Хозяйка болот

54

Панама-Сити – песчаный, продуваемый ветрами город. Где-то еще идут застройки; рядом с пляжем – старинный парк развлечений: колесо обозрения и американские горки, которые все еще работают, несмотря на бесконечную борьбу с солью и ржавчиной. Береговую линию называют Полоса Чудес, подразумевая, что она выживает не за счет мотелей и тиковых бунгало, а благодаря милости Божьей, как рыбаки в конце длинного пирса молятся и ждут с непокрытой, независимо от погоды, головой поймать собственное чудо.

Я останавливаюсь заправиться и накапливаю еще больше долгов по кредитной карте. Сверяюсь с распечаткой.

Все это время я искала миссис Шаппель. Я не разговаривала с этой женщиной с детства. Бывший муж назвал ее главной стервой мира, так что с ней может оказаться труднее, чем с Моной Уотсон и Джолин Рабидо вместе взятыми. Тем не менее она сама прислала записку.

Генриетта хотела что-то рассказать маме. Ту ли ужасную новость, которую я только что узнала? Или есть что-то еще?

Миссис Шаппель я запомнила дружелюбной женщиной. Она была из тех взрослых, кто не сюсюкает с детьми. Моя мать учила меня вести себя наилучшим образом на ежегодном барбекю в их доме.

Я всегда спрашивала: «Могу ли я чем-нибудь помочь, миссис Шаппель?»

Однажды она ответила:

– Что ж, думаю, ты можешь помочь мне убрать бокалы для пунша, Лони Мэй.

Мы с ней вместе пошли на кухню, и хозяйка спросила, кем я хочу стать, когда вырасту.

– Как я говорю Шари, девочкам теперь надо делать карьеру на случай, если Прекрасный Принц запоздает.

Она рассмеялась.

По какой-то причине я поведала ей то, что не говорила никому другому.

– Я надеюсь стать художником по естествознанию. Я прочитала об этой профессии в журнале, это настоящая работа.

– То есть иллюстрировать книги по знаниям? – спросила она.

– Я не знаю, почему у этого предмета такое наименование. Лучше просто художник-натуралист. Они рисуют птиц, жуков, растения и тому подобное.

Она отвернулась от стойки и посмотрела на меня так, будто видела не маленькую девочку, дочь человека, работа которого зависела от ее мужа, а человека с хорошей целью. Генриетта сказала:

– Что ж, мне нравится. И дай знать, когда добьешься своего. Хочу посмотреть на результат. – Она сжала губы, кивнула, удерживая мой взгляд еще пару секунд, а потом взяла чашу с пуншем.

Я останавливаю машину, чтобы посмотреть на мои распечатки. Я в полутора километрах от берега, в среднем районе одноэтажных каркасных домов. Проезжаю еще несколько кварталов, вижу припаркованный на улице жемчужно-розовый автомобиль и останавливаюсь позади него. У дома во дворе вместо травы белая галька.

Я стучу в дверь, и миссис Шаппель открывает. Ее лицо покрыто морщинами, но она сохраняет определенную бодрость духа, которая покинула мою собственную мать.

– Да? – спрашивает она.

Я все еще могу притвориться, будто ошиблась домом. Но духу не хватает.

Она поджимает губы.

– Миссис Шаппель, – говорю я наконец. – Я Лони Марроу.

Ее лицо почти незаметно вытягивается, а затем снова оживляется.

– Ну конечно. – Она делает вдох, колеблется. – Входи, дорогая. – Хозяйка усаживает меня на диван и идет на кухню. Затем возвращается и протягивает мне стакан лимонада, такого сладкого, что больше глотка не выпьешь.

– Ты выросла такой красавицей. Ты училась вместе с Шари? Нет, конечно, она чуть старше.

Вот что такое южные манеры. Они держат нас на поверхности, не дают нам говорить о важных вещах. Круги под глазами миссис Шаппель частично замазаны консилером, но никакая косметика не в силах скрыть такой темный оттенок. Она садится в розовом кресле напротив меня.

– Миссис Шаппель, мои соболезнования… насчет Стиви.

