Выборы строгого режима: Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать?

Портрет второй. 2002 год — настоящее время

Несмотря на то что пять последующих созывов Думы избирались по разным избирательным системам (IV созыв — по смешанной, V и VI — по пропорциональной, а VII и VIII — снова по смешанной), общий условный портрет российского парламента был и остается единым. И это закономерно, поскольку именно такой облик парламента в общей модели власти президента Путина и был задуман. Именно под этот будущий облик подводились все избирательные и партийные реформы первых лет XXI века.

Такому современному российскому парламентскому портрету свойственны весьма специфические черты:

• бездискуссионность, обеспеченная специально сформированным зависимым парламентским большинством;

• невыполнение контрольных и представительных функций;

• искажение разумных парламентских процедур;

• резкое увеличение количества принимаемых законов;

• снижение качества юридических текстов;

• снижение самостоятельности и повышение зависимости от исполнительной власти;

• снижение рейтингов и, как следствие, усиление правового нигилизма в обществе.

Е. М. Шульман рисует современный российский парламентский портрет так:

Обсуждение перспектив развития парламентаризма в отсутствие партийной системы, конкурентных выборов и контроля над правительством напоминает поиск ответа на вопрос детской викторины «Какое животное может жить без головы?»… Это не то чтобы парламент, ибо душа парламентаризма — политическая конкуренция ради представительства общественных интересов. Это скорее «административная биржа», торговая площадка для властных групп и акторов, но более публичная в силу своей конституционной природы, чем любые другие ведомства или силовые структуры[354].

Явственные черты нового парламентского «лица» проявились практически сразу. В Думе IV созыва партия власти в лице «Единой России» не только набрала большинство голосов по партийным спискам, но и за счет депутатов-одномандатников получила конституционное большинство — более 300 депутатских мандатов из 450. Это дало Кремлю возможность без проблем проводить через Госдуму любые законы, включая конституционные, требующие 2/3 голосов депутатов, и принимать поправки в Конституцию. Все руководящие посты заняли представители партии власти. Парламент перестал быть «местом для дискуссий».

Вот еще одна консолидированная квалифицированная оценка, этакая «сухая выжимка», характеризующая работу трех созывов (с IV по VI) российского парламента, опять-таки от Екатерины Шульман.

IV созыв стал последним, избранным по смешанной схеме — 225 партийных списочников на 225 одномандатников, и первым созывом партийного большинства. Он принимал законы, отменяющие губернаторские выборы, ужесточающие партийную систему и ограничивающие электоральные права граждан в целом, и учился быть не местом для дискуссий. V созыв реализовал этот идеал, явив картину совершенной дисциплины и почти совершенной тишины. Дела его неизвестны, подвиг его малопонятен. Он пытался законодательно обслуживать «медведевскую модернизацию» и одновременно смутно оппонировать правительству с позиций обобщенно понимаемой левизны, продлил срок полномочий Думы до пяти и президента до шести лет. Председатель его почти всегда молчал. VI созыв сперва в два года сколотил высокую законодательную виселицу — рамку нового репрессивного законодательства для участников выборов, партий, НКО, сирот, митингующих, верующих, СМИ, пользователей соцсетей и даже для самих депутатов, которых стало можно лишать мандата простым решением палаты за туманные грехи. С большой неохотой принял закон о возвращении к смешанной системе выборов, не по своей инициативе изменил Конституцию, добавив России два новых субъекта Федерации, и к концу работы дополнил репрессивный законотворческий вектор конфискационным — не только новые сроки, но и новые штрафы, сборы, более высокие акцизы и превращение всего бесплатного в платное, а платного — в дорогостоящее[355].

К середине работы Государственной Думы VI созыва, в преддверии выборов 2016 года, руководство страны наконец обратило внимание на катастрофические рейтинги парламента, наносящие ущерб всей системе власти. Отчасти поэтому (на самом деле из-за резкого падения рейтингов партии власти и угрозы не получить большинства по пропорциональной системе) в преддверии выборов 18 сентября 2016 года неоднократно высказывались предположения, что изменение правил ее избрания (возвращение к смешанной мажоритарно-пропорциональной системе) отразится на качественном составе депутатского корпуса. Например, по мнению А. Е. Любарева, «возвращение к смешанной системе следует оценить позитивно: непартийные кандидаты (а также члены партий, по той или иной причине не выдвинутые партиями) получают право баллотироваться как самовыдвиженцы; избиратели получают возможность голосовать за конкретных кандидатов; снижается влияние партийной бюрократии на депутатский корпус» [356]. Однако эти ожидания не оправдались.

Анализ деятельности VI и VII созывов Думы заслуживает, пожалуй, особого внимания. Потому что, во-первых, эти созывы совпали с периодом максимальной концентрации авторитаризма. Во-вторых, потому, что на «их долю» пришлись крымские события и максимальное число самых непопулярных и репрессивных законов. А в-третьих, именно в этих созывах коллективный портрет российского парламента второго типа стал особо выпуклым и прорисованным в деталях.

Дума VI созыва (2011–2016). В выборах в эту Думу приняли участие всего семь партий. Других партий, официально зарегистрированных и, соответственно, имеющих право участвовать в выборах, в стране больше не оказалось. Четыре партии из них прошли: «Единая Россия» получила 238 мандатов, КПРФ — 92, «Справедливая Россия» — 64 мандата и ЛДПР — 56 мандатов. В этот раз активно показала себя практика «отказников-паровозов». После подведения итогов выборов от депутатских мандатов отказались многие избранные кандидаты. 99 человек решили передать место в Думе следующему по списку. Больше всего «отказников» было у «Единой России». Например, от мандатов отказались действующие тогда губернатор Томской области Виктор Кресс, председатель правительства Республики Хакасия Виктор Зимин и губернатор Свердловской области Александр Мишарин.

