Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697

Между двумя и тремя часами пополудни в этот день, 17 августа, посольство и среди него царь по приглашению бургомистров посетили амстердамскую ратушу и «смотрили строения ее», как выражается «Статейный список», может быть, и полюбовались этим великолепным образцом голландской архитектуры, на который бургомистры обратили их внимание[966]. После посещения ратуши были осмотрены разные благотворительные и исправительные учреждения, которыми славилась Голландия:

«были в разных домех сиротопитательных и наказателных», как отмечает «Статейный список». «Расходная книга» посольства указывает эти учреждения подробнее: послы были «в дому, где покоят престарелых жен», затем «в дому, где учат и кормят малых робят мужеска и женска полу калвинской веры, которых числом будет с шетьсот человек… двор тот называется Бургер-вис»; были далее в «большом дворе, именуемом Армазир-гоусе, где учат и кормят малых же детей мужеска и женска полу розных вер, числом с тысечу з двести человек»; наконец, посетили дом умалишенных, «где сидят люди мужеска и женска полу беснующиеся и ума исступившие»[967]. Эти же заведения описал в своей записной книжке некий скрывший свое имя великосветский русский путешественник, выехавший из Москвы позже посольства через Любек и Гамбург, прибывший в Амстердам и затем присоединившийся к посольству. «Осматривал, — пишет он, — другой такой же огромный дом, в котором воспитываются незаконнорожденные дети. Обучаются грамоте и разному мастерству, содержатся до пятнадцати лет и по выучке отпускаются на волю и снабдеваются платьем и иными потребностями; видел дом безумных, где для каждого такого человека отводится особый чулан и наблюдается строго, чтобы он себя ничем не повредил и был довольствован пищею и питьем и лечим, как должно; которые из них не дерутся, те свободно ходят по двору, а с двора их не спускают»[968]. Позже Петр будет заботиться об устройстве таких же учреждений и у себя дома.

В пять часов вечера посольство и царь отправились в театр на парадный, данный в честь их спектакль. Выезд был церемониальный. Послы отправились, как описывает текст под упомянутой уже выше гравюрой Аллара, «в двенадцати каретах, перед которыми ехала городская конная гвардия и очищала дорогу среди громадной толпы, собравшейся со всех сторон, чтобу увидеть их превосходительства. Экипаж трех послов сопровождали 13 пеших пажей в красных одеждах, расшитых серебряными галунами, и окружали 12 гайдуков, державших булавы с серебряными рукоятками, и, кроме того, еще 5 пажей. Свита послов ехала в остальных каретах. Актеры сыграли пьеcу „Очарование Армиды“ („L’enchantement d’Armide“) и протанцевали под звуки прекрасной музыки несколько балетов, причем гостям было предложено угощение. Представление закончилось комедией „Притворный адвокат“ („L’avocat imaginaire“)»[969]. О том же спектакле сохранилась записка и в «Статейном списке», передающая содержание его на языке, видимо, совсем еще не приспособленном для описания такого рода новых для русского человека зрелищ: «Того ж числа великие и полномочные послы по прошению амстердамских бургомистров были в комедиалном дому, в котором великая полата, в ней же отправлялось действо комедии о Купиде Еллинской богине и притом показываны многи бои, и устрашения адская, и дивные танцы, и иные утешные вещи и перспективы; а где великие и полномочные послы сидели, и то место услано было коврами и обито сукны, и на столе поставлены фрукты и конфекты многие, и подчивали бургомистры великих послов прилежно». Актерам на всю труппу было пожаловано 50 золотых[970]. Это был первый случай, что Петр попал в театр; впоследствии, и притом вскоре, по его инициативе будет создан театр в Москве.

18 августа после полудня посольство с царем осматривало склады и верфи Ост-Индской компании, а 19-го — учреждения адмиралтейства[971]. В тот же день, 19 августа, город Амстердам давал посольству парадный обед, «…в ествах и в питии было доволство большое и подчиваны прилежно», замечает «Статейный список». Обед закончился блестящим фейерверком. «Вечером, — рассказывает текст под гравюрой Аллара, — их превосходительства были приглашены на великолепный пир, данный магистратом в их честь в здании „Дулена“, где при провозглашении тостов раздавалась музыка литавр, труб и других инструментов. Посредине Амстеля, напротив „Дулена“, на двух плоскодонных судах была возведена для фейерверка особая постройка длиной в 72 фута и шириной в 33, изображавшая скалу черного мрамора. Восемь пьедесталов по углам служили подставками прекрасным урнам, в каждой из которых помещалось по 25 ракет. Передний и задний фасады постройки украшены были гербами города Амстердама. Средину постройки занимала прекрасная триумфальная арка из мрамора с жилками высотой в 42 фута в стиле ионического ордера с четырьми входами и столькими же колоннами, позолоченными по их капителям и основаниям. В двух боковых входах помещались высеребренные статуи Марса и Геркулеса, а между ними в самой середине арки возвышался герб его царского величества, изображающий двуглавого орла с Георгием Победоносцем на груди, державой в одной лапе и скипетром в другой; над гербом — царская корона, а еще выше — имя его царского величества в вензеле, вторично увенчанном тою же короной. На самом верху триумфальной арки над четырьмя ее столбами или колоннами виднелся золоченый тритон с трезубцем и рогами, а над самой срединой арки возвышался земной глобус, покоящийся на хвостах четырех высеребренных дельфинов. Между урнами внизу было размещено 100 ракет в 3 фунта весом каждая. Вокруг всей скалы были заготовлены огненные фонтаны. Около 9 часов вечера стали зажигать огонь. Сначала раздались удары нескольких бураков, затем загорелись герб и вензель его царского величества. Зрелище был чудное: из столбов и из глобуса выходило невероятное число огненных шаров, змеек и пр.; огромное количество огня появилось из трезубца и рогов тритона, а из восьми ваз, или урн, без счета извивались ракеты и другие виды огненной потехи. Сверх того, были сожжены невиданные по красоте водяные бураки, извергавшие столько ракет и змеек, что ослепляли глаза зрителей. Короче сказать, в течение 42 минут, пока продолжался фейерверк, весь намеченный эффект вполне удался, и все произошло в строгом порядке, который простирался до малейших подробностей представления»[972].

