Петр I. Материалы для биографии. Том 3, 1699–1700

В течение 1700 г. боярский список терпит дальнейшие изменения[355].

На 1 января 1702 г. в составе думных чинов насчитывалось: бояр 30, кравчих 2, окольничих 22, постельничих 2, думных дворян 20, стряпчих с ключом 2, думных дьяков 8, всего 86 человек. За три года, как видим, думный состав сильно сократился, с 112 до 86 человек. Особенно поредели старший чин бояр, потерявший четверть своего состава, спустившийся с 40 до 30 человек, и чин окольничих, потерявший еще более, почти ⅓ состава, спустившийся с 32 до 22 человек. Смерть уносила старых бояр и окольничих, а новых пожалований, которыми могла бы восполняться убыль, почти не производилось. Единственное пожалование И. А. Мусина-Пушкина в бояре в 1699 г. было, должно быть, последним случаем в этом роде. В окольничие никто возведен не был. Старая Боярская дума начинает вымирать естественною смертью. Это вымирание станет еще более наглядным, если припомнить, что за десять лет перед изучаемым моментом по списку 200 г. (1691–1692 гг.) число членов думы было 182, в том числе бояр 66, окольничих 58, думных дворян 39, думных дьяков 13. Число кравчих, постельничих и стряпчих с ключом не изменялось, равнялось 6. Из этого сопоставления видно, что состав думных чинов за десятилетие уменьшился с 182 до 86 человек, т. е. более чем вдвое[356].

Тот значительно с каждым годом сокращавшийся личный состав думных чинов, который внесен в боярские списки, был все же гораздо шире того наличного состава этих чинов, который за каждый рассматриваемый год находился в Москве. В списке всегда некоторое число членов думы отмечено отсутствующими из столицы, причем еще отмечены не все, которые действительно отсутствовали[357].

Следовательно, число находящихся в столице членов думы всегда значительно меньше числа значившихся по списку. Из наличных членов думы не все, однако, приглашаются на заседания думы, так что число приглашаемых бывало всегда еще меньше числа наличных. В одном из столбцов Разрядного приказа находим несколько документов, проливающих, правда, лишь очень неполный и слабый свет на собрания думных чинов, происходившие в период времени с октября 1699 г. по начало апреля 1701 г. Это записи о рассылке подьячих Разряда «повещать» членам думы о собрании, приглашать на заседания. По ним видно, что собрания думных чинов происходили и члены думы приглашались 13 октября и 22 декабря 1699 г., 31 января, 5, 9 и 18 февраля, 15 июня, 5 июля, 30 октября 1700 г. и 1 и 4 апреля 1701 г.[358] Это, однако, вовсе не значит, что не было заседаний в иные дни, записи о которых могли до нас не дойти. В большинстве записей указано место собрания, в некоторых время; не всегда то и другое в записях обозначалось, потому что передавалось разосланными подьячими на словах. Предмет собрания в трех записях обозначен глухо: «для государева дела», в остальных не обозначен, и о нем можно в иных случаях только догадываться по тем или другим соображениям и совпадениям чисел. Переберем дошедшие до нас приглашения последовательно одно за другим. В записи о вызове думных чинов на 13 октября 1699 г. читаем: «Посланы подьячие на дворы к дворян значились отсутствующими: С. П. Неплюев на воеводстве в Курске, И. С. Ларионов — в Азове в товарищах, И. И. Щепин — в Таганроге. Из думных дьяков Д. Л. Полянский весь год находился на ревизии в Сибири, Е. И. Украинцев в августе 1699 г. выехал из Керчи на посольство в Константинополь. (Отметки об его отсутствии в списке нет. Замечательно, что, находясь на посольстве в Константинополе, он считался присутствующим в Москве в Посольском приказе, так что памяти из других приказов в Посольский писались на его имя.) Таким образом, за 1699 г. в отсутствии из Москвы находилось бояр — 10, кравчий — 1, окольничих — 10, думных дворян — 3, думных дьяков — 2, всего 26 человек, из которых 1 умер. В список думных людей на 1699 г. внесено всего 112 человек. Если вычтем из этого числа 9 умерших и 25 живых, отсутствовавших в течение года или его части, то получим число наличных, постоянно находившихся в течение 1699 г. в Москве членов думы — 78 человек. На 1 января 1700 г. число членов думы по боярскому списку было 103. Из них за 1700 г. умерло 11 человек и отсутствовало в течение всего года или его части на воеводствах, на посольствах и в ссылке 24 человека. Следовательно, число наличных, постоянно находившихся в Москве, членов думы было еще меньше: всего 103 — (11 + 24) = 68 человек. То же и за следующие годы. К причинам отсутствия присоединился еще плен. В боярском списке за 1701 г. бояре князь И. Ю. Трубецкой и князь Я. Ф. Долгорукий показаны „в полону“, в который они попали под Нарвой.

