Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Посланники, однако, такой уступкой — разрешением плавать в Керчь — не были довольны. Они развивали широкие планы русской торговли по южным морям: «Керчь — город малый и незнатный, русским торговым людям привозных своих товаров продавать там будет некому» и покупать там турецких и иных заморских товаров будет нельзя, потому что никаких заморских товаров в привозе там не бывает, ниоткуда торговые люди ни с какими товарами к Керчи не приезжают; так как она от Царьграда в дальнем расстоянии. Пусть султан позволит русским торговым людям со всякими товарами ходить от Азова по Черному морю на кораблях «во все свои салтанские знатные места и в Царьград, а из Царяграда они могут ходить и на Белое море, и в Смирну, и в Египет, и в иные места». А взаимно и турецким купцам будет позволено приходить с товарами из Царьграда и из иных мест к Азову и к Таганрогу.

Маврокордато сослался на запрещение доступа в Черное море другим европейским народам. У султана недавно была дума в диване с великим визирем, с муфтием, казы-аскерями, кубе-визирями и с другими ближними людьми, на которой о черноморской торговле было многое «рассуждение», и там постановлено и утверждено, что так как торговым людям других государств: французам, англичанам, голландцам и венецианцам ходить по Черному морю на своих кораблях не дозволено, то и русским торговым людям разрешить ходить по Черному морю на своих кораблях невозможно. Если же русские торговые люди пожелают из Керчи ехать со своими товарами в Трапезунд, в Синоп или в другие города и места, то они могут для этого нанимать турецкие корабли, а царские корабли должны будут стоять, ожидая их возвращения, под Керчью. Посланники в возражение привели аргумент, на который они ссылались уже и раньше: «У царя состроен великой морской караван, в котором ныне готовых кораблей и каторг до 120, кроме иных мелких морских судов». Флот этот выстроен не для того, чтобы ему стоять на одном месте и «по морю хождения не иметь». Никогда не бывает, чтобы такие морские суда стояли на одном месте, не принося никакой прибыли[1023].

Очевидно, у Петра, в связи с прекращением войны с Турцией, когда оказалось, что азовский флот, по крайней мере в ближайшем будущем, для тех военных целей, для которых он был выстроен, не понадобится, явилась мысль приспособить этот флот для торговых операций по Черному морю. Может быть, даже высказывались планы и более дальнего плавания с коммерческими целями: в Средиземное море — в Смирну и Египет. Таким образом, сооруженный флот не только не был бы в убыток государству, но и приносил бы значительную прибыль. Эти мысли Петра о плавании военных кораблей с торговыми целями и о прибыли, которую вследствие этого будет давать военный флот, усвоенные из личных бесед с царем перед отправлением в посольство, Украинцев и приводил теперь в переговорах с турками. Сам он по собственному почину, не имея на то поручения царя, заговорить о таком новом назначении военного флота, разумеется, не мог. Что же касается указанного Маврокордато примера других европейских государств, которым доступ в Черное море «возбранен», то посланники заявили, что «те государства царским подданным торговым людям не пример, потому что из тех государств торговым людям приходить в Черное море на кораблях далеко и неспособно», поэтому они и ведут свои торги на Белом море и в Царьграде, а русским торговым людям по Черному морю от Азова в Трапезунд, в Синоп и в Царьград «ходить способно и сручно».

Тогда Маврокордато резче выдвинул свой главный довод против просимого посланниками разрешения. Черное море находится всецело во владении султана: оно — внутреннее турецкое море, «тем Черным морем и кругом его всеми берегами владеет один салтан, а иного государя к тому морю никакого владения, ни места нигде не бывало и ныне нет. И того ради и ныне и никогда плавания по Черному морю московским кораблям и никаким судам для торговли поволено не будет, понеже от веков никто из иных народов при владении турском не имел на том море плавания». «С великим прилежанием» исстари много раз просили и теперь еще просят французы, англичане, голландцы и венецианцы о разрешении плавания в Европе по Черному морю, а в Аравии по Чермному «ради купечества»; но в том им Порта издревле отказывала и теперь отказывает, «говоря, чтобы они никакой в том надежды не имели». Никогда им того позволено не будет. Для усиления аргументации Маврокордато прибег к метафорам. Оттоманское государство имеет эти моря, «яко чистую и непорочную девицу, и не токмо иметь на них кому плавание, но и прикоснуться никого никогда не допустит». Такое твердое намерение у Порты «никогда и ни для чего не отменится». Султан скорее пустит кого-нибудь в свои внутренности, чем даст позволение иным народам плавать по этим морям. Англичане и особенно голландцы добивались этого позволения в вознаграждение за посредничество в Карловицах, но «в том им Порта отказала и прошение их отставила».

