Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

Посланники встретили предложение крайне отрицательно, заявив, что на такое предложение согласиться им нельзя, потому что они не имеют на то государева указа, и приводили затем целый ряд аргументов против устройства нового перевоза. Начинается новое и неожиданное дело: для чего туркам понадобился новый перевоз, они не знают, но им кажется, что для какого-нибудь «вымысла» и для переправы ратных людей или для пристанища ратным людям. Новое поселение будет находиться в опасности от разбойников — запорожских казаков, которых не унять от нападений, так как они начнут ходить тайно, украдкой (здесь посланники забыли о том, что раньше при переговорах о разорении городков они же уверяли турок, что городки как защита от запорожцев не нужны, потому что запорожцев царь держит в строгом повиновении и никаких набегов с их стороны быть не может). Однако на такой непримиримой позиции посланники держались недолго и, «видя их, думных людей, в том деле такое прошение и притужание, а к тому и имея у себя о том великого государя указ», как замечено в «Статейном списке», вопреки только что сделанному открыто заявлению о неимении указа, стали уступать и соглашаться на устройство между Очаковом и Казыкерменем, на одной стороне Днепра, небольшого поселения в 50 человек для содержания перевоза с тем, однако, чтобы никакого укрепления там не строить[981]. Тщетно турки доказывали на этой, XIV, и на нескольких дальнейших конференциях, что речь идет только о «сельском ограждении», только о небольшом «ровике или валике… как у них бывает и делают ровики небольшие около виноградов для безопаства от скота, чтоб, ворвався, какое животное не учинило тому винограду вреда». Тщетно говорили, что у них «и у малых самых деревнишек для скота и всякого безопаства бывает кругом городьба тыном или каким окопом», русская сторона ни о каких даже самых незначительных и чисто деревенских ограждениях и укреплениях не хотела слышать, высказывая опасения, что турки вместо разрушенных городков замышляют постройку новой крепости — «вымышляют еще вновь иной Казыкермень»[982].

Споры шли весьма жаркие. Обе стороны грозили разорвать на этом вопросе переговоры. Украинцев бросил туркам упрек, что, должно быть, султан и великий визирь «к такому нововымогающемуся селу… наговорены от некакого злого и обоим государствам нежелательного и недоброхотного человека», который достоин суда и в сем веке и в будущем. Турки говорили, что если им не позволено будет устроить перевозного села, то они потребуют разорения не только днепровских, но и приазовских городков, на что Украинцев заметил, что ему в ответ на такие слова остается молчать и терпеть, что он, «слыша такие их противные слова и толкования, молчанию и терпению себя предает». С рейз-эфенди сделалась уже описанная выше истерика, он грозил бросить все дело[983].

22 апреля посланники через посыльного объявили Маврокордато крайнее предложение: в договоре упомянуть о селе для перевоза, в нем — 50 человек жителей, но чтобы около этого села никакой городовой и оборонной крепости не было, «а обвесть его плетнем для бережения скота от зверя и чтоб скот в жито не ходил». Маврокордато, однако, не согласился писать в договоре об окружении села плетнем, находя такие подробности слишком мелочными и неуместными в государственном акте, заключаемом между двумя монархами: «А чтоб плетнем огораживать, и такой договор к государственному и к монаршескому лицу не приличен да и говорить о том непристойно. А чтоб тому плетню сделану быть после договору и на письме б об нем ничего воспомянуто не было». На XX конференции Украинцев опять объявил, что на устройство села он согласен, только без всякого ограждения: «…а с валиком тому поселению быть поволить им немочно». Рейз-эфенди ссылался на пример такого поселения с ограждением на венгерской границе, что сверх упоминания о валике и рве в договоре будет упомянуто, чтобы в это поселение пушек и другого оружия и воинских припасов не ввозить и там их не держать[984]. Эта оговорка была принята и в окончательном тексте договора. Статьи о разорении городков, об уступке разоренных мест Турции и о перевозном селе были формулированы так: «Дабы путешествующих и торговых людей проходу и переезду и к пригону перевозных судов водяных место было на одной коей ни есть стороне из дву берегов Днепровых, на середке меж Очаковым и разоренными Казыкерменскими городками, и от Оттоманской империи село да построится, и село приличного ямою и окружением да обведено будет; однако никакая крепость да не сотворится, ниже во образ городка и твердыни да приведется, и ни пушки, ни воинские приуготовления, к воинским ограждениям надлежащие, и ни воинский полк в нем да не поставятся, и морские воинские корабли и каторги к тому селу приведены да не будут»[985].

Разорение днепровских городков с возвращением их территории туркам было тяжелой для России уступкой, чем и объясняется упорная борьба русских посланников за эти городки. Приходилось отказаться от значительной доли успехов, с немалым трудом достигнутых в турецкую войну.

