Выборы строгого режима: Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать?

Выборы 1999 года

Парламентские выборы, прошедшие в декабре 1999 года, были одним из самых показательных событий периода постсоветской дефективной демократии. В них, как в капле воды под микроскопом, как раз все эти демократические дефекты и видны. С одной стороны, они считаются одними из самых конкурентных. Более того, их вспоминают не иначе как «последние по-настоящему конкурентные парламентские выборы в стране». Но конкуренция ведь осуществляется в тех социокультурных рамках, которые существуют на данный конкретный момент, а рамки тогда еще были постсоветские.

С другой стороны, это были самые грязные выборы с точки зрения политкорректности. Особенностью этой предвыборной кампании было активное очернение оппонентов. Конкуренты заказывали друг на друга сюжеты по телевидению, карикатуры в газетах и обличающие листовки, то есть «мочили» друг друга вне всяких приличий и абсолютно бессовестно. Такое «мочилово», естественно, вызвало мощное раздражение населения. «Под демократичностью подразумевается уважение к мнению населения, соблюдение законности, и вообще, демократичность — это позитивная коннотация. А в этом случае конкуренция вовсе не отдавала демократией, демократичностью, свободами и прочим, потому что конкурировали три очень мощных группы влияния. В 1999 году реальная конкуренция, наполовину бандитская, выплеснулась в общественное пространство. Когда в постсоветской реальности идет конкуренция за власть и собственность, странно было бы думать, что эти люди будут обмениваться любезностями и критиковать друг друга в вежливой форме. Они общались, как умели», — пишет, вспоминая об этих выборах, Дмитрий Орешкин[80]. И именно тогда же сформировался и устоялся институт коррупционной скупки лояльности. В 1990-х годах этого еще не было.

Во многом именно эти выборы стали той самой грунтовкой, по которой была впоследствии написана политическая картина сегодняшнего дня. Почему? Потому что, как мы помним, на фоне только начинавшей формироваться партийной системы были усложнены правила для участия в выборах общественно-политических организаций. Вкупе с избирательным барьером эти правила «выбили» из предвыборной борьбы 5/6 ее участников, и на место конкуренции идей и политических программ пришла конкуренция победивших элит — капиталистических, если пользоваться советскими терминами (не очень правильными, но других нет).

В первую группу элит входила старая номенклатура — коммунисты во главе с Зюгановым, Макашовым и прочими людьми, которые полагали, что надо идти назад, к обкомовскому статусу. Им хотелось вернуть понятный вертикальный, корпоративный способ управления, когда все контролирует одна партия.

Вторая группа — это неономенклатура («Отечество — Вся Россия»), которая стремилась укрепить государственность и хотела государственного капитализма с ограниченной конкуренцией, то есть капитализма для «продвинутых», для «одобренных», для «начальников». Эту группу возглавляли Лужков и Примаков. У них был целый Клуб губернаторов. В 1999 году такое положение дел отчетливо проявилось по результатам голосования в тех регионах, которые позже получили название «электоральных султанатов», где результаты выборов фальсифицировались в зависимости от интересов местных элит: Татарстан, Башкортостан, Дагестан, Ингушетия, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия и другие.

Третья сила была представлена обновленной молодой номенклатурой («Единство»), Это команда молодого Путина, который, как и Примаков, тоже выходец из КГБ, но, в отличие от второго, более вестернизированный, более либеральный, опиравшийся на деньги молодых капиталистов, которые тогда еще не в полной мере были олигархами, но боролись за этот статус, то есть на бюрократический бизнес.

Поэтому основной проблемой тех выборов была не борьба с коммунизмом, как в 1995–1996 годах, а борьба между сторонниками большей номенклатуризации и большей конкуренции[81]. Думские выборы определяли, с каким парламентом будет работать новый президент, выборы которого должны были пройти через три месяца. Борис Ельцин с новым парламентом не взаимодействовал: он отказался от полномочий 31 декабря 1999 года, а первое заседание Государственной Думы III созыва состоялось 18 января 2000 года.

По сравнению с выборами 1995 года явка избирателей снизилась: 61,85 % против 64,7 %. В списках избирателей числилось 107 796 5 58 человек, то есть в выборах участвовали примерно 66,7 миллиона россиян. «Против всех» проголосовало 3,3 % избирателей. По итогам голосования КПРФ получила 25,11 % голосов (i 13 мандатов), «Единство» — 16,22 % голосов (73 мандата), «Отечество — Вся Россия» — 14,67 % голосов (66 мандатов), «Союз правых сил» — 6,44 % голосов (29 мандатов), «Яблоко» — 3,77 % голосов (20 мандатов), ЛДПР — 3,77 % голосов (17 мандатов).

Через некоторое время представители двух элитных группировок сольются в одну. Их идеи будут объединены и развиты на практике. Система, построенная на этих идеях, априори потенциально коррупционная, как любой бюрократический бизнес и любой госкапитализм, в полной мере реализует свой коррупционный потенциал. Они трансформируются и назовутся партией «Единая Россия», хотя это, конечно, никакая не политическая партия и никогда таковой не была. Объединив свои мандаты в парламенте, они превзойдут по численности коммунистов и станут самой крупной фракцией, которая захватит в Думе основные законотворческие комитеты и еще до следующего электорального цикла успеет подстроить под свои нужды партийное и избирательное законодательство. Но это будет уже совсем другая история и практически другая страна с другим президентом во главе, сформатированная на фундаменте дефективной демократии.

«Новые правящие группы не были заинтересованы в смене власти в результате демократических выборов. Такой исход посткоммунистической трансформации означал уязвимость нового политического режима, который был лишен иммунитета к авторитаризму, но при этом ослаблен длительным и драматическим упадком 1990-х годов, который, в свою очередь, во многом стал побочным эффектом драматического краха прежней советской экономической и политической модели»[82].

Президент Ельцин сыграл в истории российского конституционализма противоречивую роль. Он, безусловно, полагал себя создателем и защитником демократических институтов. И действительно, такие институты, как независимые СМИ и политические партии, получили развитие именно в годы его президентства (показательно, что все три кампании по выборам в Государственную Думу, состоявшиеся в этот период, заканчивались победами оппозиционных партий). При нем получил закрепление принцип выборности губернаторов. Первый президент буквально видел свою миссию в укоренении в России демократии. Но одновременно некоторые его личностные качества — импульсивность, авторитарность и самоуверенность — препятствовали доведению реформ до их логического конца. И, в конечном счете, позволили повернуть их вспять.