Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

IX. Увеселения при курфюршеском дворе. Прощальная аудиенция

22 мая Петр пишет письмо тому лицу, которое во всепьянейшем соборе носило шутливое название «палестинский архиерей»; письмо не дошло до нас, знаем о нем только из ответа этого архирея[815]. Посольству в этот день сделал визит обер-президент фон Данкельман, «курфюрстов ближний человек», как называет его «Статейный список», и обедал у послов.

23 мая к послам приезжали генерал-крикскомиссар фон Данкельман и церемониймейстер фон Бессер с предложением начать переговоры и с приглашением приехать для этой цели во дворец на конференцию с курфюрстовыми ближними людьми. Послы ответили, что им «для разговору о делех к ближним курфирстовым людем ездить не доведетца», и в этом отказе ссылались на прецеденты: «потому что и напред сего не токмо царского величества великие послы, но и посланники говаривали о делех с самими курфирсты, а не с ближними его людьми». Если же самому курфюрсту лично вести переговоры не угодно, пусть пришлет письменный проект договора, «статьи на письме», и послы дадут на них письменный же ответ[816].

..24 мая Петром были получены письма от Л. К. Нарышкина, Г. И. Головкина и Виниуса. Нарышкин писал о домашних делах и уведомлял о том, что в Москве и на Украине «все милостию Божиею сохранно». Головкин ограничился кратким известием о получении письма Петра из Митавы. Виниус занял внимание тем, что руда железная такая, что лучше и быть невозможно. Руда так богата, что из 100 фунтов ее выходит 30 или 40 фунтов самого доброго железа, да и место ее добывания очень удобно, так как из него можно всякое ружье возить в русские и сибирские города водой. Виниус просил добыть у курфюрста Бранденбургского, или у цесаря, или у курфюрста Саксонского хорошего мастера, который бы умел лить пушки и мозжеры (мортиры), потому что можно ожидать, что железо из вновь открытой руды по его мягкости пригодно для пушек и мортир: «в пушки и мозжеры зело годно». Петр, видимо, очень заинтересовался письмом Виниуса и против только что приведенных его слов сделал отметку: «надобна». Виниус просил также о присылке добрых мастеров ствольного и замочного[817].

Посольство начало в этот день письменные переговоры. На доставленный бранденбургским правительством проект союзного договора из 7 статей послы дали письменный же ответ на каждую из статей, вручив проект с ответами генерал-кригскомиссару и церемониймейстеру[818]. В этот же день послы вместе с Петром обедали у обер-президента фон Данкельмана — в его помещении в курфюршеском дворце, а вечером ужинали и смотрели фейерверк у курфюрста. «Утром в 9 часов, — рассказывает церемониймейстер Бессер, — прислали гг. послы своего гофмейстера полковника Пристава к его превосходительству г. обер-президенту справиться, удобно ли ему, если они приедут отдать ему визит. Его превосходительство назначил следующий час, и тогда послы прибыли в 6 каретах, каждый в особой карете, а в остальных трех секретарь посольства Лефорт, полковник Пристав, а также сын, брат и зять второго посла. Все кур-фюршеские секретари и служители канцелярии, а также церемониймейстер и рекстмейстер вместе с г. надворным и посольским советником фон Гувальдом встретили гг. послов внизу у кареты. Его превосходительство вышел им навстречу до лестницы и повел их через различные покои в комнату, убранную красивыми обоями, где на турецком ковре стояли четыре одинаковых, обитых камкой кресла. Они держали совещание, и так как между тем приблизилось время идти к столу, то его превосходительство удержал гг. послов, что они приняли и для себя и для состоящей при них свиты. Его курфюршеская светлость приказал доставить все к столу из своей кухни и погреба. Собрание, к которому присоединился еще его превосходительство г. генерал-кригскомиссар, продолжалось почти до вечера, а затем господа послы вместе с их обер-командором были приглашены к столу его курфюршеской светлости и посмотреть фейерверк, приготовленный в честь его царского величества». Названием обер-командора Бессер обозначает никого иного, разумеется, как Петра.