бояром повестить, чтоб были сего октября в 13 день в 3-м часу (по восходе солнца) вверх в суконных добрых кафтанах». Это, очевидно, был вызов думных чинов на торжественную приемную аудиенцию великому шведскому посольству, происходившую 13 октября вверху в Столовой палате. Это не было собственно заседание думы, а только присутствие ее на торжественном приеме посольства, припомним, что в официальном статейном описании приема отмечено, что бояре были именно «в суконных кафтанах»[359].

22 декабря 1699 г. и 31 января 1700 г. подьячие посылались к боярам на дворы для приглашения их в Преображенское на Генеральский двор. Предметы заседаний в эти дни остаются неизвестными. Из других документов знаем, что 31 января 1700 г. производились розыски над оставшимися стрельцами по делу о бунте 1698 г.[360] На 5 февраля члены думы вызывались в Преображенское на Генеральский двор «за час до света», причем предписывалось везти туда же «колодников» с замечанием: «а у кого нет, и те б ехали же». Бояре собирались на это число для постановления приговора над теми участниками стрелецкого мятежа, которые до времени оставлены были в живых после казней 1698 и 1699 гг. и часть которых роздана была по боярским дворам для содержания их под караулом; поэтому и предписывалось захватывать с собою в Преображенское колодников[361]. В этот день дума окончить стрелецкого дела не успела и потому собиралась еще раз, 9 февраля 1700 г.[362] 18 февраля 1700 г. были посланы подьячие к боярам, окольничим и думным людям, «чтоб они сего числа и часа были вверх», надо полагать, для приема голландского резидента ван-дер Гульста и для присутствия при аудиенции датскому послу, состоявшихся в этот день в Столовой палате[363]. 15 июня в 7-м часу дня по восходе солнца бояре вызывались в Преображенское в приказ, и в записи зачеркнуты следовавшие затем слова «к князю Федору Юрьевичу Ромодановскому». Отношение князя Ф. Ю. Ромодановского к думе было большим, хотя и негласным, официально необъявленным новшеством. Припомним, что во время отсутствия Петра за границу он стоял как бы во главе оставленного в Москве правительства, и, по словам князя Б. И. Куракина, всем боярам и судьям велено было «прилежать до него, Ромодановского, и к нему съезжаться всем и советовать, когда он похочет». «Стольник, — восклицает, отмечая это новшество, В. О. Ключевский, — стал председателем Боярской думы!»[364] Может быть, судя по месту заседания, бояре собирались в этот день в Преображенском приказе для какого-либо розыска и суда. 5 июля и 30 октября заседания назначались в Преображенском: в первом случае в пятом часу дня, во втором время не указано. 1 и 4 апреля 1701 г. бояре вызывались вверх в Столовую палату «для государева дела», на первое из этих заседаний «в третьем часу дня». Из приведенных случаев видно, что бояре собирались на заседания чаще всего в Преображенском в ранние утренние часы, раз даже должны были съехаться «за час до света».

Рассылка подьячих для оповещения о собрании бояр была в Разряде издавна и хорошо налаженным делом и, вероятно, производилась гладко и быстро. Подьячие посылались или накануне перед собранием, или в тот же день, и в последнем случае, конечно, ранним утром, вероятно еще до рассвета, раз что и самые собрания происходили ранним утром; при этом иного боярина посланный уже дома не заставал: тот уже до повестки уехал на место заседания, очевидно зная о нем. Москва была подразделена для рассылки на определенные почти одни и те же районы; в каждый такой район посылался особый подьячий, получая из приказа маленький листок со списком приглашаемых бояр, живущих в этой местности. Обходя дворы указанных в списке членов думы, подьячий устно «повещал» о заседании самого члена думы, или кого-либо из его людей, или живущих в его доме «знакомцев». Сохранилась запись формулы того повещения, которое подьячий должен был «сказывать» приглашаемому: «По указу великого государя прислал боярин Тихон Никитич Стрешнев, велел тебе возвестить, чтоб ты завтра был в Столовую палату в третьем часу дня для государева дела»[365]. О результатах своего посещения подьячий делал соответствующую отметку в данном ему списке[366].