Этот фейерверк, для которого, по обычаю того времени, потребовалось целое сложное архитектурное сооружение в смешанных стилях, с классической триумфальной аркой и глобусом, приобретением науки XV в. на ней, с колоннами, урнами, мифологическими изображениями и средневековыми гербами, где статуи Марса и Геркулеса поддерживали щит с изображением Георгия Победоносца, нашел себе красноречивого описателя в «Статейном списке». «Августа в 19 день, — читаем мы там, — по прошению амстрадамских бурмистров, великие и полномочные послы смотрели из особого дому нарочных, устроенных для них огнестрельных вещей, которые учинены на воде на ботах: четыре столба, наверху глобус, по всем углам дива морские, в средине орел двоеглавой великой, у которого на грудях и на персях написано латинскими словами: „великий царь Петр Алексеевич да живет“; по обе стороны орла два мужа на четвероугольных столпах, пониже пазнахтей орла стоял герб галанской, да около множество сосудов, в которых многие и великие ракеты, которые горели зело стройно и порядочно, и многие из себя разноцветные огни выдавали; и верховые ракеты зело добры и высокие были»[973]. Зрелище привлекло множество народу. «Собралось столько народу, — пишет Ноомен, — что произошла страшная давка. На втором мосту, считая от „Дуле-на“, т. е. на мосту у Ресланда, разорвали цепи, на которых держались перила; многие упали в Бурхвал (Burgwal — канал, впадающий в реку Амстель), и некоторые утонули. Через день или два я сам видел, что верхний край крепких железных перил моста Полумесяца от напора народа был выгнут почти на фут»[974].

Но за обедом и за фейерверком Петр чувствовал себя беспокойно и едва сидел. Дело в том, что как раз в тот же день, 19 августа, происходило заседание правления Ост-Индской компании и состоялось определение о принятии «знатной особы, проживающей incognito», на верфь, об отводе для ее жительства находящегося на самой верфи дома канатного мастера; а для того чтобы эта особа могла пройти всю постройку корабля с самого ее начала, директора постановили заложить особый новый фрегат. Это определение директоров Ост-Индской компании от 19 августа сохранилось. «Лейтенант ван-дер-Гульст (переводчик Петра в Голландии), — значится в нем, — введенный в собрание, объявил от имени Великого посольства московского, что знатная особа, пребывающая здесь incognito, желала бы провести некоторое время на верфи компании при сооружении судов и при других работах; вследствие чего просил приготовить для жительства ее дом канатного мастера и заложить новый фрегат в удовольствие высокопомянутой особы. По совещании благопризнано изъявить на то полное согласие; о закладке же и постройке фрегатов отписать строительным камерам, поручив господину Витзену спросить высокоименованную особу, в каком размере желательно ей видеть строение фрегата, на 130 или на 100 футах; и если для нее все равно, то компания признает за лучшее заложить фрегат в 100 футов длиной»[975].

Известие об этом постановлении царь получил во время обеда. Он не мог, рассказывает Схельтема, скрыть своей радости, с нетерпением ждал окончания обеда и последовавшего за ним роскошного фейерверка, и едва только погасли его последние огни, как он объявил о своем непременном желании ехать сейчас же в Саардам, чтобы взять там свои вещи и инструменты и перебраться немедленно на Ост-Индскую верфь. Как ни убеждали его послы и бургомистры не делать этого, не подвергаться опасности в ночной темноте, все было напрасно. И в этом эпизоде, подобно другим, мы можем наблюдать, как у Петра вспыхнувшая искрой мысль тотчас же, в тот же момент, зажигала, воспламеняла его волю, а воля так же немедленно переходила в действие, не считаясь ни с какими преградами, — все это с быстротой как бы выстрела из орудия, после того как искра пистона воспламенит порох. Его желания поэтому недостаточно характеризовать эпитетом «горячие», их надо называть не иначе, как огненными. Пришлось посылать в ратушу за ключами от портовой заставы, опустили подъемный мост, и Петр вышел из залива в 11 часов ночи. В час пополуночи он был уже в Саардаме, уложил в буер свои вещи, расплатился с хозяином Герритом Кистом за квартиру, причем, по свидетельству Ноомена, платил крайне скупо: женщине, которая занимала заднюю комнату в домике Киста и уступила ее Петру, а сама пошла жить к своему отцу, он дал за это всего 7 гульденов[976]. Рано утром 20 августа он вернулся в Амстердам прямо на Ост-Индскую верфь, где и поселился. «Перебирались на Ост-Индской двор», — как отмечено в «Юрнале» под 20 августа. К этому числу или к 21 августа и следует относить заметку «Статейного списка», ошибочно помещенную в нем под 19 августа, что «были великие и полномочные послы на Ост-Индском дворе Преображенского полку у начальных людей для того, что они в тот дом приехали для учения морского дела»[977]. Этот визит посольства к Петру на Ост-Индскую верфь и был, вероятно, сделан по случаю новоселья и начала работы. Может быть, в связи с этим визитом по поводу новоселья на Ост-Индском дворе следует поставить статью расхода, занесенную в посольскую расходную книгу под 21 августа: «Александру Кикину (волонтеру) для строения водки на покупку трех котлов и на раманею и на анис дано 33 золотых»[978].