Беседа послов с обер-президентом фон Данкельманом, судя по «Статейному списку», прошла не так гладко, как изображает ее Бессер. «Статейный список» отмечает, что послы, приехав к обер-президенту 24 мая на обед, отказались разговаривать о делах, настаивая, что разговоры о делах должны происходить не у обер-президента, а у них, послов. «И как великие и полномочные послы, — читаем в „Статейном списке“, — к тому курфирстову ближнему человеку приехали, и их встретил у корет, а вшед в полаты, сели за стол; да с ними ж сели думной духовных дел фон Фуксен[819] да генерал-комисарий фон-дан-Келман (фон Данкельман), и президент говорил, чтоб они, великие и полномочные послы, о настоящих делех, о которых написано в статьях, с ними изволили говорить и, как мочно, согласитца, постановить. И великие и полномочные послы говорили, что они к нему по его прошению приехали обедать, а не для разговору дел и буде им о тех делах какой с ними, великими и полномочными послы, должно разговор иметь, и они б курфюрстова пресветлейшества ближние люди, приехали к ним, великим и полномочным послом. И курфирстовы ближние люди больше того их, великих и полномочных послов, о делех говорить не принуждали, а говорили о пути, куды им, великим и полномочным послом, ехать способнее. После тех разговоров у президента обедали. А по обеде над вечер прислал курфирст к великим и полномочным послом некоторого из ближних людей, чтоб они, великие и полномочные послы, изволили итить к нему, курфирсту, в покои. И великие и полномочные послы того вечера у курфирста были на том же дворе в его, курфирстовых, полатах и ужинали за одним столом; а с ними были знатные из валентеров». Под «знатными из валентеров» «Статейный список» разумеет, конечно, также Петра[820].

Курфюрст знал, очевидно, любовь своего гостя к фейерверкам и постарался удовлетворить его вкус. «Фейерверк был приготовлен, — пишет Бессер, — полковником-лейтенантом и обер-инженером Штейтнером и состоял из трех различных сооружений и частей. Первое сооружение на площади Новой рефоматской церкви состояло из 8 горящих пирамид с именем его царского величества, государственным гербом и vivat’ом над ними. Другое — на дворцовом пруду — было в форме триумфальных ворот или победной арки с московским гербом с всадником, св. Георгием, посредине, с примыкающей с обеих сторон галереей, с горящими пикинерами в панцирях (mit brennenden geharniscnten Piqvenirern), а вокруг плавающие сирены и лебеди. Третье сооружение, также на дворцовом пруду, представляло флот перед Азовом, с которым его царское величество одолел эту крепость. Разного рода огни, а также бесчисленное множество ракет, потешных и боевых снарядов (Lust- und Streit-Kugeln) доставили ушам и взорам присутствующих такое удовольствие, что, по крайней мере, иностранцы нам откровенно признавались, что никогда ничего подобного не видали»[821]. В своеобразных, но очень живых, хотя и не совсем, может быть, уклюжих выражениях, однако хорошо передающих испытанное впечатление, описывается фейерверк в «Статейном списке»: «Потом смотрели из полат огненных потех, которые устроены таким поведением: для превысочайшие чести великого государя, его царского величества, сделан огнестрельными художествы орел двоеглавой с тремя коронами с надписью таковою: „виват царь и великий князь Петр Алексеевич“, и притом многие зело удивительные разными образцы вещи и издавали разноцветные из себя огни. Да на воде на реке Прегеле поставлена на полатах (плотах) многие разные огнестрельные вещи, а в первых сделан всадник на коне побеждающ змия, над ним надпись русскими литеры: „царь Петр Алексеевич да живет“: на другом плоту — корабли и морские разные дива и птицы. И все горели изрядными разных цветов огни, и много число ракет водяных и верховых пускано, которые вверху также действие имели разноцветными огни и многими расходящимися ракеты. И было того действа часа с полтора. В то ж время стреляли по зажжении всякой большой огнестрельной вещи из девяти пушек, которые пушки при тех же огнестрельных вещах стояли. А потом, подчивав валентеров и великих и полномочных послов, отпустили»[822].