На завоевание днепровских городков, которое произошло одновременно с завоеванием Азова, в нашей исторической литературе обращалось сравнительно мало внимания, и понятно почему: все внимание направлялось к Азову, где действовал сам Петр. Его личность привлекала к себе взгляды историков. То, что сделано было на Днепре без него, хотя по его же инициативе, оставалось в тени; а между тем эти результаты были не менее важны, чем те, которые были достигнуты приобретением Азова. Можно сказать, что это были одинаково существенные части одного и того же дела. С завоеванием Азова Россия подходила к Азовскому морю и через него к Черному с восточной стороны от Крыма. С завоеванием днепровских городков, расположенных у самого устья Днепра, Россия подходила к тому же Черному морю с западной стороны. Крым, это вековое гнездо хищников, в течение целых столетий державшее в тревоге население русской равнины, оказывался под контролем с двух сторон. Крымской тревоге наступал конец. Сдавленные с обеих сторон крымцы должны были прекратить свои разрушительные набеги на южнорусские пространства.

Теперь с отказом от днепровских завоеваний приходилось лишиться опорного пункта против Крыма с запада, отойти от подступа к Черному морю с этой стороны. Эта жертва приносилась во имя надежд на будущее, для новых перспектив, открывавшихся на севере. Тем крепче русская сторона должна была держаться за Азов. Переговоры об Азове начались на XIV конференции 20 марта и продолжались до XXI конференции 27 апреля, заняв, таким образом, 8 конференций. Переговоры сосредоточивались около двух вопросов: о приазовских городках и об уступке к Азову земель в сторону Кубани. Как известно, в окрестностях Азова устроено было несколько небольших крепостей, составлявших с ним общую систему; таковы были Таганрог, Павловский, Миус. В проекте мирного договора, представленном посланниками еще на III конференции, статья об Азове была формулирована так: «Быть в стороне царского величества Московского городом на Дону: Азову со всеми к нему приналежащими старыми и вновь построенными приморскими городками и землями, каковы они именами и на которых местех ныне имеются и содержатся»[986]. На XV конференции 25 марта турки предложили свою редакцию статьи, переданную в «Статейном списке» так: «Азов город с городками, понеже во владении царском суть, сызнова мирно да пребудут в его ж державе». Украинцев возразил, что он такой «неимянной» статьи об Азове не примет, и требовал, чтобы турецкие уполномоченные непременно упомянули названия приазовских городков, чтобы написали Азов город «со всеми старыми и новыми городками, назнача их именами», на что турки ответили, что «они имян тех городков не знают и не ведают и писать того на бесчестье государству своему не будут». Тогда Украинцев, заметив, что если им городки писать «именами» трудно, предложил упомянуть о них в общей формуле: «Азову городу и к нему принадлежащим старым и новым городкам; и крепостям донским и приморским, каковы они именами ни есть и на которых местех ныне имеются и содержатся с землями и водами, быть в державе его царского величества»[987].

Вопрос, следовательно, шел не о существе дела, а только о форме. Турки уступали Азов с городками, но не хотели перечислять городков или вообще оговаривать их подробнее. Украинцев требовал если уже не именного перечисления, то такой оговорки. Украинцев объяснял, что он желает перечисления городков потому, что городки находятся в разных местах и город от города расстоянием миль по десяти и больше. Если б городки были в одном месте, он бы о том не говорил, а согласился бы на редакцию, предложенную турками[988]. Он желал точности, боясь, очевидно, как бы впоследствии не возникло спора о том, какие городки уступлены с Азовом и какие нет. Турки не желали перечислять городки, видя в этом бесчестье своему государству, опасаясь молвы, «людского переговору и подозрения». Маврокордато пытался было сослаться на происходившие будто бы раньше между сторонами и занесенные в запись его сына разговоры о том, чтобы от Азова до Керчи[989] «никакому городовому строению и поселению не быть, а быть той всей азовской степи впусте». Украинцев категорически опроверг эту запись. Речь шла о пространстве от реки Миуса до Перекопа — это пространство должно быть незаселенным, но по другую сторону реки Миуса (к Азову) городки, крепости и другие поселения со всем, к ним относящимся, остаются в прежнем состоянии, а не «впусте»[990]. На XVII конференции 10 апреля обе стороны выступили со своими редакциями статьи об Азове. Была принята редакция Маврокордато: «Азов город и ныне к нему на-лежащие все старые и новые городки и меж теми городками лежащая земля и вода, понеже во владении царского величества российского суть, паки тем же образом мирно да пребудут в державе его ж величества». Украинцев на статью согласился, и ее велено было написать в черновую запись договора[991]. В окончательной редакции договора статья 4 была сформулирована следующим образом: «Азов город и ныне к нему належащие все старые и новые городки и меж теми городками лежащие или земля или вода, понеже во владении царского величества суть, паки тем же образом всемерно его ж царского величества в державе да пребудут»[992].

Когда с вопросом о городках было покончено и, таким образом, граница приазовских земель с крымской стороны была определена (река Миус), перешли на той же XVII конференции к другому вопросу о землях, которые должны были быть отведены к Азову с другой (кубанской) стороны. «А потом, — читаем в „Статейном списке“, — чрезвычайной посланник говорил думным людям, что-де в той статье написано о землях и о водах и о городах только с одну сторону, а о другой-де азовской стороне, что по Кубани к Темрюку и к Тамани, ничего у них, думных людей, в той статье не написано, и с ним, посланником, в словах по се время у них еще о том не было». Сделав такое заявление, Украинцев пригласил турок договориться с ним о землях и в кубанскую сторону «и учинить бы тем землям также определение и рубеж»[993]. Переговоры по этому вопросу начались на следующей, XVIII конференции 13 апреля.