Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Здесь корабль застрял на довольно продолжительное время. На другой день после его отпуска, 1 мая, к посланникам явился их пристав, капычи-баша, с жалобой, что у некоего паши жили два русских полоняника и, не дожив урочных лет, бежали от него на корабль. Пристав просил их с корабля взять и вернуть паше; «для указывания их от паши были присланы два турчанина». Посланники говорили, что не думают, чтобы на корабле были какие-нибудь беглые полоняники; у всех находящихся на корабле полоняников имеются свободные письма. Однако они пошлют на корабль для осмотра заподозренных и, если они действительно окажутся беглыми, прикажут их взять. На корабль были отправлены подьячий Федор Борисов и толмач Михайло Волошенин и с ними двое турок, присланных пашою. Вернувшись, подьячий и толмач доложили, что когда они приехали на корабль и заявили капитану о выдаче тех беглых, «буде они на корабле есть», то капитан им сказал, что никаких беглых полоняников у него на корабле нет и осматривать полоняников он никому не даст, и турок, приехавших с ними, на корабль не пустил[1044].

Того же 1 мая перед полуднем пристав явился к посланникам вторично с новым заявлением, что прислали его великий визирь и визирский кегая и велели сказать: великому визирю стало известно, что на царском корабле полоняников более 500 человек и в том числе многие беглые, о возвращении которых бьют челом великому визирю разных чинов люди, больше 100 человек. Если капитан тех беглых полоняников осматривать не даст, корабль будет задержан в гирле. На этот раз на корабль были посланы дворянин Гур Украинцев, сержант Никита Жерлов, подьячие Григорий Юдин и Федор Борисов с приказом капитану вновь пересмотреть всех полоняников; тех, которые окажутся беглыми, прислать на посольский двор и без ведома посланников в дальнейший путь в Черное море не ходить. Капитан ответил, что хотя он без ведома посланников с того места, на котором стоит, не пойдет, однако ж полоняников осматривать не даст, потому что беглых на корабле нет. «И на воинских-де кораблях никогда полоняникам осмотру не бывает». Если бы посланники все же стали настаивать на осмотре, пусть пришлют ему письменный указ «за своими руками»; тогда он, капитан, получив такой указ, бросит службу, «со всеми корабельными иноземцами с того корабля сойдет на берег и в належащей путь к Азову на том корабле не пойдет». Посылавшиеся на корабль дворяне донесли также посланникам, что, когда они были на корабле, подъезжали к кораблю в каюке начальные люди первых двух турецких городков, расположенных в проливе, и говорили, чтобы он, капитан, до тех пор, пока не будут осмотрены полоняники, «мимо тех городков на корабле не ходил. А если пойдет, то они по указу салтанскому станут по тому кораблю стрелять из пушек», на что капитан приезжим туркам говорил, что «он пушечной их стрельбы не боится, и та стрельба ему не страшна. А если-де они станут стрелять из пушек, тогда он не токмо что из пушек стрелять будет, но и самые те городки возьмет. И отпустил-де он, капитан, их, дворян и подьячих, с того корабля, не дав осмотреть полоняников»[1045].

