Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Дело, однако, этим осмотром и отбором не кончилось. На другой день после осмотра, 3 мая, польский посол граф Лещинский присылал к посланникам своего поручика с заявлением, что от него бежали два поляка, которые скрываются на русском корабле, и с просьбой этих беглых людей отдать ему, послу. Посланники отправили на корабль для сыска этих беглых поляков подьячего Григория Юдина с присланным польским поручиком. Однако капитан Памбург производить осмотр им не дал, сказав, что у него таких беглых двух человек поляков на корабле нет и не бывало никогда. Но и турки не хотели успокоиться. Того же 3 мая пришел опять посольский пристав, капычи-баша, с просьбой от визирского кегаи (адъютанта) о сыске на корабле еще 11 человек беглых невольников. Посланники заявили, что «таким беглым полоняником на корабле быть они не чают, потому что вчерашнего дня все полоняники с корабля на берег высыланы и пересматриваны и у которых хотя и свободные листы явились, однакож похищены во вторую неволю и с иными разлучены напрасно». Капычи-баша со своей стороны возражал, что «вчерашнего дня высланы были полоняники с корабля на берег те, у которых были вольные листы, а беглые ухоронены. А что они, посланники, говорят о похищении и о разлучении некоторых полоняников, и те полоняники разлучены для того, что в свободных их листах написаны турские имена, а не русские, и потому-де чают они, что они обасурманены или бусурманиться хотели». Посланники доказывали, что беглых на корабле нет и что именование полоняников турецким именем не обозначает еще мусульманской веры; напрасно они так говорят, будто вчерашнего дня полоняники высланы были с корабля на берег только те, у которых «явились свободные письма, а иные ухоронены. Ухоронки никому не было, да и хоронить не для чего». И сам он, капычи-баша, знает, что они, посланники, беглых полоняников к себе на посольский двор не принимали, принимали только приходивших со свободными листами, «да и тех объявляли им, капычи-баше и чурбачею; капитану же накрепко приказывали, чтоб он отнюдь беглых к себе не принимал». Задержанные полоняники, носящие турецкие имена, мусульманской веры не принимали и принимать не обещались. Господа, у которых они служили, освободили их на волю и дали им вольные листы, а в листах тех назвали их именами, которыми они по своему обычаю в домах своих называли. Если бы эти полоняники были обасурманены или обещались бы принять мусульманскую веру, то господа их бы не отпустили. Капычи-баша подтвердил, что «они, турки, подлинно ведают, что посланники беглых полоняников на посольский двор не принимали и с посольского двора на корабль не посылали. А что-де капитан на корабле делает, и о том им по чему ведать?». И потому он настаивал, чтобы посланники непременно велели сыскать на корабле 11 беглых полоняников. Это же требование он повторил и на следующий день, 4 мая, прибавив, что есть свидетели тому, что беглые действительно находятся на корабле. Если корабельный капитан не даст их разыскивать и «учинится им, посланником, в том непослушен, и они б так и сказали. А Порта-де с ним управится»[1051].

Посланники отправили подьячего Григория Юдина за капитаном. Произошел горячий разговор. Изложив ему дело и передав слова капычи-баши, что в случае его непослушания, если он отыскивать беглых полоняников на корабле не даст, Порта с ним «управится», они обратились к нему с вопросом: «И они, посланники, хотят от него, капитана, ведать, как им в том поступить и какой ответ везирю учинить?» Капитан сказал, что «тех гроз турских он не боится. А для осмотру и сыску беглых полоняников на корабль турок пустить ему нельзя, потому что кораблю будет в том учинено немалое бесчестие». На французских, английских и голландских воинских кораблях никаких осмотров никогда не бывает. Если турки все же будут домогаться войти на корабль для осмотра и сыска, то «лучше ему принять смерть», нежели пустить их на корабль и позволить осматривать полоняников. Посланники увещевали капитана: «Велено ему во всем их слушать, и чтоб он во всем их и слушался, а противности не чинил и пустил бы на корабль для осмотра беглых полоняников четырех человек турок, а больше бы не пускал. Кораблю царского величества никакого в том бесчестия не будет. Иных государей воинские корабли царскому воинскому кораблю не в пример, потому что у тех государей учинены о том с Портою договоры, а у великого государя с салтаном никакого договора не токмо о кораблях, но и о мире договора нет. И чтоб он учинил так, как они ему приказывают». На замечание Памбурга, что если ему турок для осмотра и сыска на корабль пустить, то ему от французов, англичан и голландцев, живущих здесь, «великое будет бесчестие и укоризна», посланники говорили: «Напрасно он в том упрямится и их не слушает», так как корабль и на нем все люди вручены им, посланникам, а не ему, капитану, и что они приказывают, то он должен так и делать, а не своевольничать. Своим упрямством и непослушанием «чинит он, капитан, в деле великого государя препону и остановку. А и то бы он, капитан, ведал, что они имеют великого государя указ не только что ему приказать, но, по вине смотря, его и наказать. А французов и прочих иноземцев слушать ему не доведется, потому что они царскому величеству недоброхоты» и нарочно ссорят его, капитана, с турками.

Памбург, выслушав эти слова, говорил, что без совета всех корабельных людей иноземцев (штурманов и матросов) допустить осмотра невозможно ввиду грозящей ему ответственности, и привел пример: было здесь такое же «осмотрение» на венецианском корабле, и тот венецианский капитан приехал в Венецию и за то, что он пустил турок на корабль осматривать полоняников, был казнен смертью. И лучше ему здесь смерть принять, чем быть казнену где-либо по возвращении. Если они, посланники, непременно ему велят пустить турок на корабль для осмотра, пусть они велят ему и матросам на это время сойти с корабля. Посланникам следует обратиться к медиаторам, т. е. к послам, бывшим посредниками на Карловицком конгрессе, чтобы турки отменили осмотр. Осмотр, если он будет позволен, станет образцом на будущее время, и турки и впредь захотят так же поступать. «Знатно, турки о том к ним, посланникам, приступают, давая знак к зачатию войны. И конечно, надобно о сем медиаторам говорить, чтоб тот осмотр был оставлен».

