Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Между XVII и XVIII конференцией 12 апреля прибыл в Константинополь и явился на посольский двор «гетманской войсковой канцелярист батуринской житель» Иван Черныш, или Чернышенко, с пятью казаками, посланный из Москвы Мазепою 20 февраля с письмом к Украинцеву от царя, написанным Петром перед отъездом в Воронеж, и с инструкцией от Ф. А. Головина.

Петр, торопя Украинцева с заключением мира, уполномочивал его, если будет необходимо, на дальнейшие уступки сравнительно с теми, на которые он шел в письме, привезенном сержантом Жерловым. Украинцев мог уступить днепровские городки, не разоряя их, в целом виде, разрушив только «прибавочную работу», произведенную русскими после завоевания городков, т. е. уничтожив те дополнения и усовершенствования в крепостных сооружениях, которые были сделаны инженерами по распоряжению Петра[994]. Письмо с такими полномочиями, как видим, запоздало. Вопрос о днепровских городках был ко времени приезда Черныша уже разрешен, и разрешен гораздо более выгодно для России. Украинцев уступал городки не в целом, а в разоренном виде.

Ф. А. Головин писал Украинцеву следующее: «Емельян Игнатьевич. Наперед сего послан к тебе Преображенского полка сержант Никита Жерлов с письмами, и ты чини по тем к тебе посланным указам немедленно, давай ведать, что у тебя делается. А ныне послано к тебе сие письмо чрез гетмана и по восприятии сего, естли у тебя в докончание за помощию Божиею договоры идут, немедленно совершай; дай, дай Боже благополучно и чтоб совершити по тем указам. А будет турки токмо время продолжают, чтоб к сроку мирных договоров подвести и объявить трудные статьи, на чем с нашее стороны поставити невозможно, то изволь немедленно попроситься в ответ и объявить, совершенно поставя срок, что ты имеешь такой указ чрез сего гонца, что тебе дале сего сроку жить тамо не велено, понеже мы уже не надеемся миру за таким великим продолжением и для того выпроси ответу: мир ли хотят делать или войну и противу сего учинили б отповедь немедленно и больше того не живи»[995].

Черныш сопровождал посланников на XVIII конференцию и был представлен турецким уполномоченным. Когда при начале конференции вся свита из ответной палаты вышла, Украинцев сказал, что «вчерашнего-де дня приехал к ним с Москвы от царского величества гонец с его царского величества грамотою, чрез которого восприяли они, посланники, радостную и веселую ведомость, что он, великий государь его царское величество, на своих великих и преславных престолех Российского царствия со всем своим, государским, сигклитом пребывает в добром здравии. А с Москвы-де тот гонец отпущен февраля 20 числа. И того гонца он, посланник, им, думным людям, объявил. И думные люди, поздравя того гонца, спрашивали его о дорожном пути, все ли он благополучно ехал. И гонец говорил, что он, милосердием Божиим, тот свой путь препроводил здраво и благополучно. И, сказав и поклонясь думным людям, из ответной палаты вышел».

Турецкие уполномоченные начали переговоры на XVIII конференции с любезного выражения радости по поводу привезенных гонцом вестей о здоровье Московского государя[996]. Предметом переговоров была уступка земли к Азову с кубанской стороны, и этот спор занял четыре конференции: XVIII–XXI. На вопрос Украинцева, сколько будет уступлено земли к Азову в сторону Кубани, турки сказали, что так как к Азову уступлено много земли с крымской стороны, то чтобы он не домогался того же с кубанской стороны. Тогда Украинцев потребовал отвести землю к Азову по самую реку Кубань, заметив, что «опричь той реки определение рубежей на обе стороны учинить будет нечем». Кубань была бы наилучшей границей. Турки пришли в негодование. Это было действительно огромное пространство. «И думные люди говорили сердитуя, чтоб он, посланник, таких слов впредь не говорил и реки Кубани не поминал никогда…замерено у него, посланника, по ту реку Кубань много, чего никогда не бывало, и захватил, почитай, весь восток. А восточной-де государь — его салтаново величество, а иного государя нет. И у салтанова-де величества на востоке живут многие его подданные: черкесы, нагайцы и иные народы и ему-де, салтану, у тех своих подданных землю отнять и к Азову отдать неприлично и стыдно». Они и сами понимают, что Азову без земли быть невозможно, и потому предлагают уступить к нему земли в кубанскую сторону на один пушечный выстрел. Украинцев в ответ доказывал, «выводя пространно», что азовские и кубанские степи велики, «протязаются на многие мили, где в иных местах никогда еще никто из нагайцев или ис черкес и ис кубанцев и не бывал». Все эти народы живут за рекою Кубанью, а по сю сторону Кубани к Азову никогда не кочевали и ныне не кочуют; «та азовская степь по самую реку Кубань впусте; владели ею наперед сего азовские же жители и им, думным людям, стоять тут не за что».