– Что ж, спасибо, дорогая.

Повисает пустая тишина.

– Миссис Шаппель, знаю, я вас беспокою. Простите. Я только… должна…

– Тебя мать послала сюда?

– Мама? Нет.

– Может, мне не стоило ей говорить. – Она прикладывает кончики пальцев к своей щеке. – Но когда Стиви не стало, у меня больше не было причин поддерживать эту ложь и дальше.

– Хотите сказать, что видели ее? Недавно?

Она кивает.

– Я приходила в… дом.

– И рассказали моей маме о… наркоторговцах?

– Да, я так полагаю, она передала все тебе. – Миссис Шаппель смотрит на свои руки.

– Нет. Моя мама… все забывает. Мне сообщил… капитан Шаппель. Он не хотел. – Острая боль пронзает горло, а грудь кажется гулкой пещерой.

– Ох, дорогая. Что этот человек тебе наговорил?

– Он сказал, что мой отец… был… – Я бормочу как слабоумная. Генриетта подходит и кладет руку мне на плечо, как учительница в первом классе. Легчайшее прикосновение.

– Дай-ка угадаю. Бьюсь об заклад, он сказал, что твой папа помогал наркоторговцам.

Я киваю, как ребенок.

– Ясно. – Повисает долгое молчание. – А потом сказал тебе, якобы он все узнал и велел твоему папе прекратить?

– Он сказал, что наркоторговцы напали на него и моего отца.

Она отходит от меня и идет через всю комнату за коробкой салфеток, которую и ставит передо мной. Я беру одну и сморкаюсь.

Миссис Шаппель – Генриетта – глубоко вздыхает.

– Ну, по крайней мере, последняя часть – правда.

– Какая?

– На твоего отца действительно напал тот, кто помогал наркоторговцам. – Хозяйка стоит у кресла.

– Значит, это точно не несчастный случай.

Сейчас она смотрит на меня мертвым взглядом. И отрицательно качает головой.

– И не… – Я выкашливаю последнее слово: – Самоубийство?

– О, конечно нет. Вот что я хотела рассказать твоей матери.

– Но мой отец, он…

– Твой отец слишком сильно верил в Фрэнка Шаппеля, я знаю. За все время в рыболовстве Бойд думал, что нет человека честнее. Порядочные люди никогда не думают, что те, кем они восхищаются, могут быть совсем не такими, какими кажутся.

Все приходит в движение, и я балансирую между тем, что знаю, и тем, чего не знаю.

– Погодите. Когда вы говорите «порядочные»… это про моего отца?

Генриетта кивает.

– А не про капитана Шаппеля?

Она двигает головой из стороны в сторону.

Я делаю глоток густого лимонада. Эта женщина явно презирает своего бывшего мужа. Но так ли она отчаялась, чтобы лгать?

Генриетта подходит и садится в кресло-качалку рядом с диваном, но наклоняется вперед, а не назад. Она смотрит на свои сложенные руки.

– Лони, я пыталась сказать твоей матери… – На худом лице миссис Шаппель читается тяжесть. – Видишь ли, Стиви… Фрэнк втянул своего собственного сына во что-то настолько мерзкое… – Она замолкает. Когда же находит силы продолжить, ее голос становится острым, как лезвие ножа. – И это погубило моего мальчика.

Она снова начинает говорить, так тихо, что мне приходится сползти на край дивана, чтобы услышать.

– Ты закрываешь на все глаза, чтобы спать по ночам. Я надеялась, Стиви сможет освободиться от этого ужаса. Что ж, в некотором роде у него получилось. – Генриетта откидывается назад и закрывает глаза, покачиваясь в кресле-качалке.

Я совсем запуталась. Этой женщине больно, и она говорит странные вещи.

Миссис Шаппель упирается локтем в подлокотник. Она смотрит на ковер.

