Выборы строгого режима: Как российские выборы стали невыборами, и что с этим делать?

Парламент — выборы — качество законов

Не вполне представительный парламент и тем более парламент, состоящий из лиц, находящихся в определенной зависимости от исполнительной власти, не в состоянии полноценно осмыслить и сформулировать в своих решениях общественный запрос. Парламент, сформированный не по принципу отбора лучших, в еще меньшей степени способен это сделать. Парламент, в котором нет дискуссии в силу отсутствия политической конкуренции, рискует принимать не до конца продуманные и непроработанные решения. Наличие в одном парламенте всех трех факторов одновременно является огромным риском и причиной тотального снижения качества законов.

И это закономерно. Взаимозависимость процессов формирования парламента и результатов его деятельности привлекает ученых во всем мире. Еще более полувека назад об этом писал профессор Оксфорда Карлтон Кемп Аллен: «Законодательная деятельность — это характерный правотворческий инструмент современных обществ, выражающий отношение между личностью и государством Он, однако, не является отношением, принимающим форму приказа от вышестоящего к подчиненному. Он представляет собой процесс действия и взаимодействия между конституционно организованной инициативой и социальными силами». Следовательно, законодательство представляет собой результат взаимодействия различных социальных сил на конституционной основе. Если орган, ответственный за процесс законодательствования, не сформирован должным образом, то нормальный процесс такого взаимодействия невозможен, а законотворческий результат не будет адекватным и достоверным[343], Позицию К. К. Аллена подтверждают и современные исследователи. Британский политэкономист Эбби Иннес делает однозначный вывод: «После вступления в ЕС стран Восточной Европы систематические попытки отката демократии достигли результата только там, где до сих пор по политическим и экономическим причинам не удалось создать эффективного представительства: в Венгрии» [344], Все верно. Иначе и быть не может. Парламентская форма правления является главным барьером на пути восстановления авторитаризма в постсоциалистических странах. Даже при смешанной и президентской формах правления парламент играет огромную роль в любых конституционных трансформациях, приводящих к смене политического режима. Без парламента такие трансформации осуществить невозможно. И поэтому первой и главной мишенью элит, целью которых является создание механизма несменяемости власти, становится именно парламент и порядок его формирования.

Парламент, в котором одна из фракций численно превалирует над всеми другими, будет естественным образом стремиться к сокращению парламентских процедур и упрощению стадий законодательного процесса, хотя именно законодательные процедуры являются специально выработанным человечеством дополнительным фильтром, гарантирующим принимаемые законы от ошибок, дефектов и коллизий. В том числе даже скорость прохождения законопроекта влияет на его качество — чем дольше законодательная процедура, чем активнее его общественное обсуждение, чем больше откликов и замечаний он получает от будущих субъектов правоотношений, тем выше качество итогового документа, выходящего из парламентских стен.

Системой кровообращения законотворчества служит конкуренция, а монополия — это инсульт. Поэтому избирательное законодательство должно быть выстроено таким образом, чтобы препятствовать образованию в парламенте устойчивого большинства. Любая фракция, обладающая пакетом голосов 50 % плюс один голос, — убийца парламентаризма. Парламент должен быть плюралистическим и состоять из множества фракций и групп, которые будут вступать в коалиции между собой и вынуждать исполнительную власть к сложным переговорным процессам[345].

При искусственно сформированном большинстве в парламенте крайне маловероятна какая-либо дискуссия. Фракции, имеющей большинство, для принятия решений не нужен никто — она легко может заблокировать любые инициативы и возражения. Но нельзя забывать, что власть, формулирующая цели и задачи государства сама себе, в своем узком кругу, сильно рискует. В условиях функционирования карманного парламента риск расхождения целей власти с интересами общества очень высок. Это, в свою очередь, с высокой степенью вероятности предполагает уязвимость и неисполнимость ее решений.