Посланники, видя, что их домогательство в целом успеха иметь не будет, попробовали добиться частичного успеха и заговорили о пропуске от Керчи к Царьграду если не всего флота, которого, впрочем, в мирное время опасаться нечего, то, по крайней мере, «указному», т. е. определенному по соглашению числу кораблей. Маврокордато в ответ категорически заявил, что решению Порты, постановленному и утвержденному в диване, никогда перемены не будет. Может быть, эта резкость вызвала столь же резкое замечание посланников. Повторив, что царь строил караван не для того, чтоб ему стоять на одном месте, а «для морского хождения», посланники сказали, что если бы теперь не велось мирных переговоров, а продолжалась бы еще война, то царь и не просил бы у султана разрешения плавать своим кораблям по Черному морю: «Мог бы тот его царского величества караван при милости Божии и сам себе свободной путь сыскать и очистить». В этих словах звучало раздражение и что-то вроде угрозы. Маврокордато заметил, что раз уже заключается мирный договор, то вспоминать о войне и говорить таких слов не для чего. Но в заключение все же, прибегая опять к метафоре, высказал, что «по Черному морю иных государств кораблям ходить будет свободно тогда, когда Турское государство падет и вверх ногами обратится». Статья была отложена[1024].

Перешли к следующим статьям. Маврокордато выразил согласие на принятие статей представленного посланниками проекта: 9-й — о разрешении запорожским казакам плавать вниз по Днепру до впадения его в море и по днепровским притокам для рыбной ловли и для добывания соли, а также о разрешении им ходить в степь для ловли всякого зверя; 10-й — о том, чтобы крымскому хану в мирное время не нападать на русские порубежные места; 11-й — об улаживании во время мира всяких порубежных ссор между Московским государством, с одной стороны, и Турцией и Крымом, с другой, через послов, не начиная из-за них войны; 12-й — о свободе русским паломникам ходить в Иерусалим; 15-й — о сроке перемирия на 30 лет и 16-й — о подтверждении мирного договора через посольства.

Статья 13 о Гробе Господне и 14 — о свободе вероисповедания для православных поданных султана[1025] вызвали со стороны Маврокордато возражения. Султан этих статей в договор писать не велел. Святые места находятся во владении султана, а православные греки — его подданные. Кто может ему указывать в этих делах? Всякий в своем силен и волен, Маврокордато дал совет посланникам, не настаивая на этих статьях (13 и 14), действовать иным путем. Когда мирный договор будет заключен, тогда пусть государь напишет султану «просительную грамоту» о святых местах и о правах православных подданных. Сам он, Александр, обещает свое полное содействие по этому делу у великого визиря. Патриархи Цареградский и Иерусалимский также выражают желание, чтобы святые места были отданы православным, и «говорят единогласно: лучше всем православным христианом помереть, нежели Гроб Господень и святые места держать французом». Да и сами турки между собою говорят часто, что «напрасно они подданных своих отнятием святых мест оскорбили». Имея в виду такое доброжелательное отношение турок, патриархи могут, собравшись всем освященным собором, обратиться челобитьем в диван и бить челом султану. Он, Александр, надеется, что в ответ на такое челобитье святые места будут взяты у французов и отданы по-прежнему грекам; он не только в том деле «ходатайство учинит», но и половину имения своего за то готов отдать и не пожалеет и просит посланников положиться на него и поверить ему как православному христианину. Посланники указывали, что государь святых мест не для себя просит, а просит за султанских же православных подданных, имея о них попечение и видя, что эти православные подданные обижены и святые места у них отняты и отданы людям чужого государства, французам. Впрочем, они заявляют, что во всем полагаются на Маврокордато, ему верят и на статьях 13 и 14 настаивать не будут. Если он упросит султана и визиря о возвращении святых мест грекам, то не только получит за то себе вечную славу от всех христиан на сем свете, но сподобится и царствия небесного. Их словами о том, что великий государь имеет «попечение свое государское» о православных подданных султана, определено было отношение московского царя к православному населению Турции, отношение, которое установится затем на два столетия. Турки поэтому и не желали допускать статей о святых местах и о правах православных в мирном договоре; включение таких статей в договор, имевший для султана характер обязательственного акта, было для них неприемлемой формой вмешательства. В самом деле, выходило бы, что султан давал обязательство чужеземному государю установить со своими православными подданными такие отношения, которых требовал этот государь, и, таким образом, был бы связан и ограничен в своих суверенных правах относительно своих подданных. Единственной приемлемой тогда для турок формой вмешательства была «просительная грамота» от государя, на что посланники и принуждены были согласиться.

Попечение о православных султанских подданных было проявлено ими в ходатайстве, с которым они обратились к Маврокордато тотчас же после разговора о статьях 13 и 14 по делу сербской церкви, патриарх которой выгнан безвинно и проживает в Вене, а церковь патриаршеская ограблена и опустошена, и многие православные сербы и болгары разбрелись в разные государства, между прочим, в Далмацию и цесарское подданство, и там по собственной воле и по принуждению принимают католическую веру. Посланники просили Маврокордато ходатайствовать перед визирем, если прежний патриарх кажется турецкому правительству почему-либо неугоден, поставить нового патриарха, и тогда сербы и болгары вновь вернутся на родину из других стран, от чего Турецкому государству будет большая прибыль. Маврокордато согласился, что «церковь у сербов и у турок утеснена и разграблена и пособить тому стало трудно… Патриарх отставлен за то, что жил не как духовного чина человек и, оста-вя церковное, вступался во многие гражданские дела непотребно»; однако туда уже послан на его место другой патриарх. Во всяком случае, Маврокордато обещал «стараться» о сербской церкви[1026].