– Когда наши доходы только начали расти, я не спрашивала, откуда деньги. Я выросла в довольно простой семье, мне нравилось, что мы можем позволить себе больше. Но потом какие-то сомнительные типы начали вести себя так, будто они меня откуда-то знали. И наконец мой муж завел любовницу, потому что мог себе это позволить. Тогда я ушла. Я выбрала бедность и гордость. Но не потому, что такая честная и не хочу брать деньги за наркотики. Я думала, что смогу защитить своих детей, но Стиви мечтал жить с отцом, и как только ему исполнилось восемнадцать, он вернулся туда. Фрэнк втянул его в свое грязное дело. Собственного сына, который его так боготворил.

– Погодите. То есть капитан Шаппель получал деньги от продажи наркотиков?

Она снова кивает.

– А мой отец?

– Бойд ничего не знал об этом. Возможно, только он из всего подразделения. Или, может, у него возникли подозрения, отчего он и привлек к себе внимание.

Координаты, написанные почерком отца, отдел по обеспечению соблюдения законов о рыболовстве и охоте. Та девушка, что запирала дверь, сказала: «…Принимаем отчеты осведомителей и тому подобное…»

– Я просто поверить не могу. Капитан Шаппель…

– О, этот человек такой хитрый. Он будет улыбаться и очаровывать тебя, а сам вонзит нож в сердце. Уж поверь.

– Так… вы знаете, что случилось в день, когда умер мой отец?

Она долго молчит.

– Лони, меня там не было. И я бы не назвала свой источник достоверным. Я уже бросила этого паразита Фрэнка Шаппеля, но он заявился сюда пьяным в ту ночь, когда все случилось, думал, я его утешу. После того как подружка устала от него, он приходил сюда раз в месяц или около того и умолял меня вернуться. Говорил, что никто никогда не сможет успокоить его так, как я. Я почти купилась. Но тот день все решил. Фрэнк заявился пьяным, не в своем уме, и рассказал мне свою версию случившегося, версию, согласно которой он не хотел убивать твоего папу, а только вырубил его. И не собирался бросать Бойда лицом вниз и с раной на голове, просто так произошло. И Бог должен простить его, ведь это был несчастный случай. Мне следовало сдать мужа еще тогда, я должна была вызвать полицию. Но он уже глубоко втянул в это Стиви. Я молчала, потому что думала, будто смогу защитить своего сына, уберечь его от тюрьмы. Оказывается, мой милый мальчик не только работал на этих парней, но и считался их клиентом. Возможно, в тюрьме ему было бы безопаснее.

Я так близко к краю дивана, что мне приходится упираться ногами, иначе упаду.

– Внутри меня будто сработал выключатель, – продолжает Генриетта. – Я не могла вернуть твоего папу и не могла никому рассказать, не вовлекая Стиви. Так что я выгнала Фрэнка отсюда, прежде чем он успел наплести мне еще что-нибудь. С этого момента я все силы бросила на то, чтобы увести сына прочь от Фрэнка, от этого скользкого бизнеса. Стиви пытался, он ложился в рехаб. И не раз. Он хотел стать лучше. Но яд продолжал тянуть его обратно. – Она прикладывает салфетку к морщинистой коже вокруг глаз.

Достаю выцветший чек, который сняла с холодильника перед выходом из квартиры, на обороте папины записи:

Фрэнк > Элберт > Дэн

Рации

кто еще?

– Миссис Шаппель, вам это о чем-нибудь говорит?

Она смотрит и кивает.

– Все трое каким-то образом были в этом замешаны. Я не знаю всего, но если тебе нужны подробности, Лони, придется поговорить с кем-то, кто мог получить более достоверный отчет о том, что происходило между ними и что именно случилось в день смерти твоего папы.

– И с кем же…

– С женой Дэна Уотсона. Моной. Мы с ней никогда не говорили об этом, но, думаю, она единственная из ныне живущих людей, кто мог слышать более правдивую историю от своего мужа.

Итак, Дэн Уотсон был там в тот день. И Мона знает правду, но отказалась сказать мне.

Я мчусь назад, останавливаясь только один раз из-за мигающих синих огней позади и дорожного патруля Флориды, который потрудился догнать меня и выписать штраф. Пока я жду, мимо проносится потрепанный синий пикап. Я беру квитанцию, ползу, пока патруль не скроется из виду, а затем снова ускоряюсь.