Если порядок формирования парламента не обеспечивает ему необходимых представительских качеств, это напрямую влияет на качество выполнения им своих функций и на результаты его деятельности. Кроме того, искусственно созданный зависимый парламент умышленно трансформирует свое избирательное законодательство таким образом, чтобы сформированный представительный орган не был способен нормально выполнять парламентские функции, а являлся бы безвольным придатком исполнительной власти и бессловесным выразителем воли.

Динамика развития современного российского избирательного законодательства свидетельствует о ситуации, при которой неизбежно снижение функциональных качеств российского парламента. Например, выборы 1999 года имеют более высокий индекс представительности по сравнению с выборами 1995 года, а к 2007 году этот индекс опять падает. Такая тенденция свидетельствует о разнонаправленных целях трансформации избирательного законодательства в 90-х годах и после 2002 года[346]. По результатам выборов Государственной Думы VII созыва примерное суммарное искажение представительности парламента составило 22 %.

Только 12 % опрошенных россиян считают, что новых парламентских партий России не нужно. Это намного меньше, чем цифры голосования за системные партии на выборах. Даже с поправкой на все накрутки и вбросы процент противников радикально меньше, чем процент сторонников. По последнему опросу ФОМ, за четыре системные партии в сумме выразили готовность голосовать 63 % опрошенных. Эту последнюю цифру тоже не надо принимать за чистую монету — мы не знаем, насколько сильно повышают рейтинг правящей партии много раз обсуждавшиеся факторы отказов отвечать, демонстрации лояльности, следования за большинством и т. д. И тем не менее разница в пять с лишним раз говорит сама за себя. Многие из тех, кто на безрыбье готов голосовать за кого дают и даже реально доходит до участков, ощущают себя непредставленными. Да и многие из искренних сторонников той или иной системной партии ощущают ситуацию, когда в политическом спектре не представлены взгляды и интересы большинства сограждан, как некоторый непорядок.

В «системном» политическом спектре нет ни либеральной партии (судя по опросу, ее не хватает 34 % избирателей), ни националистической (18 %), ни представляющей воззрения православных фундаменталистов, привычно маскирующихся под сторонников «традиционных ценностей» (ю%).

В идейном смысле избирателю выбор предоставляется между простой лояльностью действующей власти, которую выражает голосование за «Единую Россию», и ностальгией по СССР, приверженностью советской традиции, которую можно выразить, поставив галочку за КПРФ — единственную, надо отдать ей должное, системную партию, сохранившую худо-бедно хоть какое-то самостоятельное идеологическое лицо. В плане представительства интересов социальных групп представлены бенефициары нефтяного авторитаризма, от силовиков до рабочих оборонных заводов, и, условно говоря, пенсионеры. Не представлены все остальные; собственно, вся активная часть общества: модернизированные горожане с запросом на свободу и уважение к личности, работающие бедные с запросом на достойную зарплату и человеческие условия труда, частный бизнес с запросом на дерегулирование и благоприятный экономический климат, молодые семьи, находящиеся даже в худшем положении, чем старики, но не получающие и половины их поддержки и внимания к своим проблемам. Этот список можно продолжить.

То есть в органе, главной задачей которого является представительство населения, не представлено около 60% политических предпочтений граждан[347]. Вместо этого в нем искусственно обеспечено большинство в виде определенных политических сил — пассивно-лояльных или активных сторонников права авторитарного типа как возведенной в закон воли господствующего класса, то есть адептов правового регулирования по принципу «принято — извольте исполнять». Этот принцип работает в условиях снижения современных требований к праву и искажения его конституционного (ст. 18 Конституции) назначения. Вместо мерила справедливости и защиты прав человека к содержанию правовых норм применяются совершенно иные критерии — соответствие интересам автократической группировки, стоящей у власти. Соответственно, качество принимаемых законов будет оцениваться с точки зрения именно этих критериев, а не с точки зрения требований, предъявляемых к правовым нормам согласно международным обязательствам государства. С этой точки зрения с позиции верховенства права качество законотворчества будет закономерно снижаться до уровня, когда законы перестанут носить правовой характер. И наоборот, с позиции интересов режима качество обязательных предписаний станет выше, но такие предписания не имеют ничего общего с правом, а носят характер государственного произвола.