Когда будет установлен рубеж по Кубани, между обоями государствами утвердятся любовь и дружба, потому что всякие ссоры бывают из-за ближних рубежей, а такой отдаленный рубеж, как Кубань, не будет поводом к ссорам. Предлагая земли на пушечный выстрел, они не знают прежнего владения азовских жителей. Не оставил, конечно, Украинцев без возражения и то положение турок, что султан — единый восточный государь. «А что они, думные люди, говорят, что на востоке владеет землями один государь — их салтаново величество, и то они говорят, не справясь, есть на востоке и у великого государя, у его царского величества, в державе многие городы и земли, и сердитовать… и унимать им его, посланника, непристойно»[997].

Итак, Украинцев требовал территорию по Кубань, а турки предлагали пространство на один пушечный выстрел, что при свойствах тогдашней артиллерии было не особенно много, едва ли тогда самые дальнобойные орудия били далее версты. С этих крайних пунктов стороны на следующих конференциях, много споря и препираясь, пошли, однако, навстречу друг другу. Украинцев на XIX конференции доказывал, что к Азову и прежде принадлежала земля на многие мили, а теперь ее пространство следует увеличить, потому что теперь в Азове «и жителей устроено множество, и ратных людей перед прежним гораздо больше». К тому же часто приходят все новые ратные люди с Дона «и из иных мест, которые в городе не живут, а стоят за городом и в степях. И тем ратным людям и азовским жителям довольствоваться такою малою землею для пастбищ невозможно» и пашни завести негде. Что касается значительных будто бы земель с крымской стороны, то «он, посланник, рассуждает и объявляет самую правду», что в ближайших окрестностях Азова (миль на двадцать) — это неугожие места, тростники и болота, и заливает их вода, а пашенных земель и сенокосных мест нет, не только что «огороды и пашни заводить и сено косить, но и скота выпустить за водами и болотами невозможно». Вот почему он, посланник, и просит земли с кубанской стороны и «лишней земли не просит, а говорит о том, без чего пробыть тому городу невозможно». Если султан уступил землю к Азову с крымской стороны, то следует уступить и с другой стороны: а земель с той, кубанской, стороны у султана много, уступить и поделиться есть чем. Если не удовольствовать азовских жителей достаточной землею, то будет всегда вражда между подданными обоих государств, потому что ссоры и всякие вражды происходят тогда, когда «одна сторона в землях не удовольствуется, а другая будет довольна чрез меру в лишек, и неудовольствованная сторона будет въезжать в чужое владение». Близость рубежа к Азову будет грозить опасностью набегов со стороны нагайцев и иных народов, которые станут подъезжать к Азову «воровскими чамбулами» и будут хватать на жнитве и на сенокосе и на рыбных ловлях азовских жителей в полон[998].