В избранной по пропорциональной системе Думе «Единая Россия» заметно ухудшила свои показатели: за нее проголосовало 49,3 %. Партия власти хоть и получила большинство, но на этот раз неконституционное. Кроме того, после выборов прошли массовые акции протеста против фальсификации итогов голосования.

Естественно, после этого депутатами была упрощена регистрация партий, возвращена система выборов по одномандатным округам и введены прямые выборы губернаторов. Дату проведения выборов в Госдуму перенесли на середину сентября, чтобы максимально осложнить альтернативным депутатам избирательную кампанию (сбор подписей в сезонно пустых городах, например) и чтобы избиратели во время летних отпусков и осеннего сбора урожая не слишком вникали в детали предвыборных баталий.

Именно на этот созыв пришлось решение вопросов о принятии в состав Российской Федерации Республики Крым и города Севастополя. Именно в этом созыве депутаты приняли целый ряд резонансных законов, которыми вводились новые запреты: на усыновление российских сирот гражданами США (Закон Димы Яковлева), на пропаганду гомосексуализма, на курение в общественных местах, была введена ответственность за оскорбление чувств верующих, принят «антипиратский закон», вызвавший недовольство крупных интернет-компаний. Также была ужесточена ответственность за проведение несанкционированных митингов и шествий и приняты поправки к закону о некоммерческих организациях, резко осложнившие работу НКО, особенно получающих гранты из-за рубежа.

«Взбесившийся принтер» — именно в этом созыве Дума получила такое народное прозвище, когда число законов, выпускаемых парламентом в авральном порядке, начало бить все рекорды. Прозвище обозначало не только выдающуюся скорость, с которой законы принимались, но в первую очередь то, что законы появлялись не по инициативе самих парламентариев, а по указке «сверху». Нарекания вызывало не только их количество, но и сомнительное качество. Эффект усилила «оговорка» журналиста Владимира Познера в эфире Первого канала, назвавшего Государственную Думу «государственной дурой», которая стала нарицательной[357].

Всего за созыв в нижнюю палату парламента поступило 6012 законопроектов. В первом, втором или третьем чтениях депутаты успели рассмотреть 4107 законодательных инициатив и принять 1817 законов, из которых президент подписал 1812. Ранее рекордсменом по числу внесенных законопроектов был IV созыв — 4808 документов, а по числу принятых законов — V: 1608. Отклонен или возвращен в Госдуму президентом или Советом Федерации был 21 законопроект. Для сравнения: во II и в III созывах Госдумы отклонялись или возвращались 441 и 102 документа соответственно. Сильно возросла активность некоторых субъектов права законодательной инициативы, в первую очередь правительства, которое внесло 1259 законопроектов против 699 в V созыве.

Среднее число законопроектов, которые Дума рассматривала на одном заседании, превышало 18 единиц (на отдельных заседаниях рассматривалось до 50 законодательных инициатив). Обсуждение законопроектов часто занимало считаные минуты. Производительность депутатского труда, измеряемая числом рассматриваемых законов в единицу времени, возросла за последние 15 лет в три раза. А вот с качеством этой работы все немного скромнее. Если в начале 2000-х количество принятых законов равнялось четырем из рассматриваемых десяти законопроектов, то теперь до финиша доходило лишь 15 % законодательных инициатив.

Как и в предыдущих созывах, депутаты иногда любили повеселиться. Например, нынешний губернатор Хабаровского края Михаил Дегтярев в бытность свою депутатом фракции ЛДПР вносил законопроекты «Об охране граждан от последствий потребления чеснока»[358] и о перекраске Кремля в белый цвет. В первом случае «для предотвращения воздействия окружающего чесночного запаха на здоровье человека» предлагалось запретить потребление чеснока на территориях и в помещениях, предназначенных для оказания образовательных услуг, в поездах дальнего следования и на рабочих местах ине продавать чеснок «беременным, кормящим матерям, работникам искусства и культуры, в должностные обязанности которых входит работа с населением, государственным служащим». Предложение о перекраске Кремля обосновывалось тем, что «образ белокаменного Кремля, как и в древности, будет символизировать приоритет норм морали и нравственности в повседневной жизни наших граждан и правителей в противовес моральному упадку в странах западной цивилизации».

Еще одна восхитительная законодательная инициатива — «Об ограничениях оборота и хранения долларов США на территории РФ», обосновываемая тем, что предлагаемые меры «станут действенным шагом по защите интересов российских граждан и организаций от негативного влияния разваливающейся американской долговой пирамиды». Неудивительно, что состояние здоровья законодательного органа стало вызывать нешуточное беспокойство у граждан [359]. «Запретить кеды и обувь на шпильках, изменить цвета российского триколора, убрать фаллос Аполлона со юо-рублевой купюры, заполнить вымирающие деревни китайцами, а в школы вернуть политинформации» — эти удивительные предложения не что иное, как законодательные инициативы депутатов[360]. Люди понимали, что большинство законопроектов не имели какого-либо серьезного законодательного целеполагания, а представляли собой самопиар депутатов, когда целью было внесение максимально дурацких законопроектов, но при этом, безусловно, обеспечивающих их авторам большой медийный шум и повышение упоминаемости в информационном пространстве[361]. Именно по соображениям само-пиара ряд депутатов Госдумы VI созыва выступали с разного рода скандальными и полуанекдотическими законодательными инициативами, которые негативно отражались на имидже парламента в целом [362].