Хозяйка болот

22

Принимаю душ, нахожу в справочнике номер Шаппеля. Звоню, но ответа нет. И опять нет. И опять. Ему и надо-то было сказать моему брату: «Это я написал “при исполнении”, чтобы обеспечить вам страховку».

Я что, много попросила?

Звоню каждый час. Звоню ночью. Обрываю телефон, как отвергнутая любовница, вешаю трубку и набираю снова. Это выглядит нелепо, и я наконец ложусь спать. Встаю рано утром и звоню снова.

И тут я понимаю. Он пытался намекнуть мне, но я из вежливости постеснялась уточнить, что капитан имел в виду. Когда он предложил мне клюквенный сок, то сказал, что ничего другого не чувствует. Разве так не происходит с людьми, когда они больны или даже умирают? Он казался таким бодрым. А вдруг потерял сознание? Если бы он упал, кто бы ему помог? Шаппель может лежать там несколько дней, и никто не узнает.

Еду к нему домой. Небо затянуто тучами, а свисающие виноградные лозы затеняют крыльцо – прямо сцена из нуарного фильма. Звоню в дверь, жду, потом стучу. Жду еще немного, стучу сильнее. Если человек мертв, он не ответит, что бы я ни делала. Открываю сетчатую дверь и пробую ручку. До сих пор не могу поверить, что люди в Тенетки не запирают двери.

Я вхожу на цыпочках.

– Капитан Шаппель?

Вдруг он жив, просто переодевается? Было бы ужасно. Я кричу громче.

– Капитан Шаппель? – И тут я вижу его, полностью одетого, но лежащего навзничь. Ноги в коридоре, все остальное растянулось на кухонном полу. Дерьмо. Я наклоняюсь и кладу голову ему на грудь. Сердце бьется, но лицо в крови.

– Капитан Шаппель, – говорю я громко. Его губа распухла, а на стойке над ним кровь. На голове большая рана, которая соответствует размерам дверного косяка. Я беру телефон и звоню в 911, потому что даже маленький Тенетки знает, что такое чрезвычайная ситуация.

Когда приезжает скорая, я отправляюсь с ним в больницу. В пути он приходит в себя и говорит: «Лони Мэй!» Кажется, капитан не понимает, что происходит. Сейчас не время просить: «Пожалуйста, не называйте меня так».

– Должно быть, я потерял сознание, – говорит он, а потом снова отключается. Доезжаем до больницы, и медики забирают его. Я сижу и переживаю о нем, как о близком, хотя мы даже не родственники.

Долгое время спустя в приемную выходит врач.

– Мы оказали помощь мистеру Шаппелю, и его состояние стабильно. – Он разглядывает мое лицо. – Вы были там, когда он… поранился?

– Нет, я нашла его. Позвонила ему домой, он не взял трубку, я приехала, а он там лежит…

Доктор смотрит на меня. Я полагаю, они должны проверить версию с жестоким обращением с пожилыми людьми.

Я начинаю чувствовать себя виноватой, хотя не имею никакого отношения к его травмам.

Доктор бегло просматривает свои записи, затем снова глядит на меня.

– Возможно, он мог получить эти травмы при падении, но я должен сообщить в полицию, если мы заподозрим… что-то другое. Говорите, на кухонном столе была кровь?

– Да, я подумала, что он, не знаю, упал в обморок. Ударился о дверной косяк, затем о край стойки, затем… – Я бы и сама не поверила в такое на месте врача. – Могу я поговорить с ним?

– Какое-то время он проспит. Почему бы вам не пойти домой и не вернуться позже? Мы позаботимся о вашем… – Он делает паузу, ожидая, пока я обозначу связь. Его лицо спрашивает: отец? дядя? любовник?

– Я… друг семьи.

– Хорошо. Что ж, нет нужды здесь сидеть, но прежде чем уйдете, поговорите, пожалуйста, с Иоландой. – Из-за его спины появляется молодая женщина в халате. – Она запишет вашу контактную информацию.

Иоланда отводит меня в маленькую комнатку и не только записывает всю мою подноготную, но и задает вопросы: «Как долго вы знаете пациента?», «Являетесь ли вы основным опекуном пациента?» и «Зависит ли мистер Шаппель от вас в плане жилья или финансовой поддержки?».

Когда она спрашивает, есть ли у меня доступ к его банковским счетам, я говорю:

– Послушайте, наши семьи когда-то дружили. Я даже не живу в этом городе. Просто решила помочь, ради всего святого. Я не… что бы вы ни имели в виду.

– Хорошо, мисс Марроу. Не расстраивайтесь. Мы просто должны следовать процедурам.

Боже. Я беру свою сумку и ухожу.