполнении, то фальсифицируем… документы. – Я пытаюсь говорить так, будто знаю юридический жаргон, но на деле просто бормочу. По всей вероятности, мошенничество, совершенное двадцать пять лет назад, всплывет во время дурацкого судебного мини-процесса и приведет к последствиям, которые я никак не могу сформулировать.

Фил держит свой устойчивый темп.

– Лони, как я уже говорил тебе, в бланке прямо написано: «При исполнении служебных обязанностей».

– Там стоит подпись Фрэнка Шаппеля?

Он пожимает плечами.

– Ты хочешь сказать, тебя не волнует, жульничаем мы или нет?

Сверху раздается тонкое чириканье. Каролинский крапивник.

– Лони, если мы этого не сделаем, как мы будем платить за содержание мамы?

– Содержание? – выдыхаю я. – Как бессердечно.

Фил движется вперед: шаг – вдох, шаг – вдох, ритм перкуссиониста.

– Ты понимаешь, о чем я. Ты собираешься взять все это на себя?

– Побежали, – говорю я. Разгоняюсь до предела, но Фил проносится мимо меня, как будто только что наступил на скейтборд. Вот из-за чего в конце концов ссорятся семьи. Деньги, правда и верность. Но в основном деньги.

Если брат не успокоится, деньги от этих пособий по смерти могут испариться, а сам Фил узнает некоторые факты, к которым не готов. О, какого черта Шаппель не позвонил моему брату?