25 мая, на следующий день, гостям была предложена новая потеха, также не из очень утонченных — звериная травля. «Для гг. послов и их обер-командора, — пишет Бессер, — была устроена звериная травля: медведи бились с зубром и с лошадьми. По окончании этого состязания знатные зрители прошли в покои его превосходительства г. обер-президента для совещания о некоторых важных обстоятельствах». Гораздо подробнее описание той же потехи в «Статейном списке»; видимо, зрелище захватило внимание автора этого описания, который и передал все его детали. «Майя в 25 день, — читаем в „Статейном списке“, — присылал курфирст звать великих и полномочных послов смотреть звериной потехи, которая была на потешном дворе близ курфирстова двора и саду. И великие и полномочные послы и валентеры в тот курфирстов двор ездили в курфирстовых коретах и той потехи смотрели. Двор тот потешной вдоль сажен тридцати, поперег с двадцать в каменной ограде, на стенах перила, на которых стоя смотрели той потехи; в тот двор сделаны трои ворота, да из стен три окна. Из тех окон выпущены во двор три медведя, а на дворе стояли юнец дивий да бык; и те медведи, сразясь, дрались, и юнец гораздо медведей бил и рогами метал, которые, видя свою немочь, бегали от него, как могли. Потом выпущен был конь, дабы с теми ж зверми бился, но никакого действия не показал. Потом приведены были на того ж юнца собак немалое число, которые ни малой ему школы не учинили ж. А как звери дрались, и в то время на перилах били в литавры и трубили на трубах, а на зверей кидали ракеты, чтоб тем их паче раздразнить и к бою подвигнуть»[823].

26 мая был у послов с ответным визитом обер-президент фон Данкельман и обедал у них. «Утром его превосходительство, — пишет Бессер, — через тайного секретаря Витте возвестил гг. послам об ответном визите и отправился туда в трех курфюршеских каретах. В первой сидели секретари, во второй — г. рекстмейстер фон Бедель с надворным и посольским советником и прусским шталмейстером г. фон Гувальдом, в третьей, запряженной 6 лошадьми, сидел его превосходительство, а против него церемониймейстер. Московские офицеры вышли к его превосходительству до кареты, а послы — к дверям дома и пригласили его прежде всего в покой, где на главном месте комнаты (in der Ober-Stelle des Zimmers) был поставлен особый стул для его превосходительства. Они провели обеденное время вместе и, хотя обер-президент, так как стол был от его курфюршеской светлости, хотел сесть ниже и занять хозяйское место, однако гг. послы не переставали просить его превосходительство, пока он не занял места между двумя первыми послами. При прощании они провожали его до кареты и не прежде вернулись, чем карета начала отъезжать»[824].

27 мая послы получили приглашение на увеселительную поездку в загородную резиденцию курфюрста Фридрихсгоф. «По прошению ж, — читаем в „Статейном списке“, — ездили великие и полномочные послы к курфирсту из Королевца (Кенигсберга) мили с полторы в отъезжей дом его, именуемый Фридрихзгоф, гулять. И курфирст в том дому великих и полномочных послов подчивал, и разговаривали с курфирстом о предбудущем пути, на которые б места ехать пристойней и безопаснее. Тут же был один с прочими из валентеров начальной»[825]. Из «валентеров начальной» — это, конечно, Петр. В «Юрнале» находим отметку, показывающую, что 27 мая Петр «на дву яхтах в Пилоу ездил», и возможно предположить, что царь проехал туда из Фридрихсгофа. Подробности об этой поездке в Пилау сообщает тайный веницианский агент в донесении от 1/11 июня из Кенигсберга: «Царь со своими послами находится еще здесь и выказывает большое удовольствие по поводу благоволения курфюрста. В пятницу он отправлялся в Пилау, где посетил арсенал. Так как он обнаружил желание видеть какие-либо потешные огни, то тотчас же в окрестности Пилау было отправлено несколько мортир, бомбы и другие потешные вещи, которыми удовлетворено было его любопытство, и вечером он вернулся в Кенигсберг»[826]. Из Пилау он вернулся, как свидетельствует «Юрнал», показание которого заслуживает предпочтения, на следующий день, 28 мая, не вечером, а перед обедом[827].