Посланники возражали, что о том деле «медиаторам говорить не доведется потому: знают они, посланники, какие медиаторы царскому величеству доброхоты». Предложенный капитаном корабельный совет они решительно отвергли. «С штирманами и с матросами им спрашиваться не надлежит, потому что до того им дела нет, а подручны они в морском плавании ему, капитану. Также и иные государства им не пример. Всякое государство имеет свое право, а с иными в том не спрашивается. По указу великого государя присланы они, посланники, к Порте для договора о мире, а не для войны, и, будучи здесь, надобно поступать со всякою учтивостию, как и иных государей послы и посланники чинят, а противности никакой чинить не доведется… Отпуску ему, капитану, и иным корабельным людям с корабля на время осмотра не будет… Давно уже он им грозит своим отпуском, и то они предают ныне до времени терпению. Знатно, что к такому противенству и непослушанию наговаривает его некакой враг и нежелатель добра царскому величеству. И чтоб он непременно турок на корабль для осмотра полоняников пустил. Никакого бесчестия кораблю и унижения перед другими воинскими кораблями от осмотра не будет… Если великому государю в том осмотре покажется какое сумнительство, в том учинят ответ они, посланники»; он, капитан, может отговориться их приказом. Если же он ослушается и турок для осмотра не пустит, тогда они, посланники, от него, капитана, вовсе отступятся.

Капитан просил, если уже без осмотра на корабле обойтись невозможно, чтобы посланники дали ему о том письменный приказ «за своими руками». Тогда он этот их приказ исполнит: в их контрактах, как они наняты на службу, написано, что «всякие дела им чинить по письменным указом, а наняты они в службу на три года». Посланники сказали, что письменного указа о том к нему, капитану, не пошлют, и вновь подтвердили, чтобы он исполнял то, что ему приказывают, и словам их верил; если что случится, «они в тех своих словах не запрутся». Если он, капитан, нанят на службу на время, то «по должности своей надобно ему быть во всем послушну, а не противну. Они приказывают ему о том великого государя указом, а не собою».

На этих словах посланников разговор кончился, потому что Памбург, не особенно почтительно расставшись с посланниками, ушел. «И капитан, не учиня им, посланником, подлинного против того ответу, вышел от них, посланников, из палаты вон и пошел с посольского двора»[1052].

Вызвав пристава, посланники передали ему слова капитана, что на корабле никаких беглых нет, и повторили вновь, что полоняники третьего дня все были пересмотрены на берегу; ему, приставу, известно, что на посольском дворе беглых не принимали и на корабль не отправляли; челобитчики о своих беглых, будто они находятся на корабле, султану и визирю бьют челом ложно и напрасно, бесчестя их, посланников, тем напрасно. И потому «осмотру на корабле быть не доведется». Говоря теперь совершенно противоположное тому, что только что высказывали, уговаривая капитана, посланники заявляли приставу, что на других иностранных кораблях — французских, английских, голландских и венецианских — таких осмотров не бывает, и если такому осмотру быть на царском корабле, то тем «учинено будет им, посланникам, великое бесчестие. И для чего такое принуждение в осмотре тех полоняников чинится, тому они, посланники, выдивиться не могут, разве-де есть у блистательной Порты некакое иное намерение, а не к миру склонение!». Приведя все эти возражения и протесты против осмотра, посланники все же шли на уступку: «Видя непрестанные от великого везиря присылки, посылают завтра на корабль дворян для осмотра полоняников и чтоб везирь приказал для того осмотра послать от себя четырех человек турок. Если же таких беглых на корабле не окажется, чтоб челобитчикам за ложное их челобитье и за посланничье бесчестье учинено было жестокое наказание».

На уступку визирь ответил также уступкою. В тот же день, 4 мая вечером, «в отдачу дневных часов» капычи-баша вновь приехал от визиря: «Когда они, посланники, обнадеживают, что никаких беглых полоняников на корабле нет, то он, везирь, тому обнадеживанию верит, осмотр отставил и велел им сказать, чтоб корабль с того места, где он стоит, свесть завтра хотя каторгами (гребными судами) под Новое село, где они, посланники, стояли по приезде в Царьград, чтоб-де больше уже о том ему, великому везирю, от челобитчиков докуки не было». С ним же, капычи-башой, визирь прислал и проезжую грамоту кораблю. Поблагодарив визиря за присылку грамоты, посланники сказали, что завтра же рано утром прикажут капитану идти с того места, где он стоит. «А стоит корабль не для своей прихоти, но за противным ветром. А когда даст Господь Бог погоду добрую, и он тотчас пойдет в путь свой на море». Пристав настаивал, однако, на скорейшем уходе корабля, «говорил везирским именем с прошением, чтоб, убегая от челобитчиков и от докуки их», велели посланники провести корабль по проливу ввиду противного ветра каторгами и стать ему в устье пролива, чтобы затем, когда наступит благоприятная погода, из устья отправиться ему на море без замедления. А визирь для подъема и провожания корабля прикажет дать каторг сколько угодно. Посланники просили прислать две каторги, обещая, как только они присланы будут, приказать капитану «выпроваживать корабль теми каторгами на устье»[1053].