По спискам, с которыми рассылались подьячие приглашать бояр, и по отметкам, которые ими делались в списках, можно сделать два наблюдения: во-первых, можно видеть, кто именно приглашался на собрание, и, во-вторых, кто из приглашенных свое присутствие обещал и кто по тем или другим приведенным им причинам быть не мог. Наблюдая число приглашаемых на собрания думы, видим, что это число всегда значительно меньше числа наличных проживавших в Москве членов думы. Не все наличные, находящиеся в момент заседания, члены думы попадают в число приглашаемых. К концу 1699 г. из общего числа 112 членов думы, значащихся в боярском списке, за вычетом умерших в этом году и находящихся в отсутствии, мы насчитали 78 наличных членов думы, проживавших тогда в Москве, по крайней мере не значившихся в отсутствии. Из этих 78 наличных членов на собрание думы 13 октября приглашалось 63 члена, на собрание 22 декабря — всего 41, на собрание 31 января 1700 г. — 59, на 5 февраля того же года вызывался 51 человек. На 1 апреля 1701 г. можно насчитать налицо в Москве 65 человек думных чинов: бояр, окольничих, думных дворян и думных дьяков. Приглашено было из этого числа на заседание 1 апреля только 47 человек.

Как объяснить такой выбор приглашаемых в каждом случае? Если присматриваться к именам тех думных членов, которых не встречаем в списках приглашаемых или которые находятся в этих списках, но зачеркнуты, то для некоторых случаев можно предполагать правдоподобное объяснение, для других случаев нет объяснений. На собрание 13 октября 1699 г. не послано было приглашений четырем находившимся налицо в Москве боярам: Т. Н. Стрешневу, Н. К. Стрешневу, П. А. Лопухину и С. И. Салтыкову. Т. Н. Стрешневу приглашение не было послано, очевидно, потому, что он, как глава Разряда, был тот, кто распоряжался рассылкою приглашений. К заседанию 22 декабря 1699 г., кроме тех отдельных списков приглашаемых по районам, которые на маленьких листках вручались обходившим районы подьячим, заготовлен был общий список лиц, приглашенных на это заседание: там Т. Н. Стрешнев значится[367]. Не посылалось приглашений на наблюдаемые собрания отцу его боярину Н. К. Стрешневу, может быть по старости лет. Его не видим в упомянутом только что списке 22 декабря. Боярин П. А. Лопухин хотя и не значился в боярских списках отсутствующим из Москвы, но не приглашался, конечно, потому, что находился в опале. В 1701 г. он скончался. Чем объяснить обход С. И. Салтыкова, неизвестно. На собрание членов думы 13 октября 1699 г. по случаю приема шведских послов, на которое было особенно большое число приглашенных, были, между прочим, отправлены подьячие с повестками к боярам: Б. Г. Юшкову, М. Ю. Татищеву и П. Т. Кондыреву. Все трое оказались больными. С тех пор на следующие наблюдаемые нами заседания эти трое бояр не приглашались, и имена их в списках зачеркивались. Вероятно, Разрядному приказу было известно, что они лежат больны, выезжать не могут, и потому их уже не беспокоили; из них двое вскоре и умерли: П. Т. Кондырев в 1700 г. и М. Ю. Татищев в 1701 г. На заседание 22 декабря 1699 г. кроме всех только что перечисленных бояр не были оповещены бояре, которые в других случаях обыкновенно приглашаются: князь П. И. Прозоровский, князь М. А. Черкасский, князь А. И. Голицын, князь П. И. Хованский и Л. К. Нарышкин. По всей вероятности, здесь надо видеть какие-нибудь случайные обстоятельства, руководившие Разрядом: например, известное Разряду отсутствие их из Москвы и т. п.