Положение осложнялось; при горячем нраве Памбурга не исключена была возможность вооруженного столкновения между русским кораблем и турецкими крепостцами в проливе. Значительная часть рассмотренной выше второй беседы Маврокордато с посланниками, когда он прибыл к ним на посольский двор 2 мая, посвящена была улаживанию возникшего затруднения. Явившись к посланникам, Маврокордато начал речь с того, что он приехал вести с ними переговоры о мире, но должен это свое намерение отложить и сначала переговорить «о обидах и о своевольных необычных поступках, которые здешнему государству творит, зело непотребные и неугодные, корабельной их, посланничей, капитан Петр Памбурх». Нетрудно представить себе, как должен был ненавидеть капитана Маврокордато, которому столько раз приходилось улаживать вызванные капитаном недоразумения. Маврокордато говорил, что сегодня нарочно вызывал его к себе великий визирь и велел им, посланникам, сказать: «Для чего царский корабль без ведома и без указу пошел в путь от Константинополя? Конечно, их капитан чинит так для того, чтобы провезти тайно многих беглых и побусурманеных полоняников»[1046]. Он, визирь, немало удивляется такому своевольству. Приезжающие из всех других государств воинские и торговые корабли «от Царьграда таким тайным обычаем не отходят и нравам их, турским, противно ничто не чинят, а отъезжают, явясь у них в канцелярии, и им для свободного проезда даются без всякого задержания салтанские проезжие листы. А, не явясь, отъезжать ни в которых государствах не повелось!». Визирь просил корабль остановить и, пересмотрев полоняников, беглых и побасурманенных, отдать их тем, от кого они бежали, а если корабль посланники не остановят, то он будет остановлен по указу султана и мимо городков в Черноморском гирле пропущен не будет, о чем в городки посланы султанские указы. Посланники сочли нужным прежде всего объяснить уход корабля без проезжей грамоты. «О корабельном поведении, как в иных государствах приезжать и отъезжать кораблям установлено, они знают, но к здешнему поведению, как в государстве салтанова величества творится, примениться до сих пор не могут». Об отпуске корабля с ратными людьми и полоняниками и о проезжей грамоте они говорили рейз-эфенди еще на XX конференции, на что он сказал, что султанское величество и великий визирь «в том корабельном отпуске запрещения не чинят»; на корабль было дано султанское жалованье, дорожный корм — 200 камней сухарей. Проезжей же грамоты «и до сего числа не дано, неведомо для чего». Они, посланники, надеясь на рейзовы слова и полагая, что здесь корабли отъезжают по словесному объявлению и без проезжих грамот, велели капитану отходить «явным обычаем, как во всех государствах ведется», с пушечною стрельбою, и корабль пошел с места своего не тайно с такою обыкновенною пушечною стрельбою. Если бы им, посланникам, было тогда сказано, чтобы корабля в путь без проезжей грамоты не отпускать, они бы так и сделали. Что же до полоняников, то никаких беглых и побасурманенных полоняников на корабле нет, кроме вольных, которые являлись к посланникам с вольными листами, приходили на посольский двор явно, а не тайно, с разрешения турецких властей, и с посольского двора отвезены на корабль также не тайно; об этом знают их пристав, капычи-баша, и чурбачей, который у них на посольском дворе стоит всегда «безотходно» на карауле, а провожали тех полоняников с посольского двора на корабль чауш с янычарами. Может быть, такие беглые и «потурченые» полоняники приняты и живут у иных послов — у цесарского, у польского и у венецианского; у них, по слухам, набраны многие полоняники и без вольных листов, «однако же им запрещения в том нет и никакого осмотра у них не делается! А когда тем послом такого бесчестия здесь не чинится, то и им, посланником, давать осматривать царский корабль невозможно. И того они, посланники, не учинят, потому что ни в котором государстве воинским и посольским кораблям для полоняников осмотру не бывает и не ведется, да и в государстве-де салтанова величества французским, аглинским и галанским кораблям для таких полоняников осмотру никогда не бывало ж».

Маврокордато возражал: народ их, турский, «вопиет» о полоняниках на корабле царского величества, а не о полоняниках, живущих у других послов. Визирю сегодня подано до 100 челобитен, в которых написано, что на русском корабле беглых и побасурманенных полоняников, кроме вольных, с 500 человек. И поэтому визирь велел просить посланников, чтобы они «такому всенародному возмущению учинили прекращение», приказали пересмотреть полоняников и беглых побасурманенных отобрать. Для осмотра вместе с лицами, назначенными от посланников, визирь пошлет со своей стороны их посольского пристава, капычи-башу, и с ним чаушей. Если невозможно осматривать на корабле, то пусть велят это сделать на посольском дворе или просто спустить полоняников на берег, не водя их на посольский двор. Никакого умаления таким осмотром чести царского величества и им, посланникам, «никакого бесчестия не учинится». После осмотра кораблю будет без всякого промедления выдан проезжий лист. Без такого осмотра обойтись «никоторыми мерами невозможно». Те полоняники, «до которых никакого дела не будет, отпустятся без задержания по-прежнему на том же корабле». На указание посланников, что есть полоняники без вольных листов у других чужеземных послов, Маврокордато отвечал, что, когда тем послам будет отсюда отпуск, тогда и у них будет осмотр полоняникам и беглых отберут; об этом посланники и сами услышат, если проживут здесь до того времени.

