Хозяйка болот

11

По пути к Филу заезжаю в больницу. Мы все вчера были так заняты домом, что никто не пришел к маме, а кто-то должен навещать ее каждый день. Она до сих пор не привыкла к тому, что вынуждена жить здесь, а как иначе? Среди коробок обнаружилась книга о травах, в ней есть несколько легких стишков, вдруг мать сумеет их запомнить.

– Мама, – говорю я. – Посмотри, что я нашла!

Она глядит на книгу. С тем же успехом я могла предложить ей свод законов Хаммурапи.

– В ней есть стишки о растениях и их особых свойствах, – продолжаю я.

Ни проблеска интереса. Прическа, которую Тэмми так тщательно уложила, с одной стороны примялась.

Я открываю книгу.

– Помнишь этот? Его написала знаменитая Анонимус.

Никакой реакции. Читаю вслух:

Лимонник развеетЗаботы, печали,Он сердце взбодрит,Чтобы вы не скучали.

Мама одними губами повторяет за мной последнюю строчку и кивает. Я втягиваю воздух. Похоже, стихи затронули те струны ее души, до которых не достучались иные воспоминания. Переворачиваю страницу.

– А вот про шалфей. Я знаю, что у тебя в саду огромный участок шалфея.

И читаю:

Шалфей наш – мудрая трава,Он счастье бережет.И кто хранит свой буйный сад,Забытым не умрет.

– Ну мы-то с тобой знаем, что это не так, – кисло говорит мать и смотрит прямо на меня.

Вся радость от книги испаряется.

– Ладно, мам, мне пора.

Я не вру. Мне и правда надо к Филу.

– Ненадолго ж ты заскочила, – хмурится она.

По пути к дому Фила в Спринг-Крик я встречаю жемчужно-розовый автомобиль, едущий в противоположном направлении. Генриетта! На следующем перекрестке делаю разворот и пытаюсь ее догнать. Наконец машина останавливается на пыльной заправке, а я подъезжаю с другой стороны. Выходит длинноволосая девочка-подросток – может, внучка?

– Это машина Генриетты? – спрашиваю я как бы невзначай.

– Кто такая Генриетта? – Она смотрит на меня как на чокнутую.

– Не знаю, твоя бабушка – или тетя?

– Тетя? – фыркает девушка. – Мадам, вы, так понимаю, здешняя?

– Да, а вы? – Я решаю не реагировать на «мадам».

– Я из Нью-Джерси. Дорогу не подскажете? Мне надо в Фернандина-Бич, а GPS-сигнал не ловит.

Достаю из бардачка карту Флориды.

– Ой, надо же! – восклицает девушка.

– Что такое?

– Да я и не знала, что кто-то эти штуки еще использует.

«А чего ж ты, такая современная, заблудилась?» Объясняю бедняжке, куда ей ехать, чтобы погулять на весенних каникулах, а сама украдкой посматриваю на машину и даже обхожу ее, чтобы взглянуть на номерной знак, как только девушка трогается путь. Нет, правда Нью-Джерси.

Из-за своей не очень стремительной погони и работы доброй самаритянкой я опаздываю на барбекю. Ближе к дому Фила миную большую расчищенную территорию с белым и серым песком. Все деревья вырублены и свалены в тлеющие кучи.

Этот распространенный во Флориде подход «резать и сжигать» мне сильно напоминает «изнасилование и грабеж». Метр зеленого дерна граничит с участком у дороги, через равные промежутки растут молодые пальмы. «Скоро открытие!» – гласит знак. Виллы Хармони, Белкрест Эстейтс… Как ни назови, суть одна: загубленная природа и еще более уродливые дома из гипсокартона. Правительство штата словно решило в «Монополию» сыграть. Я ускоряюсь и сворачиваю, чтобы разминуться с мертвым опоссумом, его красные внутренности торчат и блестят. Слева от меня – природный заповедник Уэст-Палм-Бич.

Подъезжаю к воротам на территорию.