Турки, возражая на аргументы Украинцева, говорили, что «ему, посланнику, хвататься за многое непристойно и ненадобно. За многие уступки, сделанные султаном, надо и с русской стороны сделать султанову величеству какое-нибудь „повеселение“, хотя бы тем, чтобы не домогаться многих земель к Азову с кубанской стороны». На указание посланника о многолюдстве в Азове ратных людей и жителей, которым нужны многие земли и угодья, турки заметили, что это не причина: с заключением мира держать в Азове так много ратных людей не следует. Если держать в Азове много ратных людей, то они «будут разъезжать в дальние тамошние места за добычей и будут сталкиваться с салтанскими подданными и чинить всякое неприятельство». На опасение Украинцева, что ногайцы будут нападать «воровскими чамбулами», турки возражали, что «о тех воровских чамбулах и подъездах будет им заказано накрепко». Если приазовские земли с крымской стороны «водяны, и худы, и беспашенны», то пусть русские уступят эти худые земли султану, а султан в обмен даст столько же земли с кубанской стороны. «Напрасно он, посланник, много говорит и толкует о пространстве чужих земель. Всякому государю от Господа Бога дано. А хотя у кого и много государств и земель, и того даром и напрасно отдать жаль и непристойно. И у царского величества много есть в державе государств и земель, однако он в державу свою прибавляет, а не убавляет. И чтоб он, посланник, ведал подлинно, что у салтана, и у великого везиря, и у всей думы оттоманской постановлено с кубанской стороны дать к Азову земли разве малое что, а большого пространства в землях с кубанской стороны никогда не дастся»[999].

Украинцев по поводу турецких возражений заметил, что «ни о каких иных землях он не говорит и у салтанова величества государств и земель много ль или мало тому не завиствует, а говорит с ними о той земле, без чего Азову городу пробыть невозможно»; малой земли он не примет, а должны азовские жители владеть землею и всякими угодьями так, как исстари бывало. Турки привели историческую справку: предки великого государя держать Азова в своем государстве не пожелали, а уступили его султану, потому что им были от этого города великие убытки. Да и султан держал его с такими же великими убытками и ратным людям ежегодно должен был присылать денежное и хлебное жалованье, а своей пашней они никогда не довольствовались и пашенной земли имели всего только на один пушечный перестрел, да и той сполна не владели, опасаясь набегов царских ратных людей[1000].

Когда с русской стороны все аргументы за отвод больших земель в кубанскую сторону (и необходимость для азовских жителей иметь земельные угодья в кубанскую сторону, так как земли в крымскую сторону плохи, и многолюдство в Азове ратных людей, и условия безопасности, и предотвращение столкновений между подданными обоих государств, и обилие кубанских земель, так что можно ими поделиться) были исчерпаны, а со стороны турок все возражения против такого отвода были высказаны, начался в настоящем смысле слова торг между сторонами.

На XX конференции рейз-эфенди пошел на уступку и вместо предложенного раньше расстояния на пушечный выстрел предложил расстояние на два часа езды. Украинцев, со своей стороны, также начал сдаваться и уже вместо всего пространства до Кубани попросил поделить это пространство пополам; предложение это не успокоило турок, наоборот, по заявлению рейзэфенди, у них «не только мысль, но и сердце разожгло». Видя неуспех своего домогательства, Украинцев пошел дальше и, заметив, что хотя он на то полномочия и не имеет, но берет дело на свою ответственность, объявил «последнее намерение» — расстояние на один летний большой день езды, прибавив при этом, что у султана для ногайцев и других народов останется Кубанской земли еще дней на десять и больше езды. Рейз-эфенди возражал: от Азова до Кубани столько земли, как указывает посланник, не будет, будет только на четыре дня езды, считая в день пять часов езды. Но со своей стороны он надбавил еще час, уступая от Азова в кубанскую сторону расстояние на три часа езды. Украинцев ссылался на показание одного азовского полоняника, попавшего в плен к ногайцам, присланного на посольский двор Маврокордато, что ногайцы от Азова ехали до Кубани скорою ездою 8 дней, и предложил, если туркам не нравится писать в договоре день езды, написать 15 часов езды, на что ему рейз-эфенди заметил, что у турецких вельмож обычай такой, что больше 5 часов в день никогда не ездят, и что, таким образом, он запрашивает расстояние в три дня езды. Согласились проект статьи об уступке к Азову земли написать, а для обозначения расстояния оставить пока в строке пустое место[1001].