Посланники продолжали утверждать, что народ турецкий, если действительно есть от него челобитье, указывает на корабль напрасно, «не разведав подлинно». Стольких полоняников, сколько челобитчики в челобитьях пишут, на корабле нет и не бывало; полоняников — малое число, и все они с вольными листами. Пришлось, однако, уступить. «И хотя, — продолжали они, — им, посланником, тех полоняников ко осмотру давать и не довелось, однакож по такому прошению великого везиря они велят их с корабля выслать всех на берег и пересмотреть», только чтобы при осмотре никого из полоняников напрасно не задерживали и до кого из них дела не будет, чтобы по-прежнему возвращены были на корабль. Маврокордато удостоверил, что при осмотре, кроме пристава и с ним визирского чауша, из турок никого больше не будет и те полоняники, у которых окажутся вольные листы, будут возвращены на корабль без задержки. Тотчас же при Маврокордато посланники отправили на корабль переводчика Степана Чижинского, поручика Степана Нарушевского, подьячего Григория Юдина и толмача Полуэкта Кучумова с приказом капитану, чтоб он всех полоняников, которые находятся на корабле, «велел собрать и отпустил для пeресмотра на берег; когда они будут пересмотрены и вновь привезены на корабль, велел их принять, чтобы турок для осмотра на корабль к себе пускать отнюдь не велел и в путь без ведома посланников не ходил…» Маврокордато выразил одобрение этим распоряжениям и удовольствие, что дело улажено. Посланники, еще раз удостоверив, что никогда они беглых полоняников не принимали, просили у Маврокордато «исправления и увещевания, если в том деле произошла неосторожность с их, посланничьей, стороны»[1047].

Пересмотр полоняников на берегу был произведен в тот же день, 2 мая. Переводчик Степан Чижинский и другие посланные для этой цели, вернувшись, докладывали посланникам, что с корабля при них перевезено было в каюках на берег полоняников мужского полу 109 человек, женского 40 человек. «И как-де тех полоняников с корабля на берег вывезли, и их на берегу пересматривал гражданского судьи товарищ, тефтедар, с товарищем своим да пристав, капычи-баша. И из тех полоняников отобрали они с вольными листами мужеска полу 29 человек да женского полу 6 человек и оставили их на берегу и отдали за свой караул, а сказали, что-де те полоняники, хотя и с вольными листами, только они в тех листах написаны турскими именами, а не русскими. И без ведома-де великого везиря тех отобранных полоняников они не отпустят. А достальные полоняники, 110 человек[1048], по-прежнему перевезены с берега на корабль»[1049]. Запись под турецкими именами давала повод предполагать, что носившие мусульманские имена полоняники приняли мусульманскую веру. На этом основании они и были задержаны. Впоследствии посланники сделали целый ряд попыток добиться освобождения этих задержанных полоняников, доказывая, что турецкие их имена не обозначают принятия ими мусульманской веры, что сами они неграмотны, читать и писать по-турецки не умеют, писаны были турецкими именами потому, что их так называли их господа в домашнем обиходе. О том, что они не принимали мусульманства, свидетельствует то, что они не были подвергнуты обрезанию. Турки ко всем просьбам посланников оставались глухи и наотрез отказывались их удовлетворить. Только тогда, когда посланники (30 мая), повторяя ходатайство, передали Маврокордато челобитную полоняников, где те «со многим рыданием» жаловались, что они помирают голодной смертью, что жены и дети их отправлены на родину, а они с ними разлучены, Маврокордато отнесся мягче и обещал просить визиря[1050].