– Я к Марроу, – говорю я охраннику в форменной шляпе, и он поднимает черно-белый шлагбаум. Все таунхаусы похожи друг на друга, но Тэмми повесила на дверь вышитый карман, в котором лежит приземистый карандаш и блокнот. Над ним красуется веселый стишок: «Коль дверь не открыли – то нас дома нет, оставьте записку, мы шлем вам привет!» Четверо крошечных человечков машут рукой из маленькой моторной лодки.

Я стучу, и, когда Фил открывает дверь, на улицу вырывается прохлада кондиционера. Брат в красном поварском фартуке держит тарелку с сырыми гамбургерами того же цвета, что и опоссум на дороге.

– Заходи, Лони.

Я колеблюсь и думаю: что со мной не так? Мой красивый, опрятный брат приглашает меня в дом. Мне полагается радоваться.

– Я как раз собирался бросить их на гриль, – говорит он.

Мы проходим через гостиную мимо столика с разложенными на нем веером журналами и направляемся к сияющему зеленому прямоугольнику прямо за раздвижной стеклянной дверью. Та отползает в сторону со звуком открывающегося шлюза, и мы снова оказываемся в ярко освещенном помещении.

Друг Фила, адвокат Барт Лефтон, сидит за пластиковым столом с бутылкой пива и улыбается своей широкой фальшивой улыбкой. Полагаю, Филу нужен был буфер – брат просто не мог остаться со мной наедине.

За ними поднимается дуга воды. Бобби и Хизер в купальных костюмах бросаются на голубые пластиковые горки.

– Привет, тетя Лони! – машет рукой Бобби, пока Хизер съезжает вниз. Он розовощекий и мокрый. Я бы хотела присоединиться к нему и его сестре, прыгать в воду, которая разлетается алмазными каплями и падает на мокрую траву.

Хизер доезжает до дальнего конца горки, встает и зовет меня, темный локон прилип к щеке и тянется ко рту. Шесть с половиной лет назад, когда Фил с тогда еще своей девушкой учились в старшей школе и Тэмми забеременела, я подумала, что будущему моего брата конец. Но сидя в округе Колумбия, я могла лишь дымиться от злости. После рождения Хизер я приехала сказать им обоим все, что думала. Но эта малышка схватила меня за мизинец, и весь мой гнев испарился.

Бобби раз за разом отважно ныряет на поверхность длинного голубого полотна. Мясо на гриле брызжет и дымится.

– Где, говоришь, Тэмми? – спрашиваю я.

– На скрапбукинге, – отвечает Фил и поворачивается. – Как они это называют, Барт, вечеринка по обрезанию?

– Ага. – Они смеются, как шестиклассники.

Фил понимает, что я представляю все буквально.

– На самом деле по обрезке. Они обрабатывают фотографии и помещают их в специальные альбомы. Джорджия, подруга Барта, тоже так делает.

– Ага, все свободное время на это убивает, – подтверждает Барт.

– Тэмми приводит в порядок кое-какие мамины старые альбомы, – сообщает брат, стоя вполоборота.

– Тэмми забрала альбомы?

Фил звенит лопаткой.

– Не злись. Мы сделали для тебя копии. – Он переворачивает бургер, и пламя на гриле вздымается. – Вчера она наткнулась на газетные вырезки, которых я никогда не видел. Они были в папке в конце альбома. Хочешь посмотреть? – Брат протягивает мне лопатку. – Пригляди минутку за мясом. И еще надо будет поговорить о деньгах. Новая разработка. – Он исчезает за раздвижным стеклом, оставляя меня снаружи с Бартом. Втыкаю угол лопатки в мясо.

– Лони, ты же без пива! – замечает адвокат.

– Все в порядке.

– Ничего подобного. – Он уходит в дом.

Дети бегают, катаются и смеются. Барт выходит с тремя бутылками пива, а Фил следует за ним с парой папок, забирает у меня лопатку и бросает бумаги на стол.

Барт подносит холодное пиво ко лбу, потом к виску, закрыв глаза от удовольствия.

Я беру верхнюю папку. Вырезки старые и перемешанные, Тэмми такое в свои альбомы взять побрезгует. Первый заголовок гласит: «Офицер охраны дикой природы Бойд Марроу спасает раненую птицу». На снимке мой отец стоит у ствола ниссы. Трудно сказать, но, вероятно, он как-то помог белому ибису. Фото мелкое, но папа улыбается. Я слышу слова Нельсона Барбера, как будто он заглядывает мне через плечо: «Видишь? Бойд не стал бы себя убивать».

Перехожу к следующей вырезке: «Местная студентка заработала стипендию».

Боже, ну и картина. Я в старших классах выгляжу так, будто у меня совсем нет осанки. Мои длинные волосы свисают по обе стороны лица, как едва приоткрытые занавески, и я сутулюсь, как высокая девушка, пытающаяся подстроиться под маленького парня. Моя мама, примерно такого же роста, стоит прямее. Она обнимает меня за плечо, но я дуюсь, отодвигая грудную клетку как можно дальше от нее, чтобы между нами был промежуток.

На следующем написано: «Аисту шторм не помеха» – и ниже более мелкими буквами: «У местной пары родился ребенок-торнадо». Мой отец держит Филиппа, здорового и крупного, но все еще запеленатого, перед поваленной сосной в нашем дворе. Мой брат родился без помощи врача или даже акушерки. Лишь позже я узнала, что низкое давление во время торнадо может вызвать ранние роды. А тогда я была напугана шумом ветра, криками моей матери и слизистой, воющей тварью, которая вышла из нее. Но я сделала то, что мне сказали, принесла полотенца и леску, чтобы перевязать пуповину. Как только ветер утих, я пошла через затопленный сад в поисках окопника, смешала измельченные листья с маслом, как велела мама, а потом стояла и смотрела, как она растирает мазь по крошечному телу, прежде чем запеленать его в большую фланель. Потом мы пробрались через упавшие ветки к грузовику. Отец нес ребенка и поддерживал маму. Никогда не видела ее такой слабой. Я села в такси, и папа передал мне Филиппа, осторожно положив головку на сгиб моей руки. Весь ухабистый и заваленный путь к больнице я смотрела на это существо, которое пришло в мир слишком рано, и молилась, чтобы оно выжило.

– Тебе как сделать мясо, Лони? – спрашивает брат.

Поднимаю голову и смотрю на слишком яркий огонь барбекю. Фил ждет ответа, даже не представляя, что предшествовало этому до боли обычному дню.

– Прожарь полностью.

Заметки в полном беспорядке. «Офицер года Бойд Марроу». Мой отец в свежевыглаженной форме стоит перед флагом штата Флорида и пожимает руку молодому и красивому Фрэнку Шаппелю. На заднем плане стоит еще один офицер, худощавый хмурый парень с оттопыренными ушами: «Лейтенант Дэниел Уотсон, экс-офицер года».

Последняя вырезка – самая старая: «Помолвлены: Рут Ходжкинс – Бойд Марроу». Длинные волосы матери завиваются на концах. У нее россыпь веснушек на носу и улыбка подростка, хотя мама скоро окончит колледж. Мой отец, кажется, едва сдерживает бушующее в нем дикое счастье. Они так молоды, вся жизнь впереди. Готовы свить семейное гнездо.

– Посмотри на вторую папку, – хмурится Фил.

Барт подходит к забору, окаймляющему канал.

Внутри очередная захватывающая электронная таблица. Фил поясняет:

– Все доходы мамы, включая наши взносы, по сравнению с месячной платой в больнице.

– Да. Ты показывал мне в офисе.

Мой брат хочет, чтобы я любила числа так же, как он, но я не могу.

Я веду собственный бюджет, но радости от подсчета не испытываю. Просматриваю листы. Отличие только внизу. Поднимаю глаза.

– Раньше все сходилось. Почему теперь нет?

– Потому что раньше, – говорит брат, – у мамы была ее рента.

– И куда она делась?

– Мне противно думать об этом.

– Что случилось?

– Кто-то обманул ее. Должно быть, это случилось прямо перед тем, как она упала. Мама обналичила аннуитет, чтобы покрыть какие-то якобы непогашенные платежи.

– Подожди, всю ренту? Кто? Как?

– Да, всю. Кажется, мошенники из-за рубежа. Работали довольно убого, но с мамой сорвали джекпот. Теперь их и след простыл, а нам платить налоги и штрафы по наличным, которыми пользуется кто-то другой.